http://rmid-oecd.asean.org/situs slot gacorlink slot gacorslot gacorslot88slot gacorslot gacor hari inilink slot gacorslot88judi slot onlineslot gacorsitus slot gacor 2022https://www.dispuig.com/-/slot-gacor/https://www.thungsriudomhospital.com/web/assets/slot-gacor/slot88https://omnipacgroup.com/slot-gacor/https://viconsortium.com/slot-online/http://soac.abejor.org.br/http://oard3.doa.go.th/slot-deposit-pulsa/https://www.moodle.wskiz.edu/http://km87979.hekko24.pl/https://apis-dev.appraisal.carmax.com/https://sms.tsmu.edu/slot-gacor/http://njmr.in/public/slot-gacor/https://devnzeta.immigration.govt.nz/http://ttkt.tdu.edu.vn/-/slot-deposit-dana/https://ingenieria.unach.mx/media/slot-deposit-pulsa/https://www.hcu-eng.hcu.ac.th/wp-content/uploads/2019/05/-/slot-gacor/https://euromed.com.eg/-/slot-gacor/http://www.relise.eco.br/public/journals/1/slot-online/https://research.uru.ac.th/file/slot-deposit-pulsa-tanpa-potongan/http://journal-kogam.kisi.kz/public/journals/1/slot-online/https://aeeid.asean.org/wp-content/https://karsu.uz/wp-content/uploads/2018/04/-/slot-deposit-pulsa/https://zfk.katecheza.radom.pl/public/journals/1/slot-deposit-pulsa/https://science.karsu.uz/public/journals/1/slot-deposit-pulsa/ Московский экономический журнал 3/2019 - Московский Экономический Журнал1

Московский экономический журнал 3/2019

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-13018

Основные измерения кризисных явлений в развитии европейских интеграционных процессов

Рыбаков Андрей Вячеславович, профессор кафедры философии МАИ (НИУ), доктор политических наук, профессор. 125171, Москва, ул. Космонавта Волкова, д.3, кв.114, тел. 8(903)7705362; e-mail: rybackov@rambler.ru

Квон Даниил Андреевич,
доцент кафедры философии МАИ (НИУ), кандидат политических наук, доцент.

Аннотация: в статье анализируются основные социально-экономические и политические измерения современного состояния евроинтеграции. Делается вывод о том, что Европейский Союз переживает наиболее сложный  период за всю историю евроинтеграционного процесса, начиная с 1950-х годов. Разнообразие вызовов, которые сейчас стоят перед ЕС, их чрезвычайная масштабность и разносторонность дают основание говорить о системном кризисе евроинтеграционного процесса, который не является  случайностью, а выступает результатом длительного накопления предпосылок еще с периода триумфальной евроинтеграции.

Ключевые слова:  Европейский союз, экономический и валютный союз, евроинтеграция, евроскептицизм, еврозона, национализм, монетаристкая политика, экономический кризис.

Нынешний кризис европейской интеграции наступил вслед за периодом чрезвычайно интенсивного развития интеграционных процессов на протяжении почти четверти века, начиная с импульса, заданного принятием еще в середине 1980-х годов Единого Европейского акта, а затем Маастрихтского и Амстердамского договоров в 1990-х годах. Кульминацией этих процессов стало, с одной стороны, внедрение единой европейской валюты, интенсивное формирование валютно-экономического союза с распространением элементов политического союза, а с другой — беспрецедентное расширение ЕС до 28 членов, что превращало ЕС, наряду с США в глобального экономического субъекта.

Победная поступь евроинтеграции создала своеобразный климат евроэйфории, когда казалось бы, Вестфальская система международных отношений обособленных и самодостаточных национальных государств исчерпала себя и на замену приходит
если не европейская федерация, то, по крайней мере, какое-то новое политическое образование, базирующееся на делегировании наднациональным структурам значительной части полномочий национальных государств. Однако реальная жизнь продемонстрировала, насколько хрупкими могут быть такие представления о политике, когда
объективные условия глобального развития существенно меняются.

Мировой финансово-экономический кризис 2008-2009 годов положил конец периоду евроинтеграционного триумфа и убедительно показал, что в самой конструкции евроинтеграции есть серьезные дисбалансы и асимметрии. Глобальный кризис показал  всю относительность преимуществ крупных экономических пространств и то, что они могут быть не только стимуляторами социально-экономического развития, но и катализаторами социально-экономических проблем. Растущее осознание этого обстоятельства породило мощную волну нового европейского национализма.

Национализм в странах ЕС сегодня возрождается достаточно быстрыми темпами. Всплеск национализма дал толчок разработке различных концептов дезинтеграции, которые получили чрезвычайную политическую поддержку в результате комбинированного действия решения Великобритании выйти из ЕС и прихода к власти в США Администрации Д.Трампа с его политикой протекционизма и разрушения ряда существующих международных соглашений. Показательна в этом контексте также эволюция Польши и Венгрии — государств, которые в 1990-х годах были в авангарде
проевропейских постсоциалистических преобразований, а сегодня стали объектами обвинений со стороны руководящих органов ЕС в нарушении ряда европейских принципов и сторонами, против которых уже  инициируются санкции.

Но, пожалуй, не меньшую поддержку этому новому курсу оказывают те неоправданные надежды на евроинтеграцию, которые, как оказалось, были завышенными и породили заметное разочарование широких слоев населения стран Евросоюза в практических результатах развития и  падение общественного доверия к ключевым институтам ЕС. Это убедительно подтверждают регулярные социологические опросы «Евробарометра» (Eurobarometer). Несмотря на то, что в течение последних трех лет наблюдается постепенное восстановление доверия европейцев к институтам ЕС, однако восстановить его в полной мере и выйти на докризисный уровень 2007 года пока не удало.

Главным источником нынешних кризисных процессов в развитии ЕС стали значительные противоречия и асимметрии в механизмах еврозоны и в провозглашенной политике завершения формирования экономического и валютного союза. Сложившаяся в 1990-х годах модель европейской интеграции имела в качестве одной из ключевых идей реализацию концепции «оптимальных валютных зон» (optimum currency areas) Р.Манделла, что рассматривалось как мощный катализатор экономического роста, который действует из-за существенного снижения трансакционных издержек и устранения валютных рисков в условиях замены многообразия национальных валют на единую европейскую. При этом были проигнорированы сформулированные в научных исследованиях по этому вопросу [2, p.1009-1025] условия, при которых «оптимальная валютная зона» может действовать успешно. Эти условия предусматривают не только наличие беспрепятственной мобильности труда и капитала, гибкости цен и заработных плат на всем пространстве зоны единой валюты, но и присутствие системы фискальных трансфертов для преодоления эффектов мобильности факторов и нейтрализации негативных эффектов для менее развитых регионов зоны, а также наличие тесной связи между экономическими циклами стран-участниц. В рамках еврозоны монетарная политика не была подкреплена соответствующими механизмами фискального перераспределения и, таким образом, существенно отклонилась от указанных условий. К этому следует добавить, что в зону евро вошли страны с существенно отличными в структурном и институциональном аспектах экономиками. И в этих условиях не могла быть соблюдена ключевая монетаристская предпосылка — точное соответствие между денежным предложением и потенциалом роста экономики. Как отмечают авторитетные специалисты по макроэкономике [4, p.12, 19-20], унифицированный уровень процента в еврозоне порождает «асимметричные импульсы»  в странах, где уровень инфляции и роста отклоняются от средних величин. Более того, форсированное введение единой валюты породило асимметрию монетарно-фискального макроэкономического регулирования в государствах-членах еврозоны из-за того, что для национального государства становится невозможным использовать комбинацию монетарных и фискальных инструментов регулирования вследствие централизации функций монетарного регулирования на уровне Европейского
центрального банка и руководимой им европейской системы центральных банков.

Фактическая дезинтеграция классической системы национального
макроэкономического регулирования, которая возникает вследствие этого, привела к тому, что в национальной юрисдикции остались только бюджетно-финансовые инструменты регулирования. В то же время, лишенные возможности самостоятельно определять монетарную политику, государства-члены еврозоны уже не могут эффективно регулировать свой внешний баланс экономических операций, корректировать возникающие дефициты текущего счета в своем платежном балансе. Как следствие, в условиях одновременного нарушения и внутреннего, и внешнего экономического равновесия (именно такие явления были характерны в условиях глобального финансово-экономического кризиса 2008-2009 годов) у государства может не остаться другого выбора, как чрезмерно применять бюджетно-финансовые рычаги регулирования, что является прямым путем к росту финансовых дефицитов и государственных долгов, и в целом дестабилизации всей системы государственных финансов.

Централизация функций выработки монетарной политики в еврозоне привела к формированию усредненной политики для всех государств-членов — и сильных, и слабых. При этом  слабые в структурном и институциональном аспектах экономики (Греция и некоторые другие страны юга Европы) попадали в своеобразную ловушку, когда «лекарства», которые им прописывали органы монетарного регулирования ЕС вместе с МВФ, только ухудшали общую социально-экономическую ситуацию [3].

Но проблема заключается не только в трудностях макроэкономической балансировки структурно разнородных экономик в еврозоне. Углубление кризисных процессов в отдельных государствах-членах еврозоны породило далеко идущие последствия, выдвинув на авансцену дискуссии о возможности кризиса легитимности Европейского Союза. Так, один из наиболее авторитетных исследователей евроинтеграционных процессов в Германии  Ф.Шарпф (F.Scharpf) в этом контексте предупреждает, что Европейский валютный союз «стал системной причиной возникновения дестабилизирующих макроэкономических дисбалансов, и государства-члены обнаружили трудности или невозможность противодействовать этому с помощью инструментов, которые остались в их распоряжении.[5, p.2] Эти эффекты подорвали экономическую и фискальную стабильность некоторых членов экономического и валютного союза, что разрушило политические требования и ожидания такой степени, которая может трансформировать экономический кризис в кризис демократической легитимности». В этом же русле идут и выводы Нобелевского лауреата по экономике Дж.Стиглица (J.Stiglitz), содержащиеся в его исследовании «Как общая валюта угрожает будущему Европы».[6] Отсюда следует однозначный вывод, что проблема неадекватности механизмов функционирования еврозоны, которые объективно не учитывают существенных различий между государствами-членами в уровне экономического развития, зрелости институтов экономического регулирования и потенциала  конкурентоспособности, является ключевым дестабилизирующим фактором в развитии ЕС, который превращается в периоды глобальной нестабильности в мощный дополнительный канал макроэкономической дестабилизации в ареале относительно слабых членов еврозон.

Но это не единственный источник проблем для ЕС. Не последнюю роль в попадании Евросоюза в фазу кризиса сыграл процесс беспрецедентного расширения ЕС в 2004 году и последующие годы. Несмотря на длительный период институциональной подготовки к вступлению в ЕС, вновь принятые члены по уровню своего развития заметно уступали абсолютному большинству стран ЕС-15 (за исключением, Греции и Португалии). Нарастание гетерогенности в рамках социально-экономического пространства ЕС значительно усложнило условия выработки совместных политических решений в различных сферах, поскольку любое «усредненное» решение может существенно отклоняться от оптимальных решений для отдельных государств-членов. Такое положение вещей создает предпосылки для нарастания противоречий в процессах выработки совместных решений, которые вполне могут превратиться в существенные общеполитические расхождения, вытекающие из различного видения перспектив и приоритетов развития. Более того, наличие различного по содержанию исторического опыта и специфических культурных традиций  может при таких условиях порождать существенные конфликты по тем или иным принципиальным вопросам между евроинтеграционным центром (коммунитарные органы ЕС) и государствами-членами, которые станут препятствием на пути развития евроинтеграции. Но даже в самих евроинтеграционных институтах нарастание гетерогенности параметров развития государств-членов поставило под вопрос эффективность процессов координации и выработки согласованных позиций. Ведь для этого необходимо если не идентичное, то, по крайней мере, близкое понимание вопросов, которые находятся на повестке дня интеграционного сообщества. Но не является ли утопией считать, что приведение к общему знаменателю будет происходить каждый раз просто в силу того, что все страны-члены исповедуют определенную общую систему европейских ценностей?

Очевидно, при всей значимости европеизации, процесс образования единой европейской культуры, в том числе культуры управления, далек от завершения. А потому остается широкий простор для конфликта различных культур государственного управления в органах взаимодействия и руководящих органах ЕС. Все это существенно затрудняет достижение оптимума в процессах совместного регулирования.

По сути, вопреки распространенным представлениям, не существует единой европейской модели социально-экономического развития. В реальности существует взаимодействие различных моделей, которые по некоторым параметрам весьма существенно различаются. Так, например, британская модель экономики является по многим принципиальным характеристикам значительно более либеральной по сравнению с большинством континентальных стран ЕС, и имеет больше общего с экономикой США, чем Франции или скандинавских стран. Пока не стоял вопрос о форсировании завершения формирования экономического и валютного союза, эти разногласия еще можно было нивелировать каким-то образом. Но внесение в повестку дня вопроса образования полноценного экономического и валютного союза обострило  ключевой вопрос: что делать с разногласиями, присущими национальным моделям социально-экономического развития?

Главный вывод, который следует из этого заключается в том, что, если заложенные в национальных моделях социально-экономического развития различия составляют существенный содержание национальной системы ценностей и жизненных принципов, то будут возникать предпосылки для возможного замедления и даже остановки процесса евроинтеграции, а в перспективе — зарождение и распространение дезинтеграционных тенденций. И в этом контексте следовало бы взвешенно относиться к анализу причин выхода Великобритании из ЕС и видеть в этом не только определенные политические игры, но и объективные предпосылки.

В общем, принципиальная возможность кризисных процессов в развитии евроинтеграции в немалой степени заложена в самой структуре евроинтеграционной политики, воплощаемой в жизнь с начала 1990-х годов. Здесь критически важную роль играют два измерения проблемы: (1) сочетание процессов углубления интеграции и расширения состава участников; (2) обеспечение соотносительности между национальными экономическими, политическими и культурными принципами развития.

В первом из этих измерений «углубление vs расширения» нужно четко осознавать, что сам факт сочетания во времени процессов углубления и расширения несет чрезвычайное усиление нагрузки на всю систему институтов евроинтеграционного объединения. Дело в том, что по своему содержанию и структуре процессы углубления интеграции и расширения их территориального охвата существенно разнятся. Они объективно требуют разных концептуальных подходов, различной логики действий. Понятно, что любые существенные структурные и институциональные преобразования требуют значительной концентрации ресурсов и усилий в сферах, связанных с такими преобразованиями. А значит, осуществлять глубинные перестройки значительно легче и перспективнее в более ограниченном пространстве. Сочетание во времени этих двух процессов приводит к росту адаптационных шоков, связанных с нехваткой способности приспособиться к новым принципам организации. Территориальное же расширение, а тем более рост гетерогенности участников процесса по качественным параметрам, грозит существенным увеличением рисков институционального провала в процессе реформ.

Принятие в состав ЕС новых, менее развитых членов объективно не может не ставить на повестку дня вопрос об определенном замедлении интеграции вглубь. Попытка нагружать мало подготовленные в институциональном отношении новые страны к большому скачку в развитии интеграции похожа на авантюру, основанную на потере чувства реальности. Единственным выходом из этого противоречия могло бы быть кардинальное увеличение финансовых трансфертов между странами членами с целью существенного нивелирования различий в национальных экономических условиях. Но это потребовало бы принципиально иных подходов, базирующихся на основе фактического становления европейской федерации государств. На сегодня это выглядит фантастическим, учитывая вопросы, вытекающие из второго аспекта проблемы.

Этот второй аспект связан с тем, что продвижение на высшую стадию развития процессов экономической интеграции (образование экономического и валютного союза) не может происходить вне формирования соответствующего политического союза государств. Интеграция экономик и национальных социальных систем без крепкого и автономно действующего (независимо от национальных государств) политического центра, который разрабатывает и внедряет в жизнь единую европейскую политику социально-экономического развития — опасная утопия. Это вполне понимал главный архитектор волны евроинтеграции, 1980-х годов, Ж.Делор (J.Delors), который еще в начале 2000-х годов высказал опасения относительно судьбы идеи «единой Европы». По мнению политика, нейтрализация рисков беспрецедентного территориального расширения ЕС объективно нуждалась в усилении «европейской дисциплины» и росте роли европейских норм регулирования. Иначе не избежать «институциональной дезинтеграции». [1]

Собственно, руководители ЕС сначала и выбрали именно этот путь, предложив принять Конституционный договор ЕС, который предусматривал значительное усиление принципа наднациональности в деятельности союза, включая введение европейских законов прямого действия. Но провал этого плана во время референдумов в 2004 году во Франции (стране, которая всегда претендовала на роль главного генератора евроинтеграционных идей) и Нидерландах обнаружил всю преждевременность предложенного нового политического формата для Европы, его несовместимость с национальными чувствами широких слоев населения. Это никоим образом не было случайностью, особенно на фоне понимания того, что это был не первый подобный случай в истории ЕЭС и ЕС. Замена формата Конституционного договора на существенно более свободную конструкцию Лиссабонского договора не могла пройти бесследно для эффективности коммунитарных механизмов ЕС, поскольку существенно сдвинула баланс между рычагами воздействия от императивности совместных норм к механизмам координации между самостоятельно действующими участниками. Эти механизмы становились все более сложными и трудоемких и требовали слишком много времени в условиях существенного роста количества членов ЕС и объективного усложнения структур экономик государств-членов по мере их развития.

По сути, планы формирования политической надстройки над экономическим и валютным союзом оказались преимущественно разрушенными — и этому способствовал ряд важных причин. Прежде всего, следует отметить, что фактор экономической целесообразности формирования экономического и валютного союза является очень весомым, но не настолько, чтобы быстро изменить самоидентификацию граждан в государствах-членах, среди которых меньшая часть идентифицирует себя, прежде всего, как европейцы: на самом деле преобладает национальная самоидентификация, а иногда даже и региональная (как это, например, имеет место в Италии, Бельгии, в отдельных частях Испании и Германии). Причем, если в условиях устойчивого экономического развития люди более склонны быть интернационалистами и даже глобалистами, то в периоды социально-экономических осложнений они, как правило, подвержены более локальной ориентации. Эта особенность обусловила значительное усиление роли правонационалистических партий и движений в большинстве стран ЕС, особенно тогда, когда продолжением глобального финансово-экономического кризиса стал кризис в еврозоне. При таких тенденциях вряд ли есть основания рассчитывать на существенное усиление функций наднациональных органов в рамках ЕС.

Кроме этого, процесс усиления роли европейских институтов создает феномен, который в многочисленных публикациях получил название «дефицит демократии» в функционировании европейских институтов. В этом контексте следует констатировать, что, несмотря на положительные изменения в структуре и процедурах принятия решений в системе руководящих институтов ЕС за последние четверть века и, особенно, после принятия Лиссабонского договора, для большинства граждан европейских государств европейские институты предстают как центр неподконтрольной и независимой от них евробюрократии. Они понимают, что дальнейшее расширение функций коммунитарных органов еще больше централизует реальные властные полномочия, оторвет их от мест проживания и сделает европейские властные полномочия еще менее зависимыми от обычных граждан. Серьезными являются опасения дальнейшей концентрации полномочий в распоряжении финансовыми ресурсами, что может ослабить традиционные национальные схемы обеспечения социально-экономического развития.

Наконец, процессы усиления координации экономической политики государств-членов, очевидно, имеют свои объективные пределы, за которыми затраты времени и ресурсов на такую ​​координацию вряд ли смогут оправдать полезные эффекты от образования большого экономического пространства. Это, в частности, может угрожать снижением уровня гибкости и скорости реакции на новые возможности и вызовы в проведении экономической политики, особенно в контексте современных революционных по своему характеру технологических изменений. Инновации, как известно, возникают первоначально в локальной среде, только впоследствии распространяясь на более широкий простор. Возникновение новых технологических решений может требовать разрушения существующих глобальных или макрорегиональных связей, освобождая пространство для развития нового. И в этом контексте наличие определенных моментов дезинтеграции устаревшего и того, что потеряло актуальность, может возникать как предпосылка дальнейшего развития.

Таким образом, можно утверждать, что для периодов кардинальных технологических прорывов наиболее важными факторами являются уровень креативности, энергия созидания и время, а не размер существующего экономического пространства. Повышение роли крупных экономических пространств, а вместе с тем и процессов глобализации и региональной интеграции должно происходить в будущем одновременно с утверждением новой технологической парадигмы, которая потребует больших средств на свое повсеместное распространение. На нынешнем же этапе императив интеграции объективно должен несколько спадать. В нынешних условиях акцент на дальнейшую интеграцию, а, следовательно, и на усиление унификации экономического пространства, может препятствовать технологическому развитию, поскольку поглощает большие объемы времени и энергии для процессов координации и унификации, вместо их использования на воспроизводство нового. Отсюда можно сделать вывод, что нынешние кризисные процессы в рамках ЕС являются не столько результатом политических ошибок или игры национальных амбиций, не столько следствием внезапных экстернальных событий (стихийных миграционных потоков или агрессивных действий отдельных стран), сколько внутренне обусловленным процессом, который демонстрирует волнообразный характер социально-экономического и технологического развития.

Библиографический список

1. Charlemagne: The return of Jaques
Delors. – The Economist, 12
February 2004, URL: http://www.
economist.com/node/2424124 (дата обращения- 23.12.2018); Rousselin P. «Après
les pompiers, l’UE attend les architects»: interview avec Jacques Delors. – Le
Figaro, 15 June 2010, URL: http://www.lefigaro.fr/politique/2010/06/15/01002-20100615ARTFIG00681-
delors-l-europe-attend-les-architectes.php. (дата обращения- 23.12.2018)

2. Frankel J.A., Rose A.K. The
Endogeneity of the Optimum Currency Area Criteria. – The Econo-mic Journal,
1997, Vol.108 (449), p.1009-1025.

3. Более подробно см: Galbraith J. Welcome to
the Poisoned Chalice: The Destruction of Greece and the Future of Europe. – New
Haven, CT: Yale University Press, 2016. 232 рр.

4. Scharpf F.W. Monetary
Union, Fiscal Crisis and the Preemption of Democracy. – LEQS Annual Lecture
Paper 2011, Paper presented at the LEQS Annual Lecture «Saving the Euro – at
the expense of democracy in Europe?» on 12th May 2011 at the London
School of Economics, 56 p. URL:
http://www.lse.ac.uk/europeanInstitute/LEQS%20Discussion%20Paper%20Series/LEQSPaper36.pdf
(дата обращения -12.01.2019)

5. Scharpf F. Monetary Union, Fiscal
Crisis and the Preemption of Democracy – MPIfG Discussion Paper 11/11, Max
Planck Institute for the Study of Societies (Cologne), July 2011, 46 p., URL: http://www.mpifg.de/pu/mpifg_dp/ dp11-11.pdf.
(дата обращения- 14.01.2019)

6. Более подробно см: Stiglitz J. How a Common
Currency Threatens the Future of Europe. – New York-London: W. W. Norton &
Company, 2016. 416 р.