DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18037 Нормативно-ретроспективный анализ типологических особенностей политической преступности Regulatory retrospective analysis typological features of political crime Квон Даниил Андреевич, доцент кафедры государственного управления и социальных технологий МАИ (НИУ), кандидат политических наук, доцент, 125080, Москва, ул. Панфилова, д.20, кв. 6205, тел. 8(926)5952742; e-mail: docentkvon@yandex.ru Kvon Daniil Andreevich, Associate Professor, Department of State administration and social technologies of MAI (NRU), PhD […]
УДК 336.717 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18036 ИНТЕГРАЛЬНАЯ ОЦЕНКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ INTEGRATED ASSESSMENT OF ECONOMIC SECURITY OF THE KIROV REGION Давыдова Юлия Владимировна, кандидат экономических наук, доцент, Вятская государственная сельскохозяйственная академия, г. Киров Davydova Ju.V., candidate of economic Sciences associate professor, Vyatka state agricultural Academy, Kirov Аннотация: Обеспечение экономической безопасности региона и преодоление внешних и внутренних […]
УДК 330.16 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18035 АНАЛИЗ ОСНОВНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ И ПРОГНОЗИРОВАНИЕ РАЗВИТИЯ ПРОИЗВОДСТВА ЯИЦ В КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ THE ANALYSIS OF TOP TRENDS AND FORECASTING OF DEVELOPMENT OF DAIRY CATTLE BREEDING IN THE KIROV REGION Давыдова Юлия Владимировна, кандидат экономических наук, доцент, Вятская государственная сельскохозяйственная академия, г. Киров Davydova Ju.V., candidate of economic Sciences, associate professor, Vyatka state […]
УДК 332.3 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18034 Применение ГИС-технологий при инвентаризации земель сельскохозяйственного назначения The use of GIS technology in the inventory of agricultural land Федоринов Александр Васильевич, кандидат сельскохозяйственных наук, доцент, Государственный университет по землеустройству Fedorinov A.V., ezdok1@bk.ru Сорокина Ольга Анатольевна, кандидат экономических наук, доцент, Государственный университет по землеустройству Sorokina O.A., sorokinaoa81@gmail.com Дуплицкая Елена Анатольевна, кандидат экономических […]
УДК 331.5:338.24 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18033 ОРГАНИЗАЦИЯ СЛУЖБЫ НОРМИРОВАНИЯ И ОПЛАТЫ ТРУДА В АГРОПРОМЫШЛЕННЫХ ФОРМИРОВАНИЯХ ORGANIZATION OF SERVICE RATIONING AND WAGES IN AGRICULTURAL ORGANIZATIONS Свечникова Татьяна Михайловна, старший преподаватель кафедры организации аграрного производства, Пермский государственный аграрно-технологический университет имени академика Д.Н. Прянишникова, г. Пермь Svechnikova T.M., dobroe5@yandex.ru Аннотация: В статье рассматриваются модели организационной структуры формирования службы нормирования и […]
УДК 94 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18032 ОСОБЕННОСТИ СНАРЯЖЕНИЯ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ КВАНТУНСКОЙ АРМИИ В ПЕРИОД СОВЕТСКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ 1945 Г. И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ПОВСЕДНЕВНОСТЬ С.В. Тарасов, аспирант, кафедра всеобщей истории, Тверской государственный университет, кафедра всеобщей истории, г. Тверь, Россия Аннотация: Статья посвящена особенностям снаряжения военнослужащих Квантунской армии в период советско-японской войны 1945 года. Наиболее подробным образом подвергнуты описанию все […]
УДК 331.526 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18031 ПРОБЛЕМЫ ЗАНЯТОСТИ МОЛОДЁЖИ В РЕСПУБЛИКЕ АРМЕНИЯ YOUTH EMPLOYMENT ISSUES IN THE REPUBLIC OF ARMENIA Никогосян Марине Грандиковна, кандидат экономических наук, доцент, Армянский Государственный Экономический Университет (АГЭУ), г. Ереван, Республика Армения Карапетян Лусине Вааговна, кандидат экономических наук, доцент, Армянский Государственный Экономический Университет (АГЭУ), г. Ереван, Республика Армения Nikoghosyan M.H., grandmarine@gmail.com Karapetyan L.V., […]
DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18030 ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ИНВЕСТИЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕСПУБЛИКИ БУРЯТИЯ THE MAIN DIRECTIONS OF DEVELOPMENT OF INVESTMENT ACTIVITY IN THE REPUBLIC OF BURYATIA Митрофанов Илья Леонидович, Байкальский институт природопользования Сибирского отделения Российской академии наук (БИП СО РАН), аспирант, E-mail: mitrofanov.ilja@yandex.ru Mitrofanov I.L, Baikal Institute of Nature Management Siberian branch of the Russian Academy of sciences (BINM […]
УДК 331.56 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18029 Проблема безработицы и пути ее решения (на примере Оренбургской области) The problem of unemployment and ways to solve it (on the example of Orenburg region) Круталевич Марина Геннадьевна, кандидат экономических наук, доцент кафедры государственного и муниципального управления, ФГБОУ ВО «Оренбургский государственный университет», e-mail: mgkrut@mail.ru Гольченко Анна Юрьевна, ФГБОУ ВО «Оренбургский государственный […]
DOI 10.24411/2413-046Х-2019-18028 Экспорт чая в мире The export of tea in the world Смоленцева Елена Викторовна,старший преподаватель кафедры экономики и менеджмента, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Вятская государственная сельскохозяйственная академия», РФ, г. Киров Smolentceva Elena,senior lecturer of the Department of Economics and management, Federal state budgetary educational institution of higher education “Vyatka state […]
Нормативно-ретроспективный анализ типологических особенностей политической преступности
Regulatory retrospective analysis typological features of political crime
Квон Даниил Андреевич, доцент кафедры государственного управления и социальных технологий МАИ (НИУ), кандидат политических наук, доцент, 125080, Москва, ул. Панфилова, д.20, кв. 6205, тел. 8(926)5952742; e-mail: docentkvon@yandex.ru
Kvon Daniil Andreevich, Associate Professor, Department of State administration and social technologies of MAI (NRU), PhD of political science, associate Professor, 125080, Moscow, st. Panfilova, 20- 6205, tel. 8(926)5952742; e-mail: docentkvon@yandex.ru
Аннотация: В статье обосновывается уникальность и актуальность такого политико-правового феномена как политическая преступность. Приведены исторические факты иллюстрирующие проявление политической преступности. Предлагается этимологический, нормативный и исторический анализ подобных явлений. Также, статья содержит типологический анализ и детальную классификацию политических преступлений.
Summary: The article substantiates the uniqueness and relevance of such a political and legal phenomenon as political crime. Historical facts illustrating the manifestation of political crime are given. Etymological, normative and historical analysis of such phenomena is proposed. Also, the article contains a typological analysis and a detailed classification of political crimes.
Ключевые слова: политическая преступность, электоральные девиации, политическая коррупция, бюрократическая преступность, государственная измена, властно-антинародная преступность, девиантное политическое поведение.
Key words: political crime, electoral deviations, political corruption, bureaucratic crime, treason, power and anti-people crime, deviant political behavior.
Традиционно проблема
преступности занимает одно из ведущих мест среди наиболее острых социальных
проблем. Одним из противоправных средств, используемых для достижения
политических целей, также, является совершение преступлений. В данном случае мы
говорим о «политической преступности», как собой общественно опасной форме
борьбы правящих или оппозиционных политических элит, партий, групп и отдельных
лиц за власть или за ее неправомерное удержание [1, с. 66]. Данный вид
преступлений представлял и представляет в настоящее время значительную угрозу обществу и является серьезным препятствием
для нормальной деятельности
государства, вызывая социальное недовольство и общественное напряжение. Политическая
преступность существовала в прошлом нашей страны, распространена она и сейчас.
Но по политическим причинам рассмотрению данного вида преступности ранее не
уделялось должное внимание, хотя его общественная опасность намного превосходит
тот вред, который наносит обычная уголовная преступность.
Политическая преступность, как и любое значимое и
многообразное явление в политической науке имеет множество форм своего
проявления. Многообразие этих форм порождает необходимость в типологическом
анализе и детальной классификации этого явления, для более точного понимания
сущности политической преступности, как политико-правового феномена. Разнообразность
форм проявления данного феномена дает нам возможность выстроить теоретическую модель его классификации
на различные типы, в качестве
которых можно выделить: а) властно-антинародную преступность; б)
бюрократическую преступность; в) антигосударственную преступность, г)
международную античеловеческую преступность.
Относительная самостоятельность их
существования требует специального анализа
их специфических свойств. В чем же они выражаются? Рассмотрение их в дальнейшем будет происходить в том же порядке,
в каком перечислены отмеченные разновидности политических преступлений.
Властно-антинародная преступность включает в
себя подсистему тех преступлений, которые
совершаются официальными представителями государства и направлены против
народа. Акции правительства и государственных чиновников по отношению к народу не всегда являются справедливыми. При
определенных условиях конкретные
должностные лица могут совершать и совершают политические преступления
против своего народа. Такая ситуация, как правило, складывается при
тоталитарном и авторитарном политических режимах.
Поэтому некоторые исследователи соответствующую разновидность политической
преступности тоже называют тоталитарной [2, c. 61.].
Структурно-аналитический подход
к рассматриваемой проблеме дает основание
предложить более точное и емкое обозначение анализируемой разновидности
политической преступности, которую можно назвать властно-антинародной [3, c. 39]. Согласно А.Ф. Кулакову, слово
«тоталитарный» применительно к политической преступности в
достаточной мере не высвечивает ее
специфику по отношению к другим видам уголовных правонарушений. Это становится
очевидным, если обратиться к толкованию
слова «тоталитарный» [фр. totalitaire Z лат. Totalis весь, полный, целый] [4, c. 614]. В этимологическом,
неполитическом значении этот термин издавна использовали
многие исследователи. В политический лексикон он введен в 20-х г. XX в., когда официально стали говорить о тоталитаризме
как о негативном политическом
государственном режиме, характеризующем как фашистский порядок в Германии, так и советский политический
строй в СССР.
Применительно к политической
преступности слово «тоталитарный» справедливо указывает на невиданное в истории
внесудебное зачисление в состав ее носителей огромного количества людей всех
слоев населения, даже целых народов. Однако
слова «весь», «полный», «целый» способны стать причиной неправильного понимания тоталитарной преступности.
Можно прийти к выводу, что полнота
тоталитарной преступности характеризуется такой обширностью, что она поглощает
собою все политические преступления и является, таким образом, не расчлененной подсистемой уголовных правонарушений. Иначе говоря, в данном случае провоцируется мысль
о том, что в условиях тоталитарного
политического режима других видов политической преступности просто не существует. Конечно, с таким выводом
нельзя согласиться.
Кроме того, современная
российская практика показывает, что политические преступления власти в
отношении народа имели место не только при тоталитарном советском режиме, но и
в недавнем прошлом нашей страны. В начале 1999 года, комиссией Государственной
Думы по импичменту Президента РФ Бориса Ельцина было обнародовано заключение,
содержавшее пять пунктов обвинения, предъявляемого Президенту РФ: незаконное
подписание Беловежских соглашений, расстрел Белого дома осенью 1993 г., развязывание первой
Чеченской войны в 1994 г.,
развал российской армии, геноцид российского народа. Все это, по мнению
депутатов Государственной Думы, свидетельствует о нарушении Президентом РФ
пункта 2 статьи 80, которая возлагает на Президента РФ обязанности гаранта
Конституции. Таким образом, Президент обвинялся не только в антинародном, но
еще и в антиконституционном правлении.
Термин
«властно-антинародный» является более точным, поскольку
он выразительнее отражает особенности данной разновидности политической преступности, которые отсутствуют в других формах ее проявления.
Термин «властный» указывает на
то, что политическая преступность исходит от
государственных структур, которые в действительности призваны создавать
конструктивные условия для эффективной борьбы с общественно опасными деяниями
людей. Известно, что политические репрессии непосредственно были связаны с
правоохранительными органами советского государства,
которые часто не защищали права человека, а беззастенчиво их нарушали. Аким образом сама власть, в конечном счете, действовала против
самой себя, ибо политические репрессии были направлены против народа, что постепенно и неуклонно сужало социальную базу государства и вело его к ослаблению. Логическим следствием такого процесса являлось перерождение государственного аппарата, поскольку его преступные действия оставались просто
безнаказанными.
Властно-антинародная преступность
включает в свое содержание основные признаки тоталитарной
преступности, хотя отдельные из них требуют своего
существенного уточнения. Речь идет об использовании противоправного насилия, направленного против народа (населения). Известно, что
насилие может быть физическим и психическим, организованным и стихийным.
Властно-антинародная политическая преступность неразрывно связана с организованным
насилием над людьми, ибо оно носит массовый характер и опирается на деятельность официально признанных учреждений государства. Организованное насилие тесно сопряжено с жесткими субординационными отношениями между высшими должностными лицами органов государственной власти и их подчиненными. В то же
время трудно согласиться с категорическим утверждением, что соответствующие
уголовные правонарушения являлись в принципе
безнаказанными с позиций национального законодательства.
Видимо следует сказать иначе: в уголовном советском законодательстве
не было четко выраженных определений тоталитарной, а также властно-антинародной политической преступности. Что касается привлечения
к юридической ответственности за властные антинародные преступления, то она могла быть осуществлена в целом
ряде случаев по другим статьям
уголовного законодательства, что в правоприменительной практике, как
правило, не наблюдалось.
Таким образом,
властно-антинародная политическая преступность характеризуется следующими
признаками: а) субъектами преступности выступают должностные лица органов
государственной власти; б) жертвой преступлений становятся значительные слои
населения; в) по отношению к народу применяется
организованное насилие, осуществляемое с помощью официально признанных органов государства; г) утверждается декриминализация соответствующих общественно опасных деяний, характеризующих сознательный
и бессознательный пробел в уголовном законодательстве; д) имеет место произвольность в определении наказуемости ряда уголовно-правовых деяний,
которые таковыми не должны считаться.
Бюрократическая преступность. Данная группа преступлений А.Ф. Кулаковым включается в состав властно-антинародной преступности[5, c. 160-164]. С данным подходом нельзя согласиться, так как данные группы преступлений имеют серьезные различия. Жертвой властно-антинародных преступлений является народ (население) страны посредством применения к нему мер организованного насилия. Бюрократическая преступность, как правило, проходит в безнасильственной форме и имеет согласительный характер, так как удовлетворяются интересы обоих субъектов. Властно-антинародная преступность осуществляется во имя государственных интересов, в то время как бюрократическая политическая преступность реализуется для достижения личных корыстных целей, и всегда носит антигосударственный характер. Можно говорить лишь о некотором сходстве субъектов преступлений, однако в качестве субъектов властно-антинародных преступлений, наряду с должностными лицами могут выступать и соответствующие государственные органы, в то время как субъектами бюрократических преступлений являются только должностные лица. Также различается и их политическая мотивация: в первом случае субъекты осуществляют своё поведение в рамках государственной идеологии, во воротом случае – руководствуются целями извлечения собственной выгоды, и действуя вне государственной идеологии.
Основной разновидностью бюрократической
преступности является политическая коррупция. В
качестве разновидности девиантного политического поведения коррупция известна с
давних времен. Пожалуй, первым термин «коррупция» применительно к политике
употребил еще Аристотель, определяя тиранию
как коррумпированную (неправильную, «испорченную») форму монархии. О
ней писали Макиавелли, Руссо и многие другие мыслители. В XX веке
из-за роста масштабов политической преступности, в том числе политической коррупции, эта проблема приобрела особую значимость.
Современная
западная политология достигла немалых успехов в научном анализе результатов
политической коррупции, поскольку здесь существует более десятка ее
определений. Их объединяет мысль о том, что девиантное политическое поведение,
выражающееся в коррупции, характеризуется в нелегитимном использовании
господствующей политической элитой государственных ресурсов в целях укрепления
своей власти или личного обогащения. Однако западный законодатель тоже не спешит с
решением вопроса достаточно обоснованного
определения политической коррупции
как проявления бюрократической преступности. Анализ Уголовного кодекса Испании, нового Уголовного кодекса Франции и некоторых других законодательных источников
показал, что термин «коррупция» еще
не заняла своего должного места в их понятийно-категориальном аппарате.
Слово
«коррупция» до сравнительно недавнего времени употреблялось, когда речь шла о продажности должностных лиц и политических деятелей в буржуазных странах, что не считалось характерным для социалистических
государств. Такой смысл рассматриваемого термина вошел и в словари иностранных
слов, а также в некоторые учебники и учебные пособия [6, c.
438-468; 7, c. 313]. Существует мнение, что «коррупция» — это то, что давно называют взяточничеством. Отождествление данных различных антиобщественных
деяний можно найти и в уголовном законодательстве западных стран [8, c.
419-427].
Известная близость названных
общественных явлений не дает основания для их
полного отождествления. Коррупция может быть средством обеспечения не только корыстного, но политического интереса. У них нередко
отмечается двойная мотивация, обеспечивающая сверхдоходы и власть ради их
сохранения и приумножения. В случае коррумпированности государственных
служащих, а тем более в масштабной форме, граждане фактически утрачивают
государственный аппарат, который должен служить им верой и правдой, ибо он
превращается в нечто другое, противоположное по своему назначению, поскольку налогоплательщик (народ) потерял над ним
контроль. Таким образом, официальные государственные структуры перестают
выполнять свои политический функции и утрачивают легитимность. Проведенные политологические исследования подтверждают тенденцию к
коррумпированности власти в современной России. Так 87% опрошенных высказали
мнение, что люди, вошедшие во власть,
решают личные проблемы либо проблемы
тех людей, которые привели их к власти или платят им [3, c. 45].
Немало отечественных и зарубежных
ученых вполне определенно подчеркивают, что коррупция в ряде
случаев носит политический оттенок. Вместе с тем,
политическую коррупцию как самостоятельный подвид рассматривают довольно редко. Свидетельством этому может служить тот факт, что до недавнего времени в изданной в России справочной литературе понятие «политическая коррупция» либо отсутствует, либо упоминается в общем плане как
одно из проявлений политической преступности.
По нашему мнению, политическая
коррупция реально существует, и ее относительная самостоятельность как особого
вида политической преступности характеризуется рядом
признаков, основными из которых являются следующие.
Во-первых, в основе политической
коррупции лежит неофициальный обмен ресурсами между властными элитами и другими
структурами общества. В распоряжении правящей элиты
находятся основные виды государственных ресурсов:
символические (государственный гимн, флаг, герб и другие знаки государственной символики) и административные (контроль за государственной экономикой и непосредственное распоряжение материальными
ресурсами).
Во-вторых,
признаком политической коррупции выступает взятка как разовый акт (bribery) или подкуп (покупка) политика на
длительный срок (graikt) [9, c. 54-68]. Нередко политическая коррупция как основной
элемент бюрократической преступности
сопровождается лоббированием при принятии
нормативно-правовых актов в интересах заинтересованной властвующей элиты.
В-третьих, необходимым свойством
политической коррупции является наличие политической мотивации и
соответствующей целевой установки. Поэтому подчеркиваем еще раз, что политическая
коррупция и взяточничество, предусмотренное ст. 290, 291 УК РФ — это не одно и
то же. Если последнее не сопровождается политической мотивацией, то субъект
данного антиобщественного деяния нельзя считать
носителем политически коррумпированного преступления.
К другим формам проявлениям
бюрократической преступности можно отнести бюрократический «рэкет». Данное
антиобщественное деяние выражается в вымогательстве материальных средств у коммерческих структур для их «переброски» в иные
предпринимательские организации, политические партии,
общественные фонды и к другим адресатам, не
связанных с прямой личной выгодой. Политический
оттенок данной разновидности девиантного поведения довольно рельефно проявляется в противозаконных фактах предоставления государственных
финансовых и материальных ресурсов в избирательные фонды отдельных претендентов, реализующих политическую идею «вхождения
во власть».
Бюрократическая
преступность независимо от ее политического или корыстного характера и форм проявления является наиболее латентным видом преступности, что неоднократно подчеркивалось в специальной литературе [10 c. 30;
11, c. 68]. Она носит конфиденциальный и согласительный
характер, и, как правило, не влечет за собой жалоб
в правоохранительные органы, так как обе стороны данного деяния оказываются взаимоудовлетворенными в своих интересах и достигают поставленных
перед собой целей.
Современные статистические
сборники по состоянию преступности в России вообще
не выделяют бюрократическую преступность. Еще сложнее обстоит дело с данными о
лицах, осужденных за бюрократические политические
преступления. Их число очень незначительно, выражается десятками, если не
единицами человек. Их нельзя выделить из общего числа осужденных за должностные
политические преступления, так как в судебной статистике государственные
служащие отдельно не учитываются, тем более те из них, которые совершили
коррупционные или иные бюрократические преступления по политическим мотивам.
Наибольший всплеск бюрократической преступности, в особенности политической коррупции, происходит во время подготовки ипроведения выборов. По данным Генеральной
прокуратуры Российской Федерации только во время подготовки и проведения
выборов в органами государственной власти различных уровней возбуждено и расследовано 305 уголовных дел по фактам совершения соответствующих преступлений в 40 регионах Российской Федерации [12, c. 7].
Следующей
разновидностью политической преступности является подсистема антигосударственных уголовных правонарушений [13, c.
42-47], в состав которых, прежде всего, входят:
государственная измена (ст. 275 УК РФ); шпионаж (ст.
276 УК РФ); посягательство на жизнь государственного или общественного
деятеля (ст. 277 УК РФ); насильственный захват власти или насильственное удержание власти (ст. 278 УК РФ);
вооруженный мятеж (ст. 279 УК РФ); публичные призывы к насильственному
изменению конституционного строя
Российской Федерации (ст. 280 УК РФ); диверсия (ст. 281 УК РФ); возбуждение
национальной, расовой или религиозной вражды (ст. 282 УК РФ); разглашение
государственной тайны (ст. 283 УК РФ).
Родовым признаком перечисленных
преступлений является их противоположная социальная направленность интересам
государства. По своему субъектному составу
рассматриваемая разновидность политической преступности
выражает собой антиобщественные деяния неофициально действующих государственных органов. Прежде всего, этим
она отличается от властно-антинародной
и бюрократической преступности, где ее носителем становятся учреждения и организации
самой публично действующей государственной власти. Однако, в своём родовом
признаке антигосударственная преступность схожа с бюрократической
преступностью, так как бюрократическая преступность преследует личные интересы
в ущерб государственным. Антигосударственная направленность как родовой
признак явно или неявно, но во всех случаях обязательно должна быть выражена в
соответствующих терминах, с помощью которых обозначаются соответствующие
конкретные составы преступлений. К
сожалению, наш законодатель не всегда выдерживает это требование.
Наиболее ярко такое отступление
проявилось в государственно-правовой
категории «государственная измена». Ранее, в УК РСФСР 1960 г. использовалась другая терминология для
обозначения аналогичного состава преступления,
поскольку он обозначался «измена Родине». Ныне действующий УК РФ
отказался от такого словоупотребления и счел более приемлемым отдать предпочтение понятию «государственная
измена». Наш анализ данного вопроса
дает нам основание критически подойти к отмеченной трансформации
указанных терминов.
В ныне
действующем УК РФ законодатель снимает слово «родина» при юридическом определении измены, что, на наш взгляд, является вполне справедливым, ибо указанное понятие относится к системе нравственно-политических и географических категорий. Этимологический смысл его сводится к таким лексемам: «отечество», «родная страна», «место рождения», «место возникновения чего-нибудь» [14, c. 673]. Язык
закона специфичен, ему должно быть свойственно: адекватность
отражения содержания понятия, смысловая однозначность, логическая соотносимость
рассматриваемого термина с другими соответствующими родовыми терминами.
Однако слово
«родина» не обладает перечисленными свойствами. Отсутствует его логическая соотносимость с понятием «государство», т.к.
оказывается, что по своему содержанию первое шире второго, а не наоборот. В целом глава первая Особенной части УК РСФСР называется: «Государственные преступления», но это название не является родовым по отношению к
понятию «измена родине». В самом деле, человек может изменить родину в смысле
перемены своего местожительства, но это не будет предательством интересов государства, а считается вполне правомерным поступком.
Поэтому
понятие «измена Родине» многоаспектно, так как имеет не только вышеотмеченный смысл, но и нравственно-политическое и юридическое
значение. Не всегда экономические, политические, нравственные действия и поступки по отношению к родине приобретают правовое звучание и соответствующие
последствия, выраженные в юридической ответственности.
В то же время,
терминологическая трансформация термина «измена Родине» на «государственную
измену» не решает полностью возникшую проблему.
Повторяется та же ошибка, о которой мы уже говорили ранее, но уже применительно к особому составу специфической разновидности политической
преступности. Измена всегда есть перемена отношения субъекта к объекту.
Термин «государственная» провоцирует правоприменителя на то, что носителем измены выступает государство в
целом. В этом случае возникает
вопрос: кому оно изменяет, самому себе, обществу, народу или отдельному человеку и гражданину. Уяснение смысла
соответствующей ст. 275 УК РФ говорит о том, что изменяет не само по себе
государство, а гражданин нашего
общества, так как оказывает помощь иностранному государству, иностранной
организации в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности
Российской Федерации.
Тем самым
такую антиобщественную деятельность нельзя называть государственной изменой,
поскольку государство не может ставить цель вести враждебную деятельность в ущерб своей внешней безопасности, ибо это означало бы совершение таких акций, которые, в конце концов, привели бы
его к гибели. Следовательно, измена исходит от
физического лица, гражданина, враждебная деятельность которого
направлена против государства. Соответствующим образом нужно и обозначить
рассматриваемый специфический состав
преступления: «измена государству», что придаст состояние адекватности
названию разд. X УК РФ, обозначенного «Преступления против государственной
власти».
В этом отношении показательно,
что в настоящее время в уголовном законодательстве
западных стран слово «государственная» применительно к термину «измена» не применяется вообще, в частности, в новом Уголовном
кодексе Франции (кн. IV, гл. 1, раз. 1) называется: «Об измене
и шпионаже» [15, c.
143]. Нечто подобное наблюдается и в Уголовном кодексе
Испании, где гл. 1, раз. XXIII тоже обозначена формулировкой «Об
измене» [8, c. 176]. Представляется, что указанное словоупотребление не
случайно, ибо оно имеет своей целью устранить возможную неоднозначность
истолкования соответствующей нормы, если в стилистическом изложении термин
«измена» сочетать со словом «государственная».
Другие антигосударственные
деяния, составляющие вторую разновидность политической преступности, нередко
не содержат явную языковую противоположность
терминов, открыто фиксирующих их
субъектно-объективную противоречивость. Вместе с
тем, это не означает исчезновение антиномичности
реальных общественных отношений, которые они отражают. К ним относятся политические преступления, обозначаемые с помощью следующих
категорий: «шпионаж», «посягательство на жизнь
государственного или общественного деятеля», «насильственный захват власти или насильственное удержание власти»,
«вооруженный мятеж», «публичные
призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской
Федерации» и другие.
Явное языковое выражение
несовместимости субъектно-объектных отношений в названиях
вышеперечисленных составах преступлений не просматривается,
но она не отсутствует вообще, ибо определяется в содержании соответствующих
юридических норм. К примеру, ст. 277 УК РФ указывает: «Посягательство на жизнь
государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения
его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую
деятельность (террористический акт), —
наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением
свободы». Здесь социально
конфликтная противоположность действий субъектов определена сущностью данного законоположения. Слово
«посягательство» в сжатой форме выражает отрицательный смысл, так как оно
определяет негативные деяния, характеризуемые
попыткой причинить вред, ущерб, кому или чему-нибудь [14, c. 561].
Автору могут
возразить: конфликтная противоположность социальных деяний определена содержанием нормы, говорящей о специфике измены как особого проявления политической преступности. Да, это действительно
так. Как мы подчеркивали ранее, все становилось бы на свои собственные места,
если бы слово «государственная» отсутствовало или не стояло бы впереди
термина «измена». Указанная словесная связка искажает действительные конфликтные субъектно-объектные отношения
в содержании рассматриваемого политического преступления. Это становится
очевидным, если мы осуществим
операцию логической постановки термина «государственный» впереди отмеченных
категорий, характеризующих некоторые
другие составы антигосударственной преступности. В итоге получаются следующие
выражения: «государственный шпионаж», «государственное посягательство на жизнь политического или
общественного деятеля», «государственный насильственный захват власти или
ненасильственное удержание власти»,
«государственный вооруженный мятеж» и т.д., и т.п.
Логическое
отражение соответствующих общественных отношений становится
принципиально иным и приобретает немалые элементы абсурдности или выражения другой разновидности политической преступности, которую
мы ранее обозначили как властно-антинародную, свойственную авторитарному и тоталитарному государственному режиму. Но это не
соответствует действительному положению вещей, ибо
современное российское общество ставит задачу
утверждения социального, демократического правового государства.
Антигосударственная политическая
преступность исходит от индивидов, социальных групп людей,
входящих в состав населения той или иной страны.
Поэтому ее специфическим свойством выступает особый субъект, которым является
физическое лицо. Им не может стать юридическое лицо, ибо такие организации осуществляют виды деятельности, не запрещенные
законом (ч.1 ст.48, ГК РФ). Именно поэтому преступные политические организации,
занимающиеся антиобщественной деятельностью, запрещенной уголовным законом, не могут получить
соответствующее разрешение (лицензию)
на ее продолжение, развертывание и распространение в обществе.
Наказание политического
преступника есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору
суда, которая является также действием физико-психического свойства,
не применимая к юридическому лицу. Последнее
не может быть подвергнуто смертной казни, обязательным исправительным работам, отправлено в места тюремного
заключения, ибо страдательные последствия,
которые они несут с собой, может ощущать человек как физическое лицо.
Третьей разновидностью политических
противозаконных деяний является международная античеловеческая преступность,
охватываемая ст., 353 — 360 гл. 34 УК РФ, называемой: «Преступления против мира
и безопасности человечества». Изначально данная группа политических преступлений была
определена как «антивсечеловеческая» преступность [13, c.
42-47], справедливо полагая, что термин «антивсечеловеческая(ий)» допустим, ибо он
логически вытекает из содержания названия отмеченной главы УК РФ, так как слово
«против» равнозначно термину «анти». Рассмотрение
данной разновидности политической преступности производилось преимущественно в криминологическом аспекте,
оставляя в стороне целый ряд важных моментов, относящихся к политологической характеристике конкретных
составов преступлений, являющихся
внутренне неизбежными компонентами международной античеловеческой преступности. По нашему мнению, определение
«антивсечеловеческая» не в полной мере отражает сущность рассматриваемого
явления, так как «всечеловеческое», «всечеловеческий» является больше
философской категорией, и, как следствие, при подходе к определению этой группы
политических преступлений с данной позиции размываются границы между похожими
деяниями, квалифицирующимися как властно-антинародные преступления. Такие деяния как государственный геноцид,
уничтожение социальных групп и целых народностей могут одновременно быть
отнесены и к властно-антинародным и к антивсечеловеческим преступлениям. По
нашему мнению, критериями разделения этих групп преступлений является их
национальный и международный характер. В политологическом аспекте, внутренняя
политика государства определяется через реализацию её различных направлений
внутри государства, через развитие национального политического процесса
(процессов). В условиях тоталитарного политического режима развитие
определённых направлений внутренней политики государства может выражаться в массовом уничтожении социальных групп,
приверженцев другой религиозной
веры, идеологии, и, даже целых народностей. Однако, несмотря на схожесть с
«антивсечеловеческими» преступлениями, данное девиантное поведение мы
относим к группе властно-антинародных преступлений, так как это есть ни что
иное, как преступления государства против своего народа. Международные
отношения, в политологическом аспекте, характеризуются совокупностью связей и
взаимосвязей между народами, государствами и системой государств. Таким
образом, деяния государств, организаций или отдельных лиц, создающие
международную угрозу коллективным правам или существованию социальных групп,
народов, наций, по нашему мнению, необходимо квалифицировать как международные
античеловеческие преступления.
Объектом
данной разновидности политической преступности являются основы цивилизованного, культурного, нравственно-политического человеческого существования, которое несовместимо с планированием, подготовкой,
развязыванием или ведением государствами агрессивной войны, соответствующими
публичными призывами к ее возникновению, производством или распространением оружия массового поражения, применением запрещенных средств и методов ведения войны, осуществлением геноцида и экоцида,
наемничеством людей для их использования в вооруженных конфликтах. Поэтому
уголовный закон запрещает такие действия под страхом строгого уголовного наказания. В перечисленных нецивилизованных формах социального
взаимодействия людей проявляется наиболее резко человеконенавистничество как
своеобразное отрицание человечности.
Человеконенавистничество — один
из принципов аморализма, политического и правового
нигилизма, обосновывающего угнетение, подавление и эксплуатацию человека вплоть
до оправдания крайних форм насилия, войн и массового уничтожения целых наций,
социальных групп и приверженцев другой религиозной веры.
В этом принципе нашли наиболее отчетливое выражение антигуманность и
несправедливость в оценке международного сосуществования людей.
Этим она отличается от трех
других рассмотренных разновидностей политической преступности.
Антигосударственная, антинародная и бюрократическая преступность в значительной мере характеризует уголовные посягательства на индивидуальные права человеческого существования (право на свободу, право на
жизнь, право на равенство всех перед законом, право на безопасность личности и т.д.). Уголовные преступления, направленные против индивидуальных
прав человека античеловечны, но не влекут за собой столь серьезной
общесоциальной угрозы, так как не имеют международного характера. Скажем,
террористический акт против жизни
государственного деятеля античеловечен, ибо он сопряжен с насильственным лишением жизни существа, одаренного волей и разумом.
При определенных условиях он может привести к гибели не одной тысячи людей, что произошло в США 11 сентября 2001 г.
Однако террористический акт против государственного
деятеля как особое проявление
антигосударственной преступности сам по себе не может приобрести вселенский
характер, поскольку его общественно опасные последствия ограничены во времени и социальном пространстве, ибо он не может привести к гибели целых народов. В отличие от
этого международно-антивсечеловеческая преступность многократно
увеличивает страдания целых народов, наций,
а развязывание агрессивной войны в современных условиях может привести
к гибели многих из них.
В основе гуманизма, в свою
очередь, лежит убеждение в безграничности
возможностей любого человека и его способности к совершенствованию, требование
свободы и защиты достоинства личности, идея о праве человека на счастье, на достойную жизнь, на удовлетворение
его потребностей и интересов.
Гуманизм вызывает объективную необходимость международно-правовой охраны и защиты его отмеченных свойств. Выражаясь
словами B.C. Соловьева, всечеловеческое нельзя утвердить и распространить с помощью
народных, однонациональных государственно-правовых усилий отдельной страны [16, c. 376]. В
этом смысле утверждение, защита и охрана гуманизма от
международно-антивсечеловеческой политической преступности не узконациональная и
региональная, а международная проблема.
Однако ход исторического
развития показывает, что ее официальное признание и
выражение в криминологическом и законодательно-правовом аспекте
протекали сложным и противоречивым путем. Теоретически и нравственно-психологически антигуманизм и человеконенавистничество
осуждались передовой и научной
общественностью неоднократно и давно. В отечественной юридической литературе
мы находим много специальных работ, внесших немалый вклад в мировую концепцию
ответственности за международные преступления [17, 18, 19]. Задача состоит в
том, чтобы накопленные идейно-теоретические предпосылки, соответствующие
наличные нормативно-правовые акты, творчески
переработав, воплотить в едином Кодексе о преступлениях против мира и
безопасности человечества. В 1991
г. Комиссия международного
права ООН разработала и приняла в первом чтении его проект, который разослан правительствам государств
для обсуждения. По вполне понятным причинам принятие Кодекса о
международных преступлениях против
человечества безусловно станет исторической вехой в борьбе с транснациональной
политической преступностью.
Здесь также может возникнуть
сомнение об уместности использования термина
«политическая» по отношению к данной разновидности международной античеловеческой преступности. Внимательное прочтение целого комплекса нормативно-правовых
актов, регулирующих ответственность за такие уголовные правонарушения, показало, что в нем не встречается словесно-логическое применение понятия «политическое» ко всем составам антиобщественных
деяний, характеризующих преступления против мира и безопасности человечества. В данном случае в процесс определения их особенностей вводятся другие категории: «война», «оружие массового поражения», «геноцид», «экоцид», «наемничество», «нападение на лиц или учреждения» и другие.
И все же представляется, что
отсутствие явного обозначения перечисленных преступлений в качестве
политических нельзя считать достаточным основанием
для их полного выведения из политики как особой сферы общественной жизни. Тут
нам снова придется вернуться к некоторым существенным свойствам политики, которые не исчезают в
категориальном аппарате преступлений против человечества, присутствуют в нем,
правда в скрытой, усеченной форме.
Известно положение о том, что политика
имеет дело прежде всего не с единицами, отдельными людьми, а с массами,
миллионами. Война, геноцид, экоцид неразрывно сопряжены с действиями,
направленными на полное или частичное уничтожение
национальной, этнической, расовой, или религиозной группы людей путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда
их здоровью. Может показаться, что это не относится к экоциду, сопровождаемого
массовым уничтожением растительного или животного мира, отравлением атмосферы или водных ресурсов, способных вызвать экологическую катастрофу. На этот счет тоже есть необходимые возражения,
поскольку возникновение экологической катастрофы
имеет немалый политический оттенок.
Примером
экоцида может служить «тактика выжженной земли», которую применяли американские войска во Вьетнаме в 1970 — 1971 гг. В результате массированных бомбардировок территории Вьетнама были сожжены леса, заражены химическими веществами водоемы, культурный слой земли навсегда либо надолго вышел из сферы хозяйственного пользования. Население
оказалось зараженным малоизвестными токсинами, первыми гибли дети. В
перечисленных античеловеческих деяниях Президента США и военных проявился и
политический аспект: стремление властвующей элиты США с помощью различных
средств физического подавления населения Вьетнама сломить его сопротивление и
утвердить здесь иной государственный политический режим.
Политическая сторона данного
проявления экоцида явственно выражается в характере субъекта, ибо в
данном качестве выступают высшие должностные
лица государства. Не случайно в двенадцати американских трибуналах и судах были возбуждены судебные
преследования против Президента США Р. Никсона и его военного министра М.
Лейрда. Наряду с этим целый ряд
американских юристов предъявил судебные иски против правительства в защиту молодежи, отказавшейся участвовать во
вьетнамской войне ввиду ее противозаконности
и очевидной политической реакционности.
Отмеченные разновидности политической преступности
являются по своему происхождению не только социальными, но и
политическими, так как их носителями выступают не просто люди наделённые волей
и сознанием действующие в общей системе общественных отношений, но и субъекты
девиантного поведения, направленного на захват, удержание и распределение государственной власти. Политическая
преступность как социально-политическое явление, не является чем-то однородным
и неделимым. Она может быть разделена на относительно самостоятельные группы. В
качестве таких групп могут быть выделены: антинародная, бюрократическая,
антигосударственная и международная античеловеческая преступность. Предложенная
классификация придает большую самостоятельность этим группам политических
преступлений, так как исходит из
политологического анализа данного явления.
Список литературы
Лунеев В.В.
Политическая преступность в России // Общественные науки и современность. 1999.
№ 4.
Кабанов П.А. К вопросу о понятии тоталитарной
преступности в советском государстве //
Следователь. 1998. № 5.
Кулаков А.Ф.
Политическая преступность: криминологический и правовой аспекты: Дисс. на
соиск. уч. ст. канд. юрид. наук. Рязань, 2002.
Современный
словарь иностранных слов: Ок. 20 000 слов. СПб., 1994.
Кулаков А.Ф.
Детерминации политической коррупции // Реагирование на преступность: концепция,
закон, практика. – М.: Российская криминологическая ассоциация, 2002.
Криминология:
Учеб. / Под ред. В.Н. Кудрявцева, В.Е. Эминова. М.,
1995.
Современный словарь иностранных слов.
Уголовный кодекс
Испании / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и Ф.М. Решетникова. М., 1998.
Governance,
corruption, & economic performance / George T. Abed, Sanjeev Gupta ed. –
Washington : Intern. monetary fund, 2002
Конев А.А. Основные
криминологические характеристики латентной преступности. Омск., 1980.
Лунеев В.В. Коррупция, учтенная и фактическая
// Государство и право. 1996. № 8.
Чурило А. Можно ли реагировать на факты, которых нет? // Рос.
газ. 1997. 9 окт
Кулаков А. Ф.
Понятие и основы классификации
политической преступности в отечественной политической криминологии//
Следователь.2002
Ожегов СИ. Словарь русского языка. 4-е изд., испр. и доп. М.,
1960
Новый Уголовный кодекс Франции
/Науч. ред. Н.Ф. Кузнецова, Э.Ф. Побегайло. М., 1993.
Соловьев B.C. Национальный вопрос в России //
Философская публицистика: В 2 т. 1,М.,
1989.Т. 1.
Трайнип Н.Н. Защита мира и уголовный закон. М., 1937
Трайнип Н.Н. Защита мира и борьба с преступлениями против человечества. М., 1956
Василенко В.Н. Ответственность
государств за международные преступления. Киев, 1976
