УДК 339.972+338.28

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10634 

ВОЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ: ОСОБЕННОСТЬ НАСТОЯЩЕГО МОМЕНТА

MILITARY-ECONOMIC SECURITY: PECULIARITY OF THE PRESENT MOMENT

Панкова Людмила Владимировна, главный научный сотрудник, Заведующий Отделом военно-экономических исследований безопасности ЦМБ, Национальный исследовательский институт мировой экономики и международных отношений имени Е.М Примакова Российской академии наук (ИМЭМО РАН), г. Москва, lpankova@imemo.ru

Pankova Lyudmila V., Doctor of Economics, Head of the Department of military-economic research in security, Center for International Security, Primakov National Research Institute of World Economy and International Relations, Russian Academy of Sciences (IMEMO), Moscow

Аннотация. В статье в контексте современных особенностей и сравнительного анализа обсуждаются  вопросы развития мировой военно-экономической деятельности. Рассматриваются общие подходы и современные сдвиги в области военно-экономической безопасности. Оцениваются традиционные и новые показатели   военно-экономической безопасности.  Рассматриваются общие военные расходы (их абсолютные значения и динамика) лидирующих военно-экономических держав. Выделяются важнейшие моменты, влияющие на изменения и определяющие особенности военно-экономического развития  США и других промышленно развитых стран мира.  Среди них, системные изменения в военно-экономической деятельности за последние три десятилетия;  углубляющаяся взаимосвязь экономики и безопасности с начала нового столетия;  неуклонный рост фактора инновативности в системе международных отношений безопасности. Сопоставляются важнейшие глобальные индексы в области инновационной активности, конкурентоспособности, военной мощи, сетевой готовности, а также глобальной мощи в контексте стратегического треугольника (США, Китай, Россия) и ориентации США на конкуренцию великих держав.

Summary. The questions of the world military-economic activity are discussed in this article in the context of comparative analysis.  The common approaches  and modern changes in the field of military-economic security are considered. Traditional and new criteria of military-economic security are estimated.  The general military expenditures (their absolute meanings and dynamics) of the leading military-economic powers are examined. The most important moments, which influence the changes and determine peculiarities  of the military-economic development of the USA and other industrial countries of the world are picked out.  Among them there are systemic changes in the military-economic activities for the last three decades; the deepened interactions of economic and security from the beginning of the new century; steady growth of the innovative factor in the system of the security international relations.  

The most important global indexes in the field of innovation activities, competitiveness, military fire power, networked readiness, and also of the global power in the context of the strategic triangle  (USA, China, and Russia) and orientation of the USA on the great power competition are discussed.      

Ключевые слова: военно-экономическая безопасность, технологии, военная экономика, шоковая упругость,  индексы, инновации, конкурентоспособность, военная мощь, сетевая готовность.

Keywords: military-economic security, technologies, military economics, shock resilience, indexes, innovations, competitiveness, military power, networked readiness.

Динамичный рост взаимосвязи экономики и безопасности с начала нового столетия сегодня, в условиях кризиса (в том числе порождаемого и COVID-19) приобретает особое значение, усиливая внимание к военно-экономической безопасности (ВЭБ). Еще в середине «нулевых» годов, российские ученые говорили о движении «к системной оптимизации экономики национальной безопасности» [1], важной составной частью которой является безопасность военно-экономическая. На рубеже третьего десятилетия эксперты все чаще говорят о «конвергенции национальной безопасности и экономики» [2].  Более того, отмечается ускорение «этого процесса в результате интенсивного развития новейших высоких разрушительных (disruptive) технологий (включая цифровые),  создания новых сфер вооруженной борьбы (или новых доменов, таких как космос и киберпространство), расширения и усложнения экономических взаимосвязей.

 Из самого названия ВЭБ явствует, что эта категория сложна и интегральна, включая в себя  определенные аспекты и военной, и экономической безопасности. Ее важнейшими и к тому же взаимосвязанными составляющими являются технологическая, военно-технологическая, а также информационная, производственная (промышленная), интеллектуальная и, в целом, инновационная безопасность. А теперь еще, по всей видимости, и цифровая (или инновационно-цифровая).  Прежде всего, ВЭБ означает обеспеченность обороноспособности государства и защищенность его территориальной целостности. Важными подцелями ВЭБ являются обеспечение высокого качества средств и методов вооруженной борьбы; необходимой реакции на технологические сюрпризы и асимметричные преимущества; «успешного и эффективного реагирования на широкий спектр внутренних и внешних угроз» [3].  

Показательно, что со второй половины 2010-х годов три ведущие в военном отношении мировые державы (США, Россия и Китай) находятся практически одновременно в состоянии глубокой модернизации своих вооруженных сил при кардинальном пересмотре фактора инновационно-цифровой составляющей военного строительства и твердой ориентации на инновационно-технологические прорывы, что усиливает и расширяет конкурентную борьбу между ними. Особое значение с позиции военно-экономического развития сегодня имеет акцент США на конкуренцию великих держав: с Китаем и Россией, озвученный в Стратегии национальной безопасности (National Security Strategy) США 2017 г. и Оборонной стратегии (National Defense Strategy) США 2018 г.[4] администрации Д. Трампа. В целом конкуренции между США, Россией и Китаем уже не одно десятилетие, однако лишь в последнее время в США она поднялась на уровень главного приоритета, как утверждают зарубежные эксперты [5]. Подчеркивая при этом, что  конкуренция распространяется далеко за пределы военной мощи. Она включает множественность секторов и стратегий, охватывая сферы экономики, политики, здравоохранения, инфляции, выстраивания коалиций и т.д. Конкуренция великих держав, а, по сути, борьба за ПЭВТ-превосходство  (превосходство в области политики, экономики, военного дела и технологиях) между США, Китаем и Россией «становится основным фокусом американской стратегии безопасности» [6].  

В совокупности вышеприведенные обстоятельства ведут к  изменениям общего формата военно-экономического развития, усилению внимания к развитию этой сферы в третьем десятилетии нового века, поиску новых параметров ВЭБ. Выделим важнейшие моменты трансформации военно-экономического развития, начиная с последнего десятилетия XX века.

Движение к парадигмальному сдвигу в военно-экономической сфере

Во-первых, следует особо отметить период системных изменений в сфере военной экономики [3, c.54-58]. Произошел он первоначально в США [7][1] в последнем десятилетии XX столетия. Как известно, военный сектор России в этот период испытывал огромные трудности в  связи с разрушительной перестройкой и не эффективной конверсией военного производства. Страны Западной Европы, а также Китай лишь с конца 1990-х годов активизировали свои усилия в военном секторе национального хозяйства.

Среди важнейших военно-экономических сдвигов в 1990-е годы в США следует выделить следующие. Это, прежде всего, движение к синтезу военных и гражданских секторов экономики; усиление кооперационно-интеграционного тренда на всех этапах жизненного цикла продукции; расширение рыночных отношений в военном секторе национального хозяйства. Начали формироваться пакеты критически важных технологий, причем двойного назначения: военного и гражданского.  Активно внедрялись информационные технологии в сферу производства, кардинально меняя производственную базу создания оборонной продукции, преобразуя сферу организации и управления. Наращивалось государственно-частное партнерство в сфере военного строительства. В результате  расширялись возможности использования науки в военных целях, повышалась гибкость при создании вооружений и военной техники, росла эффективность затрат, в том числе и через мультипликативный эффект взаимного обогащения военных и гражданских технологий. Четко проявилась тенденция к совершенствованию военно-инновационной деятельности и соответствующего механизма инновационных процессов.

В значительной степени с конца 1990-х годов,  рассмотренный выше опыт системных изменений в ВЭД США был использован другими странами мира, особенно, в Евросоюзе, не исключая, однако, и страны Азии, прежде всего, Китай. 

Во-вторых, в условиях крупных системных сдвигов в военно-экономическом развитии с начала нового столетия наметился тренд в сторону усиления взаимосвязи экономического развития и национальной безопасности. Этому способствовала также глобализация экономики, которая, в свою очередь,  усиливала не только возможности, но и, зачастую, повышала уязвимость государства [8]; вела  к возрастанию рисковой составляющей безопасности. Так, американские экономисты подчеркивали, что растет скорость воздействия эффекта от ошибок экономической политики США на национальную безопасность. Соответственно, усиливалось внимание к необходимости повышения «упругости к экономическим шокам». Успех в достижении целей экономической политики постепенно стал выходить на приоритетные позиции в стратегии национальной безопасности США [9], меняя подходы к ее экономическому и военно-экономическому обеспечению. Более того, снижались государственные барьеры на пути передачи технологий по сравнению с предыдущими десятилетиями [8]. В долгосрочной перспективе усиливалось воздействие международного экономического сотрудничества и процессов интеграции на параметры национальной безопасности. Одним из важнейших цементирующих элементов взаимосвязи общего экономического развития и безопасности стала инновационная способность национальной экономики.

В-третьих, четко проявилась тенденция к  повышению роли инновационного развития в системе международных отношений безопасности. Сегодня уже не подлежит сомнению, что инновации (прежде всего, технологические), инновационные процессы и национальные инновационные системы (НИС) являются ключевыми составляющими крупнейших структурных и циклических преобразований, как на национальном, так и на международном уровнях. При этом инновационные процессы набирают силу в условиях высокой динамики научно-технического развития и при огромном накопленном за последние десятилетия фонде знаний, обладающим, что важно отметить, значительным потенциалом рекомбинации его составляющих. В результате, с учетом глобализации процессов создания и использования знаний и технологий, резко повышается вероятность появления технологических сюрпризов и асимметричных преимуществ, увеличиваются политические, военные и социальные риски. Комбинация знания и военно-экономической мощи государства переводит инновации на качественно иной уровень, делая их важнейшим агентом новых военно-стратегических сценариев и ощутимым фактором трансформации всей системы международных отношений, прежде всего в сфере безопасности.

Совокупность этих парадигмальных сдвигов, их практическая “одномоментность” и кумулятивный эффект при неравномерности проявления соответствующих изменений в различных странах и регионах мира  требуют особого внимания, так как, на наш взгляд, ведут к новому качественному состоянию системы обеспечения безопасности, как на национальном уровне, так и на международном.

Вышеперечисленные моменты в совокупности с такими факторами, как инновационно-цифровые прорывы, новые явления и тенденции в сфере развития партнерских отношений в области высоких наукоемких технологий, сдвиги в области военно-технического сотрудничества, действовали в направлении изменения парадигмы военно-экономического обеспечения национальной безопасности.

С середины текущего десятилетия развитие военно-экономического сектора, включая такие его составляющие как инновационную (уже ставшую традиционной в новом столетии), а также цифровую (интенсивно выходящую за пределы поля чисто информационно-коммуникационных технологий) приобретает все более важное значение. Современный инновационно-цифровой компонент мировой военной экономики приобретает черты мощнейшего драйвера, обуславливающего ускоренное движение к парадигмальности сдвигов как в различных сферах военной экономики (включая, например, информационный сегмент, аналитику больших данных,  роботизацию, космос, беспилотные системы и др.), так и в системе взаимодействия военной и гражданской экономики (соответственно и непосредственно в гражданской экономике), не оставляя в стороне и область военной политики.

Выделим основные составляющие, обусловившие парадигмальный сдвиг в системе военно-экономического обеспечения военного строительства. Если «ранее, эффективность военно-экономической деятельности с позиции усиления национальной безопасности (то есть, военно-экономическая безопасность) оценивалась преимущественно по эффективности удовлетворения военных потребностей. В новом столетии, оценивая эффективность военно-экономической деятельности, принимают во внимание и укрепление гражданской экономики» [10]. Кроме того, быстрый прогресс в области научно-технического развития, с одной стороны, и новые параметры угроз – с другой, обусловили поиск новых подходов к решению проблемы интеграции науки и безопасности. В новых геополитических и геостратегических условиях обеспечение безопасности требует самых современных научных достижений, включая новые информационные технологии, нанонауку, биотехнологию, не говоря уже о цифровых технологиях (зарождающихся и уже применяемых: большие данные, автономизация, роботизация, дополненная реальность и, наконец, искусственный интеллект). Сегодня, по мнению большинства западных экспертов, как никогда ранее, справедливо утверждение «нет науки, нет безопасности». В то же время ужесточается контроль над передачей научно-технических достижений. Расширяются возможности обеспечения военной безопасности (или парирования военных или невоенных угроз) невоенными средствами, в том числе и экономическими. Возрастает роль инновационной способности национальной экономики в обеспечении безопасности, включая и компенсацию ресурсных ограничений военно-экономического развития посредством инвестиций в новые знания и технологии. Усиливается роль частного сектора в военно-экономических приготовлениях большинства стран мира, прежде всего, США.  Идет стремительное наращивание нового кластера технологий – цифровых технологий. Возможности многих из этих перспективных  технологий  еще до конца не осознаны, ни в военном, ни в гражданском секторах экономики. 

В целом, трансформация военной сферы на основе динамичных изменений количественных и качественных параметров системы военных приготовлений, «ведущих к смене “поколений войн” (например, сетецентричные войны) и к изменению методов их экономической поддержки» [1], обуславливает сдвиги в качественных критериях и параметрах (пороговых значениях) военно-экономической деятельности. На повестку дня вновь выходят проблемы военно-экономической безопасности.

Готовность к инновационно-цифровому развитию и другие возможности в области ПЭВТ-конкуренции США, России и Китая 

Как известно, США занимают лидирующие позиции в сфере мировой военной экономики, значительно опережая другие военные державы по абсолютной величине общих военных расходов (рис.1), доле в мировых военных расходах – 38% в 2019 г., а также по величине расходов на военные НИОКР (75% на начало 2010 годов с прогнозом до 58% к началу 2020 годов). Тенденция доминирования США в ресурсном обеспечении военно-экономической деятельности (ВЭД) сохранится, по мнению и российских, и зарубежных экспертов и на перспективу, по крайней мере, до 2030 года.

По данным на 2019 г. военные расходы США в постоянных ценах 2018 г. (рис.1) сравнялись по абсолютной величине с аналогичными совокупными расходами  десяти стран, таких как Китай, Россия, Индия, Германия, Франция, Саудовская Аравия, Великобритания, Япония, Южная Корея, Бразилия. И, более того, следует отметить, что США тратят на оборону большую часть своей экономики, чем многие из их союзников, однако, все же при общем снижении нагрузки военных расходов на американскую экономику (доля военных расходов в ВВП) за последние десятилетия: с 6,0% в период президентства Р. Рейгана, 4,0% ВВП в 2011 г., до 3,3% ВВП в середине 2015 г., 3,2% в 2020 г. Что касается доли США в общемировых военных расходах, она уменьшилась примерно с 45% в 2010 г. до 36% в 2015 г. и продолжала оставаться примерно на  уровне 36-38% во второй половине 2010-х годов.

Военные расходы (а также их доля в мировых военных расходах, в ВВП страны, структура расходов) относятся к традиционным показателям (инструментам) ВЭБ,[2] в значительной степени определяя военно-экономический потенциал и военно-экономическую мощь страны. В то же время появляются новые современные показатели. В частности, готовность к инновационному развитию и к цифровой экономике; обеспечение эффективного реагирования на технологические сюрпризы,[3] уязвимость военной экономики; повышение значимости военной кооперации; обеспечение информационной безопасности и эффективности системы командования, контроля, связи, компьютеров, разведки, наблюдения и рекогносцировки (С4ISR).[4] Растет и значение такого комплексного показателя, как упругость к военно-экономическим шокам. Об упругости к экономическим шокам начали говорить и зарубежные, и российские ученые уже с начала нового столетия. Во втором десятилетии ХХI века речь идет о создание индекса упругости (the construction of a resilience index). Соответственно возникает и необходимость проецирования этого показателя и на военно-экономическую сферу. То есть, на повестке дня – создание индекса военно-экономической упругости.

Появляющиеся возможности по обработке огромных массивов информации, привели к разработке сложной методологии, охватывающей десятки показателей. Так, например, индекс военной мощи государства, публикуемый с 2012 г., рассчитывается на основе анализа более 50 показателей, при этом учитываются так называемые традиционные показатели: военные расходы, оборонные НИОКР,  численность военного персонала, количество различных видов вооружения и военной техники. Причем ядерный потенциал в этом индексе не учитывается (официально признанным ядерным державам приписывается лишь определенный бонус). Однако уже во второй половине 2010-х годов появляются новые индикаторы мощи государства, учитывающие многочисленные и сложные взаимодействия между государствами, в том числе влияние в сфере культуры и дипломатии. И все же, экономические ресурсы и военные возможности остаются в наибольшем «весовом» приоритете вновь разрабатываемых индексов.

Особого внимания с позиции упругости ВЭД требует такое важнейшее и, надо сказать, феноменальное событие этого года, как COVID-19 и связанный с ним экономический кризис. Это обстоятельство, с большой степенью вероятности окажет воздействие на многие аспекты военно-экономической деятельности.  В соответствие со снижением ВВП, могут сократиться военные бюджеты, либо как минимум не расти по абсолютной величине; снизиться темпы прироста военных расходов (как прогнозируется рядом экспертов в Китае); уменьшиться объемы закупок вооружений и военной техники; возможны изменения в системе  военно-технического сотрудничества. Это все еще предстоит исследовать. В этих условиях, однако, подтверждается возрастание значения показателя упругости к военно-экономическим шокам в общих рамках обеспечения военно-экономической безопасности.

Конкуренция/соперничество между крупными державами: США, Китаем и Россией приобретает все более сложный, комбинированный или даже интегральный характер, причем приоритеты во все большей степени принадлежит не количественным, а качественным характеристикам. Расширяется так называемая ПЭВТ-конкуренция (то есть, конкуренция в области политики, экономики, военном деле и технологиях), ряд ее важнейших составляющих,  рассчитанных по рейтингам глобальных индексов для США, Китая и России, приведены на рис.2.

Следует заметить, что практически со второй половины 2010-х годов «объемы военных расходов, оборонные возможности и взаимосвязи становятся важными категориями многих мировых индексов, сопоставляющих международное влияние той или иной страны, ее мощь и национальную силу, роль в международных организациях, регионах, альянсах и т.д.».  Сюда следует отнести глобальные индексы мощи (Global Power Index, GPI Index), индексы влияния (Foreign Bilateral Influence Capacity Index FBIC Index), Азиатский индекс мощи (Asia Power Index, Lowy Institute) и др., рассчитываемые на основе большого количества показателей по широкому спектру тематических направлений. В совокупности с глобальным индексом военной мощи GFI  (Global FirePower Index); индексом сетевой готовности NRI (Networked Readiness Index), глобальным инновационным индексом GII (Global Innovation Index) и глобальным индексом конкурентоспособности GCI (Global Competitiveness Index), индексы  мощи и влияния можно рассматривать как важные составляющие при оценке ПЭВТ-конкуренции и  военно-экономической безопасности (ВЭБ).   

Рассмотрение данных, представленных на рис.2,  показывает, что лидирующие позиции по уровню готовности к инновационно-цифровому прорыву, который характеризуется, прежде всего, рейтингами по глобальным индексам в области инноваций (GII), конкурентоспособности (GCI) и сетевой готовности (NRI) занимают США.  Что касается российской экономики, то по уровню  готовности к цифре (индекс сетевой готовности – NRI) еще в 2013 г. Россия опережала Китай (на 21 позицию по рейтингу) [18, 234], то в 2019 г. она отстает от Китая по этому индексу (на 7 позиций по рейтингу). В то же время, по данным на 2019 г. Россия отстает на 32 позиции от Китая по инновационной активности экономики и на 15 позиций  по уровню глобальной конкурентоспособности.  То есть, по уровню готовности к цифровой экономике (индекс NRI), позиции России выше, чем по уровню готовности к инновационно-цифровому прорыву. В ряде аналитических работ зарубежных экспертов, Россия  рассматривается как перспективная с позиции развития цифровой экономики (в данную группу относят также    Китай, Индию, Бразилию Индонезию и др.) [19].  Особого внимания заслуживает готовность к цифровому развитию оборонно-промышленного комплекса России.  Работа в этом направлении уже ведется [20].[5]

Возрастает  необходимость детальных сравнительных исследований по оценке рисков и угроз современной инновационно-цифровой трансформации вооруженных сил ведущих стран мира в рамках обеспечения национальной и международной безопасности, что следует рассматривать в качестве одного из важнейших направлений исследований в области военно-экономической безопасности.

Список использованной литературы 

1. Пожаров А.И. Военная экономика России: история и теория. М.: ВФЭУ, 2005. 417c., c.358. URL: search.rsl.ru/ru/record/01002904145
2. David H. McCormick, Charles E. Luftig, James M. Cunningham. Economic Might, National Security, and the Future of American Statecraft/Economic and national Security. Texas National Security Review v.3, Iss. 3, Summer 2020. URL: www. tnsr .org/2020/05/economic-might-national-security-future-american-statecraft/
3. Панкова Л.В. Военно-экономическое обеспечение национальной безопасности / В сб.: Военные, политические и экономические проблемы обеспечения национальной безопасности России в современных условиях/Отв. ред. А.Г.Савельев. М.: ИМЭМО РАН, 2007.- 91 c. URL: www. search.rsl.ru/ru/record/01003373028
4. Renewed Great Power Competition: Implications for Defense /Issues for Congress //Congressional Research Service. Updated  August 25, 2020. URL: fas.org/sqp/crs/natsec/R43838.pdf
5. Boroff. What is great-power competition, anyway? Modern war institute. April, 17, 2020. URL: www.mwi.usma.edu/great-power-competition-anyway/
6. Great Power Competition. The MITRE Corporation. URL: mitre.org/news/focal-points/great-power-competition.
7. Панкова Л.В. Инновационно-цифровая составляющая военно-экономического развития (практика США) // Московский экономический журнал, 2019 г.,  №2.
8. Adam Rosen, Tarullo Daniel K. Report of the Working Group on Economics and National Security. The Princeton Project on National Security. Working Group Co-Chairs. Washington D.C.: Georgetown University, 2005.URL:http://www.princeton.edu/ppns/conferences/reports/fall/ENS.pdf (accessed 8 November 2016).
9. Larson Alan P. – Under Secretary of State for Economic, Business and Agricultural Affairs. URL: http://usinfo.state.gov/journals/itips/1202/ijpe/pj7-4larson.htm
10. Панкова Л.В. Военная экономика, инновации, безопасность.- М.: ИМЭМО РАН, 2016 – 149с.
11. База данных военных расходов СИПРИ. Стокгольмский международный институт исследований проблем мира. URL: https://www.sipri.org/sites/default/files/SIPRI-Milex-data-1949-2019.xlsx
12. NRI 2019 Countries Portulans Institute WITSA (World Information Technology and Services Alliance. networkreadiness.org/nri-2019-countries/#navigate;
13. Global Innovation Index. Statistics Times; statisticstimes.com/ranking/global-innovation-index.php; www3.weforum.org/docs/WEF_TheGlobalCompetitivenessReport2019.pdf.
14. The Global Competitiveness Report 2019. Klaus Schwab, World Economic ForumEditor. URL:www.cdi.org.pe/pdf/IGC/2019/WEF_TheGlobalComprtitivenessReport2019.pdf
15. 2020 Military Strength Ranking. URL: globalfirepower.com/countries-listing.asp;
16. Herve Lemahiev. Five big takeaways from the 2019 Asia Power Index. Published Daily by the Lowy Institute. URL:lowyinstitute.org/the-interpreter/power-shifts-fevered-times-2019-asia-power-index.
17. Jonathan D. Moyer, Tim Sweijs, Mathew J. Burrows, Hugo Van Manen. Power and Influence in a Globalized World. The Atlantic Council and Pardee Center for International Futures, University of Denver, Denver, CO. January 2018.
18. Панкова Л.В. Глава 16. Инновационная составляющая военного строительства в ведущих государствах мира / Безопасность и контроль над вооружениями 2017-2018. Преодоление разбалансировки международной стабильности/ Отв. Ред. А.Г.Арбатов, Н.И.Бубнова. М., ИМЭМО РАН, Политическая энциклопедия, 2018. -270с.
19. Bhaskar Chakravorti and Ravi Shankar Chaurved. Digital Planet 2017. How competitiveness and trust in digital economies vary across the world. The Fletcher School, Tufts University, July2017, p.21. URL: www.sites.tufts.edu/digitalplanet/files/2020/03/Digital_Planet_2017_FINAL.pdf
20. Доклад “К цифре готов? Оценка адаптивности высокотехнологичного комплекса России к реалиям цифровой экономики” был подготовлен сообществом “Системная экономическая аналитика ОПК” под научно-методическим руководством Института экономических стратегий (ИНЭС). URL: https://profiok.com/about/news/detail.php?ID+6347
21. Konovalov V.B., Tikhonov A.I., Fursov V.A., Sogacheva O.V., Pyanova N.V. Marketing planning in industrial enterprises in the context of import substitution strategy // International Journal of Applied Business and Economic Research. 2017. Т. 15. № 12.С. 171-182.

[1]Подробнее см. статью: Панкова Л.В.  Инновационно-цифровая составляющая военно-экономического развития (практика США) // Московский экономический журнал, 2019 г.,  №2.

[2] Спектр традиционных показателей (инструментов) ВЭБ, безусловно шире, включая  военные расходы на НИОКР, соотношение затрат на содержание военной организации и потенциал развития (НИОКР, закупки, ремонт/модернизация), а также численность армии, состояние военно-промышленной и научно-технической базы, мобилизационная готовность  оборонно-промышленного комплекса и др.

[3] Данный показатель был заложен еще при создании в 1958 г. Управления перспективных исследований и разработок министерства обороны США – ДАРПА, однако при сопоставительных межстрановых исследованиях он ранее не использовался.

[4] С4ISR – command, control, communication, computers and intelligence, surveillance and reconnaissance.

[5] В частности, доклад “К цифре готов? Оценка адаптивности высокотехнологичного комплекса России к реалиям цифровой экономики” был подготовлен сообществом “Системная экономическая аналитика ОПК” под научно-методическим руководством Института экономических стратегий (ИНЭС). <https://profiok.com/about/news/detail.php?ID+6347>