Московский экономический журнал 4/2016

image_pdfimage_print

УДК 334.7.01+ 334.021.1

bezymyannyj-12

Матвеева Алла Ивановна,

доктор философских наук, доцент,

профессор кафедры философии,

Уральский государственный Экономический Университет, г. Екатеринбург,

Сарапульцева Анастасия Вячеславовна,

кандидат философских наук, доцент,

доцент кафедры философии,

Уральский государственный Экономический Университет, г. Екатеринбург,

Matveeva А.I.    matveevaa2011@yandex.ru

Sarapultseva A. V.  vlladislavaanastasevna@gmail.com

ПРОБЛЕМА ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИИ  ИНСТИТУТА СОЦИАЛЬНОГО ПАРТНЕРСТВА: ЭКОНОМИЧЕСКИ-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ

PROBLEM OF DEPERSONALIZATION OF INSTITUTE OF SOCIAL PARTNERSHIP: ECONOMIC AND PHILOSOPHICAL ANALYSIS

Аннотация

Статья посвящена актуальному в современной экономической ситуации вопросу, о деперсонализации института социального партнерства, снижению его социальной эффективности и привлекательности в глазах разных социальных групп и представителей общества в целом.  Предметом анализа выступает социальное партнерство. Авторы  ставят целью провести анализ основной проблемы  развития института социального партнерства в современном российском обществе, сутью которого является правильное структурирование в иерархии данного явления абсолютных ценностей человеческого бытия и функциональных ценностей либеральной институциональной теории. Основу исследования образуют герменевтический, феноменологический и аналитические методы. Результаты работы заключаются в том, что    современная система социального партнерства есть лишь переходная фаза от одной формы коллективизма к другой, но никак не очередная форма такого коллективизма. Результаты исследования могут быть применены в сфере социально философских анализов   общества.

Summary

Article is devoted to an urgent question in a modern economic situation, about depersonalization of institute of social partnership, to decrease in its social efficiency and appeal in the opinion of different social groups and representatives of society in general. Social partnership acts as a subject of the analysis. Authors set as the purpose to carry out the analysis of the main problem of development of institute of social partnership in modern Russian society which essence is the correct structuring in hierarchy of this phenomenon of absolute values of human life and functional values of the liberal institutional theory. The basis of a research is formed hermeneutic, phenomenological also by analytical methods. Results of work are that the modern system of social partnership is only a transitional phase from one form of a collectivism to another, but not the next form of such collectivism. Results of a research can be applied in the sphere of socially philosophical analyses of society.

Ключевые слова:  социальное партнерство, общество, социальный институт, государственное управление, личность, самоопределение, человечество, социальные технологии.

Keywords: social partnership, society, social institute, public administration, personality, self-determination, mankind, social technologies.

Одним из важнейших векторов институциональных изменений в мире в конце ХХ в. стала скрытая дегуманизация самих институциональных норм. Вместо подлинного и всестороннего развития человеческой личности ею был предложен старый рецепт материального фетишизма. Обслуживание институциональными новациями именно материально-вещной стороны человеческого существования привело к расщеплению личности и самой идеи. Нарастание социально-экономического неравенства в мире привело к огромному социальному расслоению и в нашей стране, к отчуждению миллионов наших сограждан от декларируемых институционалистами жизненных благ. Сегодня для них главная цель – найти источники к существованию, выжить. Такую ситуацию давно описал В.С. Соловьев: «Личность, лишенная идеи, была бы чем-то пустым, внешнею бессмысленною силой, ей нечего было бы осуществлять, и потому ее существование было бы только стремлением, усилием жить. А не настоящею жизнью» [7, 89]. Вопрос о том, может ли существовать эффективное социальное партнерство в условиях, когда миллионы наших сограждан живут «не настоящей жизнью», в борьбе за кусок хлеба – вопрос, думается, риторический.

Помимо всего прочего, тенденция в институционализации идей «осчастливливания» потребителя весьма далека от идеи социальной ответственности самих предпринимателей, поскольку лишает работника реального участия в хозяйственной (прежде всего, управленческой) деятельности, усиливает в нем иждивенчество и безразличие. Такая своеобразная институционализация проблемы социальной ответственности, когда работникам предлагается быть социально ответственными уже шестьдесят, а не сорок часов в течение рабочей недели и, когда само государство становится прямым агентом работодателей (в рамках системы государственно-частного партнерства) свидетельствует, по нашему мнению, о том, что даже то первоначальное содержание, которое вкладывали институционалисты первой волны в понятие «социального партнерства» все чаще и все больше выхолащивается. Это делает вопрос о разработке данного понятия и самой системы социального партнерства в современных условиях крайне актуальной задачей.

Социальное партнерство представляет собой специфический социальный институт, характеризующийся всеми необходимыми атрибутивными качествами (Рис.1).

Рис. 1. Структура социального партнерства  

bezymyannyj

 «Социальное партнерство» является частным понятием по отношению к общему (родовому) понятию «социального взаимодействия». В связи с этим установлено влияние на систему социального партнерства со стороны иных форм социального взаимодействия, практикуемых в современном российском обществе (конкуренция, кооперация, товарищество, солидарность). Раскрыта конкретно-историческая диверсификация различных форм социального взаимодействия в современном российском общества и ее влияние на генезис самого социального партнерства и на общие процессы социального и культурного развития. В частности, выявлены такие негативные тенденции в развитии феномена социального партнерства в современном российском обществе, как нарастание аномии и социального отчуждения, партикуляризма и декларативности, неадекватности его знаковой и символической оформленности конкретным социальным процессам, происходящим в обществе, акцентуация на экономической демократизации социальных отношений в ущерб политическим и культурным аспектам.

Основной проблемой развития института социального партнерства в современном российском обществе является правильное структурирование в иерархии данного явления абсолютных ценностей человеческого бытия и функциональных ценностей либеральной институциональной теории. Наблюдаемая в современной ситуации аберрация ценностных приоритетов и подмена подлинно абсолютных ценностей (духовности, нравственности, справедливости и солидарности) идеалами свободы и равноправия способствует формализации и деперсонализации института социального партнерства, снижению его социальной эффективности и привлекательности в глазах разных социальных групп и представителей общества в целом. Необходима реструктуризация ценностных приоритетов в иерархии социального партнерства как формы социального взаимодействия.

Диалектика социального партнерства и социальной ответственности в структуре современных социальных отношений свидетельствует о нарастающем конфликте между цивилизацией и культурой, о существенной дегуманизации самих социальных отношений в целом. Сугубо цивилизационный подход к анализу социального партнерства оставляет за скобками научного исследования его негативные стороны, делая упор на некие универсальные предикаты данного феномена. Такой подход игнорирует культурную идентичность и специфику конкретных социумов и локальных социальных структур, что порождает так называемые институциональные ловушки, связанные с несоответствием разрабатываемых правил и норм социального партнерства ценностным ориентациям и менталитету конкретных его субъектов.

Различая два основных типа общественных отношений, некоторые авторы сегодня полагают, что подлинное социальное партнерство, а шире – само эффективное социальное взаимодействие мыслимо лишь в рамках тех обществ, которые способны осуществлять социальный прогресс. Различая индивидуалистический и коллективистский типы общества, Н.М. Чуринов, например, утверждает: «Совершенство общественных отношений, положенное в основу теории прогресса коллективистского общества, требует того, чтобы данная теория была, во-первых, континуальной теорией, т.е. теорией, раскрывающей информационно-полевое содержание общественной жизни; во-вторых, эта теория предполагает движение, действие временных рядов и антиэнтропийных процессов, неаддитивных информационных волн, наличие доминантных очагов пассионарной активности, пассионарных импульсов, действие социального авангарда и социальных институтов… Таким образом, если теория социального прогресса потребительского типа требует реализации тех или иных социальных технологий, то теория социального прогресса континуального типа базируется на действии временных рядов и антиэнтропийных процессов, составляющих основу социальных тектологий. Данные тектологии обеспечивают процессы совершенствования общественных отношений, отрицательные вклады в социальные энтропии, диалектическое снятие несовершенств» [9, 457].

Отталкиваясь от этих рассуждений, которые мы вполне разделяем, становится очевидной актуальность исследования феномена социального партнерства как определенной социальной технологии и определенного социального института в контексте современной социально-экономической и социокультурной динамики. В самом деле, если рассматривать систему социального партнерства изнутри, с позиций закладываемых в нее мировоззренческих ориентаций и ценностных установок, то возникает вопрос о том, к какому же типу общественных отношений (индивидуалистическому или коллективистскому) данная система может быть отнесена?

Ответ на этот вопрос предполагает обращение к самому смыслу коллективизма как такового. Можно ли рассматривать совокупность участников системы социального партнерства как некий коллектив, пускай даже и расширенный? Поскольку партнерство есть временный и формализованный способ налаживания социокультурной коммуникации, в рамках которого все его участники, наряду с неким общим интересом, сохраняют и свои индивидуальные интересы, а сам механизм осуществления социального партнерства допускает использование по отношению к отдельным его участникам мер принуждения и даже прямых внеэкономических и экономических санкций, то вряд ли можно считать партнерство формой подлинного коллективизма.

 Косвенно это признавали и признают многие западные исследователи. Рассуждая о социализации и ее мере (степени), они различают коллективизм и партнерство. Вот что писал по этому поводу один из представителей Фрайбургской школы В. Репке: «Суть теории, согласно которой постепенное продвижение социалистически-коллективистских концепций одновременно является продвижением по «Пути к рабству» (так называется книга Ф. Хайека), может считаться сегодня не только общепризнанной, но и фактически неоспоримой». И далее: «В противоположность революционному социализму Востока с его галопирующей социализацией ползучая социализация Запада приучает нас к медленно, но неуклонно увеличивающимся дозам» [8, 169].

Однако, то обстоятельство, что антисоциалистические настроения сегодня «на волне», не дает оснований заявлять о том, что «социалистически-коллективистские концепции» есть продвижение к несвободе (рабству). Кроме того, таким «передергиванием» страдают в основном теоретики – экономисты и социологи. Социально-философский анализ свидетельствует об ином. А именно о том, что «наука есть не что иное, как организованный опыт человеческого общества», что этот опыт создается «трудовым путем», что «наука есть организованный общественно-трудовой опыт», что наконец, научные концепции коллективизма есть отражение объективной потребности общества в развитии именно коллективистских форм сотрудничества» [4,  361]. Рассуждая об индивидуализме, А.А. Богданов писал: «Наивность мышления заключается в том, что свой маленький и дрянной мирок, не стараясь расширить и развить его действительное содержание, делают, незаметно для себя, мерою для такой большой вещи, как человечество» [4, 29]. В основе системы социального партнерства как раз и лежит индивидуальный мир каждого, тогда как в основе коллективизма в его наиболее зрелых формах заложена духовная и предметно-вещная общность людей. Развивая в своей работе «Новый мир» концепцию «целостного человека» («собирания человека»), А.А. Богданов считал, что решение этой проблемы невозможно вне коллективизма. «Дробление человека вызывает дробление мира… Абсолютное индивидуальное «я» выражает собою социально-раздробленный опыт и жизненное противоположение человека человеку… Нормы внешнего принуждения – правовые, моральные и т.д. – разумеется, могут быть «целесообразными», т.е. полезными для общества… Переход … к гармонической системе сотрудничества, для которой такие нормы не нужны, может совершаться только через определенную переходную фазу…» [4, 33].

Систему социального партнерства можно считать одной из таких «переходных фаз» от культивировавшегося в ХIХ в. индивидуализма к коллективистским формам организации человеческого существования. В качестве таковой социальное партнерство, будучи несовершенным по определению, вместе с тем выполняет важную континуитетную функцию. Оно как бы связывает предшествовавшие ему и идущие за ним формы социального взаимодействия, устраняя дистрикт и релятивизм истории. Иначе говоря, развитие социального взаимодействия становится латентным и эволюционным, обеспечивая возрастание социальной близости представителей различных стран в обществе. В самом деле, начальными формами коллективизма были своеобразные социальные общности: ватаги, складчины, дружины, артели, кооперативы, товарищества и проч. Крупный знаток истории артельного движения в России А.А. Исаев, например, писал, что «во всех союзах, за которыми народ закрепил название «артель», мы подмечаем господство начала равноправия» [5, 429]. Но вспомним о том, что В.С. Соловьев разводил понятия «равноправие» и «равноценность». Однако для артели, основанной на подлинном (реальном, а не формальном) коллективизме, оба понятия являются имманентными. «Мал золотник, да дорог» – вот смысл артельного коллективизма. Именно поэтому А.А. Исаев, рассматривая равноценность как равенство участников артели во внутренней жизни союза, называет его вторым отличительным признаком артельного общения [6, 431]. А отсюда следуют и третий отличительный признак артельного коллективизма – самоуправление, и четвертый признак – ответственность, и пятый признак – договорные отношения [6, 433]. Артельный коллективизм не тождественен модусам социального партнерства: различным социальным сетям, кластерам, кланам, финансово-промышленным группировкам, государственно-частному партнерству и т.д. Но также ясно, что артельный коллективизм не тождественен тому «коллективизму», который можно обнаружить в условиях современного общества. Как его не называй («органическое», или «открытое», или «информационное», или даже «постиндустриальное»), такое общество основанное главным образом на ценностях индивидуализма и гедонизма, не предрасположено к тому, чтобы поощрять коллективизм. Социальное одиночество и социальное отчуждение, о чем так пронзительно писали А. Шопенгауэр и Г. Маркузе, в современном обществе становятся едва ли не главной социальной проблемой.

Но даже учитывая необходимость и сложность разработки теоретических моделей социального сотрудничества, необходимо помнить о том, что современная система социального партнерства есть лишь переходная фаза от одной формы коллективизма к другой, но никак не очередная форма такого коллективизма. Учитывая, что в рамках социального сотрудничества предлагается взаимодействовать работникам и работодателям, актуально звучат слова другого крупного знатока истории артельного движения в России В.В. Берви-Флеровского: «Артель смотрит на них (на работодателей и на государственных чиновников – авт.) как на начальников, на капиталистов, а не как на доверенных и ответственных перед собою лиц» [3,   209].

Таким образом, степень доверия и мера ответственности отличают социальное партнерство от коллективизма как такового. Они же детерминируют и динамику развития разных форм социальной предметности. В первую очередь это относится к солидарности, которая порой рассматривался и рассматривается как закон человеческой жизни [1, 404]. Ф. Бастиа считал солидарность определенной формой социальной ответственности [2,  401]. Иначе говоря, солидарность как подлинный коллективизм между людьми возникает именно и как раз на почве социальной ответственности (Рис.2).

Рис. 2 . Основные направления преодоления «институциональных ловушек» (термин В.М. Полтеровича) в процессе развития и совершенствования социальной ответственности участников системы социального партнерства.

bezymyannyj

В свою очередь, степень солидарности способствует ускорению или, наоборот, замедлению социально-культурной динамики. Поэтому возрастание степени солидарности в обществе является фактором ускорения в его развитии. Если вспомнить о том, что первоначально в середине 80-х гг. ХХ в. руководство нашей страны взяло курс не просто и не только на перестройку народного хозяйства, но и на ускорение развития нашего общества, то становится понятным, почему вторая часть «генеральной линии» была со временем предана забвению. Ни о каком ускорении общественного развития не могло быть и речи в условиях катастрофического снижения степени общественной солидарности. Проявлялось это снижение по-разному: появление частной собственности на средства производства привело к росту социального отчуждения в обществе и социальной его дифференциации; нарастало недоверие населения к власти, что выражалось в падении престижа самих властных институтов (правительства, армии, судов и т.д.). Поэтому в современных условиях необходимо укрепление солидарности на основе социальной ответственности не только участников конкретной системы государственно-частного партнерства, а всей системы социального партнерства в целом.

Литература

  1. Аузан А. Социалистическое самоуправление в экономике. М.: По-литиздат, 1987.
  2. Бастиа Ф. Экономические гармонии. Избранное.: Пер. с фр. М.: ЭКСМО-Пресс, 2007. – 1200 с.
  3. Берви-Флеровский В.В. Избранные экономические произведения. В 2-х т. Т.1. М., 1958.
  4. Богданов А.А. Вопросы социализма: Работы разных лет. М.: Политиздат, 1990.
  5. Деркач А.А., Кузьмина Н.В. Акмеология: Пути достижения вершин профессионализма. М.: РАУ, 1993.
  6. Исаев А.А. Артели в России // Антология социально-экономической мысли в России: дореволюционный период. СПб.: РХГИ, 2000.
  7. Маркарян Э.С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. Ереван: АН АССР, 1973.
  8. «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм. Теория хозяйственного порядка: Пер. с нем. М.: Экономика, 2002.
  9. Чуринов Н.М. Совершенство и свобода. Новосибирск: СО РАН, 2006. – 712 с.