DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14023

Управление производственными рисками российских промышленных организаций: традиции и современные требования

Management
of production risks of Russian industrial organizations: traditions and modern
requirements

Савин
Алексей Викторович, кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры “Управление организацией
в машиностроении”

ФГБОУ ВО “Государственный университет управления”

Aleksey Savin, candidate of Science,
associate Professor, State University of Management, Russia, Moscow

Аннотация: в статье
рассмотрена проблема узурпирования управления производственными рисками
руководителями подразделений, непосредственно изготавливающих продукцию. На
основе экспертного метода описаны негативные эффекты дефицита внимания
топ-менеджмента к вопросам управления производственными рисками. Сделан вывод о
необходимости использования современных информационно-коммуникационных
технологий в управлении производственными рисками для обеспечения
«прозрачности» промышленной деятельности.

Summary: The article deals with the problem of usurping by heads of departments that directly manufacture products and manage production risks. On the basis of the expert method, the negative effects of the lack of attention of top management to the issues of production risk management are described. It is concluded that it is necessary to use modern information and communication technologies in the management of production risks to ensure the “transparency” of industrial activity.

Ключевые слова:
производственные риски, производственные подразделения, заработная плата
рабочих, числовое программное управление, интеллектуальный анализ данных.

Keywords: production risks, production units, workers’ wages,
numerical program management, data mining.

Принятая
в Российской Федерации практика управления производственными рисками промышленных
организаций базируется на делегировании высшим руководством компаний данного спектра
вопросов руководителям самостоятельных подразделений, осуществляющих
непосредственные производственные функции. В результате процедуры выявления
производственных рисков, их оценки и воздействия на них выходят из-под контроля
топ-менеджмента организаций, а информация об уязвимостях производственной
системы, возникающих инцидентах и возможных стратегических рисках не поступает
лицам, которым она необходима для принятия эффективных решений. Общеизвестными
становятся только фатальные фактические события в силу создаваемого ими
резонанса и тяжких последствий. Размер ущерба от реализовавшихся рисков может
быть катастрофическим и привести к нарушению непрерывности деятельности
промышленной организации. Восстановление режима штатного функционирования
возможно повлечет большие финансовые и временные затраты, а также может
возникнуть риск репутационного ущерба и перспективы применения уголовного
преследования виновных должностных лиц. Предприятия-гиганты также находятся в
ситуации гипотетического возникновения рисковых ситуаций в виде аварий промышленного
оборудования со значительным ущербом [2, 3].

Стимулирование
инновационной деятельности работников на местах, которое может приобретать вид
рационализаторского движения, должно быть дополнено механизмом экспертной
оценки предложений с высокой степенью надежности. Технологическое новаторство следует
ориентировать не только на рост эффективности бизнеса, но и на сохранение
стабильности функционирования и развития хозяйствующих субъектов. Сейчас, когда
зарубежные компании из развитых стран борются за приращение эффективности на
доли процентных пунктов, в России у промышленных предприятий существуют значительные
резервы, которые возможно задействовать. В тоже время любые изменения таят в
себе риски и не всегда очевидные, поэтому взвешенная оценка преобразований
нуждается и в количественном анализе тоже.

 В исследовании [5] приведены данные, что по мнению менеджмента российских промышленных организаций первую пятерку наиболее значительных операционных рисков замыкают собой риски охраны труда (несчастные случаи на производстве и профессиональные заболевания), а также технико-производственные аварии и инциденты (рисунок 1). Это только вершина айсберга из производственных рисков, которую можно видеть, не применяя специального инструментария. Изъяны функционирования производства, такие как простои рабочих, пролеживание материалов, деталей и узлов, простои оборудования, а также сверхнормативный уровень брака тщательно скрываются руководителями производственных подразделений, чтобы вышестоящее начальство не усомнилось в их компетенции и не увидело бы необходимость в их замене на более квалифицированных менеджеров-производственников.

Еще
одна причина желания сосредоточить контроль за рисками в своих руках – это
сохранение резервов для возможных маневров при возникновении сбоев нормального
функционирования промышленной организации. Авральные работы, штурмовщина – эти
пережитки советского прошлого никуда не ушли. По-прежнему они сопровождают
повседневную действительность уже российских промышленных компаний. Из-за ярко
выраженной сезонности в деятельности подавляющего количества отраслей народного
хозяйства предприятия постоянно сталкиваются с ситуацией колебания спроса на
готовую продукцию со значительной амплитудой. Каждое из таких предприятий
должно время от времени принимать решения: работать на склад или сокращать
объемы производства, или вовсе приостанавливать свою деятельность.

Кроме
того, при производстве выокотехнологичной продукции, когда количество
поставщиков измеряется сотнями, из-за сбоев в поставках компании вынуждены
содержать значительные запасы, замораживая свой оборотный капитал. Риск
превращения годных материальных ресурсов в неликвиды возрастает с увеличением
времени их нахождения на складе.

Менеджеры-производственники
концентрируют в своих руках как все упущения, так и все выгоды от реализации
производственной функции предприятием.  Готовая
продукция принята отделом технического контроля и сдана на склад, значит, свою
часть работ производственники выполнили. Дальнейшая судьба произведенных
товарно-материальных ценностей работников производственного контура не
интересует. Производственники ставят барьеры на пути информационных потоков и
создают условия, когда работники других подразделений не имеют возможности
влиять на их трудовые усилия.

Существует
множество причин сохранения такой ситуации. Во-первых, это боязнь вмешательства
топ-менеджмента в ход производственных процессов на уровне отдельных цехов,
производственных участков и рабочих мест (ячеек). У производственников есть
мощный инструмент шантажа – это угроза невыполнения производственного плана.
Пока фактические объемы производства соответствуют плановым значениям и все
равно какой ценой это достигается, вмешательства извне не последует. Во-вторых,
низкий уровень загрузки производственных мощностей дает большой простор для
маневра, резервы весьма значительны и компенсируют все огрехи управленцев.
В-третьих, порочной является практика котлового учета затрат, когда реальную
себестоимость отдельно взятого изделия посчитать очень затруднительно, а,
следовательно, нельзя проанализировать обоснованность понесенных расходов. И
наконец, до сих пор на российских промышленных предприятиях большой
популярностью пользуется сдельная форма оплаты труда, от которой все развитые в
промышленном отношении страны ушли еще в 80-е годы [1].

Повременная
система оплаты труда основных рабочих требует совершенно других подходов к
организации их трудовой деятельности. Менеджер должен так спланировать
производственный процесс, чтобы наиболее эффективно использовать имеющиеся в
его ведении ресурсы и в первую очередь именно человеческие.

За
последние несколько лет ведущие российские компании провели масштабное
обновление основных производственных фондов, прежде всего станочного парка.
Сделано это было при значительной поддержке государства. Миф о крайне изношенном
оборудовании на российских предприятия ушел в прошлое. Новая техника
потребовала других человеческих ресурсов. Вместо рабочих, которые при помощи
своих навыков производили продукцию, потребовались инженеры-электронщики,
которые программируют оборудование и операторы, которые следят за ходом
автоматизированного процесса. Такая ситуация, с одной стороны, исключила многие
виды рисков, но, с другой стороны, на замену им появились новые, прежде всего
связанные с киберуязвимостью производственной системы. Диверсии при помощи
взлома информационных систем и внесения корректив в их работу способны
остановить работу предприятия.

Несмотря
на произошедшие изменения менеджеры-производственники мыслят по-старому. Управление
затратами на финансирование риска руководителями производства выполняется на
основе собственного практического опыта и интуиции. При выборе инструментария воздействия
на риски производственники сталкиваются с системой жестких ограничений, главным
из которых является план производства продукции. Так как зарплату работникам
производственных подразделений начисляют на основе количества сданной на склад
готовой продукции и изменения производственных запасов, то большинство
создаваемых руководителями-производственниками механизмов воздействия на риски,
так или иначе, увязаны с денежным вознаграждением подчиненных за труд. Приобретя
контроль над доходами вверенных сотрудников, менеджеры абсолютизируют свои
властные полномочия и по факту получают автономию внутри системы управления
компании, что дает им возможность ставить препятствия практически любому решению
вышестоящего начальства, проводя свою собственную ассортиментную, коммерческую,
кадровую, научно-техническую и другие политики. Если удастся выполнить
требование обеспечения прозрачности «черного ящика» производственного контура, то
появляется возможность выявления и ликвидации рассогласований в оперировании
всеми видами ресурсов, которые используются при изготовлении продукции.

Опасение
отечественных менеджеров-производственников, что их огрехи в организации
производства будут обнаружены, стимулируют их сопротивление попыткам построения
информационных систем для учета работы производственного оборудования, на что
указывается в статье [4]. Современные достижения в развитии
информационно-коммуникационных технологий дает возможность получать потоки
информации с оборудования, как изначально оснащенного блоком числового
программного управления (ЧПУ), так и не имеющим его, в режиме реального
времени. Само утверждение, что ЧПУ знает об оборудовании все, владеющая умами некоторых
специалистов, работающих в сфере автоматизации производства, не вполне отражает
действительность. В частности, в ряде случаев требуется ручное внесение в
систему информации о причине останова оборудования, например, причиной простоя
может быть дефицит заготовок и ЧПУ этого само по себе не распознает. Также
адекватные данные о целостности технического устройства приносит исключительно
анализ в виде вибродиагностики оборудования. А всю полную картину хода
производственного процесса обеспечивают дополнительные датчики, установленные
на станках. Аккумулируемые данные информация о функционировании формируют
«озеро данных», которые можно исследовать при помощи технологий их интеллектуального
анализа. Тотальная информатизация дает возможность увидеть, насколько успешно
производственники справляются выполняют задачу управления своими рисками.

Список литературы

1. Гурова,
   Т. Сдельная оплата удобна менеджменту // Эксперт. – 2018. – № 6 (1062).  – С. 22-25.
2. Журавин, С.Г., Бердников,
   А.С., Слющенкова, А.С. Особенности систем управления производственными рисками
   в черной металлургии // Фундаментальные и прикладные исследования экономических
   проблем и перспектив развития современных организаций. Сборник научных трудов международной
   научно-практической конференции. Под ред. С.Г. Журавлева, В.Н. Немцева. – 2016. – С. 262-268.
3. Иванова,
   Д.В. Управление производственным риском на ОАО «ММК» // Приложение математики в
   экономических и технических исследованиях. – 2007. –  № 1.  – С. 84-92.
4. Колерова,
   В. Цифровое раздвоение заводов еще впереди // Эксперт. – 2018. – № 44 (1095).  – С. 24-26.
5. Практики
   управления рисками в России: сильные стороны и области для развития //
   Аудиторско-консалтинговая компания KPMG URL:
   https://home.kpmg.com/ru/ru/home/insights/2015/11/risk-management-practice-in-russia-report.html
   (дата обращения: 29.03.2019).

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14022

Состояние российско-армянских торговых отношений и перспективы их развития в рамках Евразийского экономического союза

CONDITION OF THE RUSSIAN-ARMENIAN TRADE RELATIONS AND
THE PROSPECT OF THEIR DEVELOPMENT WITHIN THE EURASIAN ECONOMIC UNION

Надежда Анатольевна Чапкина, доцент, канд. экон.. наук, доцент кафедры экономики, кафедра экономики, факультет менеджмента, экономики и финансов, ФГБОУ ВО «Северо-Восточный государственный университет», 685000, РФ, г. Магадан, ул. Портовая, д. 13, E-mail: nadinmag1@rambler.ru

Микаель Вараздатович Микаелян, док. экон. наук, профессор кафедры экономики и международных экономических отношений Ереванского государственного университета, 0025, Армения, республика Армения, г. Ереван, ул. Алека Манукяна, 1, E-mail: mvmiqayelyan@inbox.ru

Nadezhda Anatolyevna Chapkina, associate professor, edging. экон. sciences, associate professor of economy, department of economy, faculty of management, economy and finance, FGBOOU WAUGH Northeastern State University, 685000, Russian Federation, Magadan, Portovaya St., 13

Mikael’ Varazdatovich Mikaelyan,Doctor of Economics
0025, Armeniya, respublika Armeniya, g. Erevan, ul. Aleka Manukyana, 1

Аннотация: Объектом исследования является внешнеторговый оборот между Республикой
Армения и Российской Федерацией. Предметом исследования является механизм
оптимизации внешнеторгового товарооборота между странами в рамках современных
торговых отношений. Авторами подробно проанализировано состояние
российско-армянских торговых отношений до и после соединения Армении к новым
интеграционным процессам за период 2011-2017 гг. Отдельное внимание уделено
вопросам сокращения экспорта товаров и услуг из Армении в Россию в результате
принятия Указа президента РФ № 560 от 06.08.2014 г. Методология исследования
включает применение методов системного и статистического анализа. Также
авторами использованы эмпирические методы, в частности, сравнение. Основным
выводом проведенного исследования является то, что анализ современного
положения российско-армянских торговых отношений имеет ряд положительных и
отрицательных моментов. Прежде всего это касается изменений в
нормативно-правовых актах как со стороны Правительства Российской Федерации,
так и со стороны Правительства Республики Армения. В целом это позволило
сформулировать предложение о целесообразности внесения изменения в Решение №
157 Евразийской экономической комиссии в части норм ввоза на территорию Армении
физическими лицами, не являющимися индивидуальными предпринимателями.

Summary: Object
of a research is the foreign trade turnover between the Republic of Armenia and
the Russian Federation. An object of research is the mechanism of optimization
of the foreign trade commodity turnover between the countries within modern
trade relations. Authors in detail analysed a condition of the Russian-Armenian
trade relations before connection of Armenia to new integration processes
during 2011-2017. Special attention is paid to issues of reduction of export of
goods and services from Armenia to Russia as a result of adoption of the Decree
of Russian President No. 560 of 06.08.2014. The methodology of a research
includes application of methods of the system and statistical analysis. Also
authors used empirical methods, in particular, comparison. The main conclusion
of the conducted research is that the analysis of modern provision of the
Russian-Armenian trade relations has a row positive and bad points. First of
all it concerns changes in normative legal acts both from the Government of the
Russian Federation, and from the Government of the Republic of Armenia. In
general it allowed to formulate the offer on expediency of modification of
Decision No. 157 of the Eurasian economic commission regarding norms of import
to the territory of Armenia by the natural persons who are not individual
entrepreneurs.

Ключевые слова: внешнеторговый оборот, Евразийский экономический союз,
среднегодовой курс рубля, санкции, Единые требования, Евразийская экономическая
комиссия, интеграционные процессы, экспорт товаров, товарные рынки, импорт
товаров.

Keywords: foreign
trade turnover, Eurasian Economic Union, average annual ruble rate, sanctions,
Uniform requirements, The Eurasian Economic Commission, integration processes,
export of goods, commodity markets, import of goods

Введение

В настоящее время основным направлением сотрудничества
таможенных служб государств–членов Евразийского экономического союза (далее – ЕАЭС)
является совершенствование договорно-правовой базы в сфере таможенного
регулирования.

Отметим, что с 01.01.2018 г. вступил в силу Таможенный
кодекс ЕАЭС. Таможенные службы 5 стран осуществляют тесное взаимодействие в
рамках заседаний Консультативного комитета по таможенному регулированию при Евразийской
экономической комиссии (далее – ЕЭК), а также в работе по согласованию проектов
решений ЕЭК [7].

Напомним, что 4 апреля 2018 г. в г. Бишкеке
(Кыргызская Республика) под председательством руководителя Федеральной таможенной
службы В. Булавина состоялось 26-е заседание Объединенной коллегии таможенных
служб государств–членов Таможенного союза, в работе которого приняли участие
руководители таможенных служб государств–членов ЕАЭС, член Коллегии ЕЭК
(Министр) по таможенному сотрудничеству М.А. Кадыркулов, где состоялся
обмен мнениями и приняты решения по ряду вопросов, направленных на упрощение
таможенных процедур и совершенствование практики применения таможенного
законодательства [12]. В частности, более детально обсуждался вопрос по
совершенствованию единой транзитной системы, которая позволит «обеспечить
ускорение и прозрачность совершения таможенных операций, будет способствовать
сокращению издержек участников ВЭД при транзите товаров с одновременным
сохранением надлежащего уровня контроля за перемещением товаров на пространстве
ЕАЭС» [12].

Также на заседании обсуждались подходы информационного
взаимодействия таможенных органов государств–членов ЕАЭС при контроле за
перевозками товаров в соответствии с таможенной процедурой таможенного транзита.
В целом это будет способствовать совершенствованию контроля за доставкой
иностранных товаров в таможенный орган назначения и сокращение временных
издержек бизнеса.

В целях повышения эффективности контроля таможенной
стоимости товаров и недопущения потерь бюджета ЕАЭС было принято совместное
решение по изучению правоприменительной практики определения таможенной
стоимости ввозимых носителей информации.

15 июня 2018 г. в г. Астане (Республика Казахстан) под
председательством руководителя Федеральной таможенной службы В. Булавина
состоялось 67-е заседание Совета руководителей таможенных служб государств–участников
Содружества Независимых Государств (далее – Совет), а также 27-е заседание Объединенной
коллегии таможенных служб государств–членов Таможенного союза (далее –
Объединенная коллегия). В работе Совета также приняли участие представители
Исполнительного комитета СНГ и ЕЭК [6].

Отметим, что Советом было утверждено Положение о минимальных
требованиях для приграничных таможенных постов, расположенных в автомобильных
пунктах пропуска, что позволит обеспечить интенсивное прохождение через пункты
пропуска грузовых и пассажирских потоков, эффективность проведения таможенного
и иных видов государственного контроля. Также были одобрены следующие
документы:

1. проект Соглашения о
   взаимодействии государств–участников СНГ в сфере защиты прав на объекты
   интеллектуальной собственности, направленный на сокращение международного
   распространения контрафактных товаров, которое наносит ущерб экономикам
   государств–участников СНГ;
2. проект протокола о внесении
   изменений в Соглашение о порядке таможенного оформления и таможенного контроля
   товаров, перемещаемых между государствами–участниками Соглашения о создании
   зоны свободной торговли от 08.10.1999 г.;
3. проект протокола о внесении
   изменений в Соглашение о порядке транзита через территории государств–участников
   СНГ от 04.06.1999 г.

Вышеуказанные документы направлены в Исполнительный комитет СНГ для рассмотрения
Советом глав правительств СНГ в установленном порядке.

В рамках работы по совершенствованию единой транзитной системы был
рассмотрен вопрос по организации пилотного проекта мониторинга транзитных
перевозок, которые осуществляются через территорию государств–членов ЕАЭС
автомобильным и железнодорожным транспортом, с применением навигационных пломб.

В качестве участников пилотного проекта на начальном этапе могут выступить
таможенные службы таких стран как Россия, Казахстан и Киргизия, в то время как Республика
Беларусь присоединится на более позднем этапе после создания национального
оператора системы отслеживания и сопряжения систем отслеживания транзитных
перевозок государств–членов ЕАЭС. Республика Армения свое участие в пилотном
проекте пока не планирует.

Также было принято решение о продлении срока действия эксперимента по
совершению таможенных операций, которые связанных с применением таможенной
процедуры таможенного транзита, на принципах электронного документооборота.
Эксперимент будет продолжен до момента вступления в силу в рамках ЕАЭС общего
процесса по таможенному транзиту, позволяющего осуществлять обмен электронными
документами между таможенными органами [6].

На заседании были рассмотрены вопросы, связанные с информационным обменом,
утверждено Положение о применении технических условий информационного обмена,
которое будет применяться до принятия ЕЭК технологических документов,
необходимых для организации на регулярной основе обмена информацией между таможенными
органами государств–членов ЕАЭС.

В целях повышения достоверности и качества результатов проводимых
лабораторных испытаний утвержден Порядок [6], определяющий организацию и
проведение межлабораторных сравнительных испытаний лабораториями таможенных
служб государств–членов ЕАЭС.

Для выработки общих подходов и оптимизации таможенных операций было принято
решение изучить правоприменительную практику таможенных органов государств–членов
ЕАЭС по применению таможенной процедуры таможенного транзита в отношении
товаров ЕАЭС, пересылаемых в почтовых отправлениях с одной части таможенной
территории ЕАЭС на другую часть, через территории третьих государств, а также
по применению отдельных статей Таможенного кодекса ЕАЭС.

Стимулирование экспорта является один из приоритетов развития экономики Республики Армения. Оно особенно стало важно при интеграционном процессе на пространстве СНГ. Создание на территории Белоруссии, Казахстана и России таможенного союза[1], подписание Договора «О зоне свободной торговли СНГ» (октябрь 2011 г.) и создание ЕАЭС (29 мая 2014 г.)[2] привели новые экономические ситуации, которые от этих стран требуют изучение, анализ и переосмысление новых интеграционных процессов и противостоять вызовам интеграции.

Как показывают данные таблицы 1, с 2011 по 2014 гг. общий экспорт товаров из Армении неуклонно возрастал (в 2014 г. по отношению 2011 г. он вырос на 11,4 %), однако по отдельным странам и группам стран в 2014 г. наблюдалось снижение объемов экспорта товаров и услуг по сравнению с 2013 г., несмотря на то, что в целом на тот же период экспорт товаров из Армении увеличился на 2,7 %. Так, например, экспорт из Армении в страны СНГ снизился на 8,7 %, в страны ЕС – 11,5 %, РФ – на 7,7 %. Экспорт в другие страны увеличился на 22,5 %. В результате по сравнению с 2011 г. по отдельным странам и группам стран резко изменилась структура экспорта товаров из Армении. На 16,7 % снизилась доля экспорта в страны ЕС, на 4 % увеличился экспорт в страны СНГ, на 12,8 % – в другие страны, на 3,6 % – в Российскую Федерацию.  В 2014 г. по сравнению с 2013 г. наблюдалось резкое снижение экспорта из Армении в страны СНГ (в т. ч. – в РФ) и ЕС. Основная причина спада экспорта 2014 г. по сравнению с 2013 г. в страны СНГ и в т. ч. РФ, является экономические санкции западных стран против России (львиная доля экспорта СНГ приходилось на РФ)[3]. Из-за санкций ухудшилась экономическая ситуация в России, что привело к ослаблению российской денежной единицы. Одновременно, ослабление российского рубля, при прочих равных условиях, позволило российским товаропроизводителям продолжить экспорт и несколько смягчить воздействие отрицательных последствий санкций.

Указом президента РФ от 06.08.2014 г. № 560 [13] поручено
правительству, помимо определения перечня продукции, подподающей под импортные
ограничения, «принять меры по обеспечению сбалансированности товарных рынков и
недопущению ускоренного роста цен на сельскохозяйственную и продовольственную продукцию»,
ограничивать контроль за состоянием товарных рынков, и разработать и реализовать
«комплекс мероприятий, направленных на увеличение предложения российских
товаров». Во исполнение этого указа было принято Постановление
Правительства РФ от 07.08.2014 г. № 778 «О мерах по реализации Указа Президента Российской
Федерации от 6 августа 2014 г. № 560» «О применении отдельных специальных экономических мер в
целях обеспечения безопасности Российской Федерации». По существу, этим Постановлением
введены импортные ограничения.

Ухудшение экономической ситуации России, резкое ослабление российского рубля и вышеназванное Постановление Правительства РФ, в 2014 г. привели к существенному сокращению экспорта товаров и услуг из Армении в Россию (7,7 %).                

Антироссийские экономические санкции отразились и на импорте товаров и услуг в Армению, что представлено в таблице 2 [2], [3].

Так, с 2011 по 2014 гг. импорт товаров и услуг в Армению
изменялся незначительно.  Общий объем
импорта увеличился на 6,2 %. Изменения динамики импорта товаров и услуг в
Армению по странам и группам стран в разные годы произошли неравномерно. Так, с
2011 по 2013 гг. импорт из стран СНГ (в т. ч. из РФ) и ЕС увеличился
существенно (соответственно на 22,1 (29,5) и 34,5 %), а из других стран
сократился на 14,1 %. Такая динамика импорта отразилась на структуре импорта по
странам и группам стран.  Так, с 2011 по 2013
гг. доля импорта из стран СНГ увеличилась на 3,4 % (из РФ – на 3,7 %), из стран
ЕС на 6,5 %, а из других стран снизилась на 10 %.  В течение 2014 г. по сравнению с 2013 г.
импорт из стран СНГ сократился на 11,8 %, что привело к уменьшению их доли в
общем объеме импорта из всех стран на 3,1 %. В том же году импорт из России и
стран ЕС сократился соответственно на 13,2 и 15,7 %, что привело к падению их
долей в общем объеме импорта из всех стран соответственно на 2,8 и 4,9 %.
Одновременно, импорт товаров и услуг из других стран в 2014 г. по сравнению с 2013
г. увеличился на 19,1 %, что привело к увеличению их доли в общем объеме
импорта из всех стран на 8,1 %.

По данным Центрального банка республики Армения в 2014 г.
по сравнению с 2013 г. существенно сократились трансфертные частные поступления
в Армению. В частности, общие трансферты за это время сократились на 7,8 % (в
2014 г. – 2 123 млн. долл. США против 2 302 млн. долл. США 2013 г.). Львиная
доля трансфертов приходится на РФ (в 2013 г. 1 727 млн. долл. США, а в 2014 г.
– 1 554 млн. долл. США). За счет трансфертов в основном покрываются
отрицательное сальдо внешнеторгового оборота. Следовательно, из-за сокращения
трансфертных поступлений существенно сократился совокупный спрос.

С января 2015 г. Армения официально вошла в состав
Евразийского экономического союза (ЕАЭС)[4]. Первые
оценки на этой интеграции были пессимистичные. Так, по мнению директора Центра
исследований международной торговли РАН Х и ГС к.э.н. А. Клобелья, данная
интеграция в основном имеет политическое значение [1, с. 87]. Во всяком случае,
в 2015 г. по сравнению с 2014 г., если общий экспорт из Армении сократился на
2,1 %, то в страны СНГ – на 27 %, РФ – на 26,8 %, и наоборот, в страны ЕС
увеличился на 0,8 %, а в другие страны – на 8,8 % [4], [5].

Начиная с 2016 г. наблюдалось резкое увеличение объема
экспорта из Армении. Так, например, общий объем экспорта в 2016 г. по сравнению
с 2015 г. увеличился на 20,5 %, а в 2017 г. по сравнению с 2016 г. увеличился на 25,2 %. Экспорт в Страны СНГ за тот же период времены увеличился
соответсвенно на 54,7 и 40,3 %, в РФ – на 65,7 и 44,6 %, в страны ЕС – на 8,6 и 32,2 %, а в другие страны – на 15,5 и 114,4 %.

В результате таких изменений изменилась и структура
экспорта по отдельным стран и группам стран. Так, доля экспорта в страны СНГс
18 % (2015 г.) достиг 25,8 % (2017 г.),  РФ – соответственно с 15,2 до 24,1 %, в страны ЕС – с
29,8 сократилась до 29,2 %,  в другие страны
– с 52,4 до 46 %.

В таблице 4 представлены данные по импорту за 2015-2017 гг. [4], [5].

По данным таблицы 4 отметим, что за период с 2015 по 2017
гг. общий объем импорта увеличился на 28,5 %. Изменения динамики импорта
товаров и услуг в Армению по странам и группам стран в разные годы произошли
неравномерно. С 2015 по 2017 гг. импорт из стран СНГ (в т. ч. из РФ) и ЕС
увеличился существенно (соответственно на 29,0 (34,2) и 20,4 %), а из других
стран на 32,4 %, что отразилось на структуре импорта по странам и группам
стран.  Так, с 2015 по 2017 гг. доля
импорта из стран СНГ увеличилась на 0,1 % (из РФ – на 0,8 %), из стран ЕС снизилась
на 1,6 %, а из других стран увеличилась на 1,5 %. 

В 2014 г. среднегодовой курс одного рубля в драмах по
сравнению с 2013 г. снизился на 14,8 %, а экспорт товаром и услуг из Армении –
на 7,7 % (см. рис. 1).

В 2015 г. среднегодовой курс
российского рубля в драмах снизился на 28,1 %, а экспорт – на 26,8 %. В 2016 г.
среднегодовой курс российского рубля в драмах снизился на 8,9 %, а экспорт
увеличился на 65,7 %, в 2017 г. среднегодовой курс российского рубля в драмах
увеличился на 15,2 %, а экспорт – на 44,6 %. Начиная с 2016 г. наблюдается
положительные результаты этой интеграции на экономику Республику Армения.  Кроме резкого увеличения экспорта в страны
СНГ, и в первую очередь в РФ, одновременно, увеличился ВВП республики Армения.
В 2017 г. он увеличился на 7,5 % против 0,2 % 2016 г.

Антироссийские экономические
санкции отразились и на импорте товаров и услуг в Армению из России. Так,
например, в 2015 г. по сравнению с 2014 г. импорт из России сократился на 19,3 %,
а в 2017 г. по сравнению с 2014 г. увеличился лишь на 8,2 %. Но, в целом, за
этот промежуток времени общий импорт в Армению сократился на 5,5 %.

Как показал анализ,
интеграционная политика от СНГ к ЕАЭС положительно отразилась на российско-армянских
торговых отношениях. На наш взгляд, объемы экспорта в Россию и общий
внешторговый оборот могли быть гораздо больше, если бы Центральный банк Армении
в отношении обменного курса российского рубля, особенно, с 2015 г., вел
стимулирующую политику.

Однако для граждан Республики
Армения вступление в ЕАЭС наряду с огромными положительными эффектами, привело
и к отрицательным последствиям. Дело в том, что с момента вступления в силу Договора от 10.10.2014
г. «О присоединении к Договору об Евразийском экономическом
союзе, подписанном 29 мая 2014 года», т. е. с 02.01.2015
г., в международных аэропортах Республики Армения, а также в других
государствах-членах ЕАЭС, ведется таможенный контроль за воздушным пассажирским и грузовым
движением, который осуществляется непосредственно между Респубикой Армения и
государствами-членами ЕАЭС. 

Напомним, что в соответствии с п. 3 ст. 59 Договора о ЕАЭС от
29.05.2014 г. и п. 55 приложения № 1 к Регламенту работы ЕЭК,
утвержденному Решением Высшего Евразийского экономического совета от 23.12.2014 г.
№ 98, Совет ЕЭК решил [9]:

1. утвердить
   прилагаемые Единые карантинные фитосанитарные требования, предъявляемые к
   подкарантинной продукции и подкарантинным объектам на таможенной границе и на
   таможенной территории Евразийского экономического союза (далее – Единые
   требования);
2. Решение
   вступает в силу с даты вступления в силу решения Совета ЕЭК «О внесении
   изменений в единую Товарную номенклатуру внешнеэкономической деятельности
   Евразийского экономического союза и Единый таможенный тариф Евразийского экономического
   союза», но не ранее 01.07.2017 г., за исключением п. 20 Единых
   требований, который вступил в силу с 01.01.2018 г.

Отметим, что с 01.07.2017 г. вступили в силу следующие нормативно-правовые документов в области карантина
растений ЕАЭС [8]:

1. «Об
   утверждении Единых карантинных фитосанитарных требований, предъявляемых к
   подкарантинной продукции и подкарантинным объектам на таможенной границе и на
   таможенной территории евразийского экономического союза» утверждено
   решением Совета Евразийской экономической комиссии от 30 ноября
   2016 г. № 157;
2. «Об
   утверждении единого перечня карантинных объектов Евразийского экономического
   союза» утверждено решением
   Совета Евразийской экономической комиссии от 30 ноября 2016 г
   № 158;
3. «Об
   утверждении Единых правил и норм обеспечения карантина растений на таможенной
   территории Евразийского экономического союза » утверждено решением Совета Евразийской
   экономической комиссии от 30 ноября 2016 г № 159

В соответствии с требованиями Решения Правительства Республики Армения № 865-Н от 30.07.2015 г., ввоз на территорию Республики Армения «съедобных
фруктов и орехов, цитрусовых и дынь» физическими лицами, не являющимися индивидуальными предпринимателями, объемом до 50 кг каждого из
этих видов, не является «коммерческим количеством товара».

Постановлением
Правительства Республики Армения от 30.07.2015 № 865-Н [10]:

1) определены нормы
ввоза на территорию Армении с территорий государств–членов ЕАЭС физическими
лицами, не являющимися индивидуальными предпринимателями, товаров, не
подлежащих обложению косвенными налогами (акцизами и НДС). При этом указанные
нормы безналогового ввоза охватывают всю номенклатуру товаров по ТН ВЭД ЕАЭС;

2) установлено, что
ввозимые в Армению с территорий других государств ЕАЭС физическими лицами, не
являющимися индивидуальными предпринимателями, товары сверх установленных норм
безналогового ввоза признаются «очевидно коммерческим количеством товара»,
подлежащим обложению косвенными налогами в части превышения норм безналогового
ввоза.

Но в соответствии с Решением № 157 Евразийской экономической
комиссии, вступившим в силу с 01.07.2017 г., ввоз в Республику Армения (ЕИФ) подкарантинной продукции высокого фитосанитарного риска
общим весом не более 5 кг, за исключением случаев, предусмотренных п. 10
Требований [11], а также цветов в количестве не более 3-х букетов, перемещаемых
через таможенную границу Евразийского
экономического союза в ручной клади, сопровождаемом и несопровождаемом багаже
пассажиров судов, самолетов, пассажирских вагонов, автотранспортных средств,
членов экипажей судов, самолетов, поездных бригад и водителей автотранспортных
средств, разрешается без сопровождения фитосанитарным сертификатом.

На практике же это приводит к аннулированию
Решения Правительства Республики
Армения № 865 от 30.07.2015 г., что приводит к недовольствию у
граждан. Данную проблему можно решить, если в Решении № 157 Евразийской экономической комиссии предусмотреть исключение для соседних стран, например,
для Армении, ввоз физическими лицами из Грузии и Ирана вместо 5 кг предположим
до 30 кг.

Список литературы

1. Кнобель
   А. Евразийский экономический союз: перспективы развития и возможные препятствия
   // Вопросы экономики. – 2015. – № 3. – С. 87-108.
2. Внешний
   сектор. Экспорт и импорт товаров. Внешняя торговля Республики Армения за
   2011-2012 гг. [Электронный ресурс]. – URL: http://www.armstat.am/file/article/sv_12_12r_411.pdf
3. Внешний сектор. Экспорт и импорт
   товаров. Внешняя торговля Республики Армения за 2013-2014 гг. [Электронный
   ресурс]. – URL: http://www.armstat.am/file/article/sv_12_14r_411.pdf
4. Внешний сектор. Экспорт и импорт
   товаров. Внешняя торговля Республики Армения за 2014-2015 гг. [Электронный
   ресурс]. – URL: http://www.armstat.am/file/article/sv_12_15r_411.pdf
5. Внешний
   сектор. Экспорт и импорт товаров. Внешняя торговля Республики Армения за
   2016-2017 гг. [Электронный ресурс]. – URL: http://www.armstat.am/file/article/sv_12_17r_411.pdf
6. Международное
   таможенное сотрудничество [Электронный ресурс]. – URL: http://www.customs.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=26646:15-2018-67-27-&catid=62:2011-01-24-16-54-55&Itemid=2094&Itemid=1926
7. Международное таможенное
   сотрудничество. Евразийский экономический союз [Электронный ресурс]. – URL: http://www.customs.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=22287&Itemid=2637
8. О
   вступлении в силу с 1 июля 2017 года единых документов в области карантина
   растений ЕАЭС [Электронный ресурс]. – URL: http://www.rshn-khv-eao.ru/novosti/2-bez-kategorii/1082-o-vstuplenii-v-silu-s-1-iyulya-2017-goda-edinyh-dokumentov-v-oblasti-karantina-rasteniy-eaes
9. Об
   утверждении Единых карантинных фитосанитарных требований, предъявляемых к
   подкарантинной продукции и подкарантинным объектам на таможенной границе и на
   таможенной территории Евразийского экономического союза [Электронный ресурс]. –
   URL: http://www.tks.ru/news/law/2017/03/07/0003
10. Постановление
    Правительства Республики Армения от 30.07.2015 № 865-Н «Об определении формы
    уведомления для исполнения обязанности по уплате косвенных налоговых платежей и
    предъявлению налоговых деклараций при импорте очевидно коммерческого количества
    товаров физическими лицами, не являющимися индивидуальными предпринимателями,
    согласно порядку, установленному Законом Республики Армения, и о признании
    утратившим силу постановления Правительства Республики Армения от 20 марта 2003
    г.» [Электронный ресурс]. – URL: www.arlis.am.
11. Решение
    Совета Евразийской экономической комиссии от 30.11.2016 № 157 «Единые
    карантинные фитосанитарные требования к подкарантинной продукции на таможенной
    границе и таможенной территории ЕАЭС» [Электронный ресурс]. – https://www.alta.ru/tamdoc/16sr0157/
12. Таможенные
    службы ЕАЭС обсудили вопросы упрощения таможенных процедур [Электронный
    ресурс]. – URL: http://www.customs.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=26443:2018-04-09-14-35-38&catid=62:2011-01-24-16-54-55&Itemid=2094&Itemid=1926
13. Указ
    президента РФ от 06.08.2014 г. № 560 «О применении отдельных специальных
    экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации»
    [Электронный ресурс]. – URL: http://base.garant.ru/70711352/

---

[1] 6 октября
2007 г. в Душанбе между Россией, Казахстаном и Белоруссией был подписан
договор о создании единой таможенной территории и формировании таможенного
союза, а 28 ноября 2009 г. те же государства в Минске подписали документ о
возникновении на территории своих стран с 1 января 2010 г. единого таможенного
пространства.

[2] Армения
официально присоединилась к Евразийскому экономическому союзу с 02.01.2015 г.

[3] К ухудшению
экономической ситуации России способствовало также резкое падение цен на мировом
рынке нефти.

[4] Членами этой
интеграции являются Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия (официально
присоединилась с 25 мая 2015 г.) и Россия.

УДК 629.7:001.892

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14021

ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ РАКЕТНО-КОСМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ,
ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ОСОБЕННОСТИ ВЫПОЛНЕНИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ И
ОПЫТНО-КОНСТРУКТОРСКИХ РАБОТ В РАКЕТНО-КОСМИЧЕСКОЙ ОТРАСЛИ

DISTINCTIVE FEATURES OF ROCKET AND SPACE ACTIVITY, DEFINING
FEATURES OF PERFORMANCE OF RESEARCH AND DEVELOPMENT WORKS IN ROCKET AND SPACE
INDUSTRY

Сергей Евгеньевич Цыбулевский,начальник Департамента корпоративного управления, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Ильнур Марсович Муракаев,кандидат экономических наук, заместитель директора по корпоративному управлению и ревизионной работе, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Андрей Георгиевич Ханкевич,кандидат экономических наук, начальник отдела, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Tsybulevsky S.E.,Head of the Department of corporate governance, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: tsybulevsky@mail.ru

Murakayev I.M.,Сandidate of economic sciences, Deputy director for corporate governance and audit, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: nurchih@mail.ru

Hankewich A.G.,Сandidate of economic sciences, Head of department, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail:KhankevichAG@agat-roscosmos.ru

Аннотация: Ракетно-космическая отрасль как
составная часть российского высокотехнологического комплекса характеризуется
общими, свойственными многим высокотехнологичным предприятиям, структурными
элементами, кооперационными связями, обеспечивающими достижение поставленных
целей, в том числе в рамках проводимых научно-исследовательских и
опытно-конструкторских работ. В то же время инновационная деятельность в
ракетно-космической отрасли характеризуется исторически сложившимися и
опробованными практикой принципами построения и функционирования  организаций ракетно-космической промышленности,
а также в отрасли присутствуют иные особенности функционирования научно-производственных
комплексов, характерные исключительно для ракетно-космической промышленности,
что отличает отрасль от ряда других высокотехнологичных научно-производственных
комплексов.

Анализ и изучение опыта деятельности
высокотехнологичных научно- производственных комплексов, как на примере
отечественных предприятий, так и исследование зарубежного опыта, позволили
выделить специфику и сформулировать отличительные черты, определяющие
особенности выполнения научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ
в ракетно-космической отрасли. Выявленные специфика и особенности
предопределяют необходимость их учета в рамках реформирования системы
управления исследованиями и разработками в ракетно-космической отрасли с
дальнейшим их анализом и изучением в целях повышения эффективности
государственных закупок научно-исследовательских и опытно-конструкторских
работ.

Summary: The rocket and space industry as an integral part of
the Russian high-tech complex is characterized by common, inherent in many
high-tech enterprises, structural elements, cooperative ties that ensure the
achievement of goals, including in the framework of research and development
work. At the same time, innovative activity in the rocket and space industry is
characterized by historically established and proven principles of construction
and functioning of organizations of the rocket and space industry, as well as
in the industry there are other features of the functioning of scientific and production
complexes, characteristic exclusively for the rocket and space industry, which
distinguishes the industry from a number of other high-tech scientific and
production complexes.

The
analysis and study of the experience of high – tech research and production
complexes, both on the example of domestic enterprises and the study of foreign
experience, allowed to identify the specifics and formulate distinctive
features that determine the features of research and development work in the
rocket and space industry. The revealed specifics and features determine the
need for their consideration in the framework of reforming the research and
development management system in the rocket and space industry with their
further analysis and study in order to improve the efficiency of public
procurement of research and development works.

Ключевые слова: ракетно-космическая промышленность, научно-
исследовательские, опытно-конструкторские работы, космическая отрасль,
результаты научно-технической деятельности, специфика и особенности
ракетно-космической отрасли.

Keywords: aerospace industry, scientific –
research, experimental-design work, space industry, scientific and
technological activities.

Традиционно сложилось так, что
деятельность по освоению космического пространства – космическая деятельность
[1], а также результаты, создаваемые в процессе осуществления указанной
деятельности – результаты космической деятельности[1], носят
закрытый характер и большинство существующих, разрабатываемых и планируемых к
созданию ракетно-космических технологий, материалов, образцов космической
техники являются недоступными для большинства отечественных высокотехнологичных
предприятий, работающих в смежных отраслях промышленности. Подавляющая часть
создающихся в организациях ракетно-космической промышленности технологических решений,
уникальных с точки зрения технического замысла и практической реализации,
являются узко специализированными и неадаптированными к возможностям массового
применения в отечественных секторах промышленности. Специалистам, незнакомым со
спецификой ракетно-космической деятельности, практически невозможно разобраться
в разнообразии существующих комплексных ракетно-космических технологиях, что в
свою очередь является существенным сдерживающим фактором в рамках
межотраслевого трансфера технологий, на чем, считается, должно базироваться инновационное
развитие организаций других отечественных отраслей и секторов промышленности.

Ракетно-космическая отрасль как
совокупность организаций и центров компетенций исторически молодая в сравнении
с традиционно сложившимися и функционирующими отраслями промышленности России.
В тоже время отрасль достаточно зрелая по сравнению с вновь появляющимися и
нарождающимися высокотехнологичными секторами экономики с инновационными
векторами развития, создающими высокотехнологичную продукцию с высокой добавленной
стоимостью, формируемой, в первую очередь, за счет результатов
интеллектуального труда и относящейся к пятому (шестому) уровню технологического
уклада [2].

Специфика деятельности
ракетно-космической промышленности в части решаемых задач в области обеспечения
обороны и безопасности государства, с одной стороны обусловила высокий уровень
закрытости ракетно-космической отрасли, следствием чего невозможно оперативно
решать вопросы трансфера создаваемых интеллектуальных продуктов и
технологических решений в гражданские сектора экономики, с другой стороны наличие
таких продуктов и решений может рассматриваться как вызов для создания
гражданских аналогов для удовлетворения потребностей не только организаций
ракетно-космической промышленности, но и для широкого круга потенциальных
потребителей, как внутри, так и за пределами России.

Годами сложившаяся в космической
отрасли на уровне предприятий, организаций, центров управления и компетенций
управленческая культура работы с результатами научно-технической деятельности
формировалась в традициях Минобороны России, как культура «военизированной
отрасли» со строгой вертикалью власти и подчинения, включая искусственную
локализацию информации о созданных (имеющихся) научно-технических заделах, что так
же не способствовало созданию условий для развития как внутриотраслевой, так и
межотраслевой конкурентной среды.

Современный этап развития
ракетно-космической промышленности характеризуется перманентной чередой
реформирований и реорганизаций, что в свою очередь не позволяет сформировать
транспорентную отраслевую политику (концептуальные подходы) в сфере
научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и культуру работы с
создаваемыми активами (материального и нематериального характера) [3],
являющимися результатами научно-технической деятельности, создаваемыми
творческим трудом научных коллективов работников космической отрасли.

Ранее созданные и успешно
функционировавшие в организационно-штатных структурах ракетно-космической
промышленности соотвествующие подразделения в полном объеме обеспечивали
процессы создания ракетно-космической техники патентно-правовой информацией о
существующем как внутри страны, так и за рубежом уровне научно-технологического
развития в космической сфере деятельности. Сотрудники патентно-лицензионных и
информационных отделов имели высокую профессиональную квалификацию, а
поставляемая разработчикам ракетно-космической техники информация позволяла в полной
мере определять новизну, изобретательский уровень, потенциальную
востребованность создаваемых технических и технологических решений. На текущем,
очередном этапе переформатирования ракетно-космической промышленности,
происходит сокращение патентно-лицензионных и информационных отделов, а
накопленный годами практический опыт работ в сфере интеллектуальной
собственности остаётся невостребованным и со временем утрачивается.

Учитывая значительный объем
наработанного, но неформализованного научно-технического задела,
сформировавшегося с момента создания ракетно-космической отрасли, на повестке
дня остро встаёт вопрос реального обладания результатами научно-технической
деятельности, созданными ранее в ходе работ по государственным контрактам, как
в период деятельности современной России, так и в период деятельности СССР,
правообладателем которого де-юре является Российская Федерация.

Внутриотраслевая полемика по данному
вопросу среди специалистов в сфере интеллектуальных прав не утихает и сегодня.
Содержание дискуссии сводится к тому, что Российская Федерация в лице
Госкорпорации «Роскосмос» является правообладателем указанных результатов
научно-технической деятельности «де-факто». В свою очередь, представители
предприятий и организаций ракетно-космической промышленности также считают что
имеют определенные права на результаты научно-технической деятельности
«советского периода» по праву исполнителя как «элемент собственности в составе свого
имущественного комплекса предприятия». Распределение прав на результаты
научно-технической деятельности по государственным контрактам (включая
созданную интеллектуальную собственность) до 2016 г. регламентировались особыми
условиями государственных контрактов Федерального космического агентства на
создание научно-технической продукции (приказ Роскосмоса от 9 декабря 2010 г. №
199) [4], в которых допускалось совместное правообладание интеллектуальной
собственностью, созданной в ходе выполнения научно-исследовательских и
опытно-конструкторских работ по государственным контрактам. Данное
обстоятельство позволяло предприятиям и организациям правомерно использовать
результаты научно-технической деятельности в ходе реализации длительных
научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, выплачивать
вознаграждения авторам, формировать собственный интеллектуальный капитал.

С 2016 года, в соответствии с
указаниями Госкорпорации «Роскосмос», закрепленными в типовых условиях
государственных контрактов, права на результаты научно-технической деятельности
закрепляются исключительно за Российской Федерацией в лице Госкорпорации
«Роскосмос», что, как показывает анализ патентной и изобретательской
активности, не лучшим образом сказывается на мотивации научных коллективов
ракетно-космической промышленности в части формализации и раскрытия информации
о создаваемых интеллектуальных объектах.

Качественному изменению сложившейся
ситуации должно было способствовать создание Госкорпорации «Роскосмос» [5], являющейся
правопреемником Министерства общего машиностроения СССР, Российского космического
агентства [6], Российского авиационно-космического агентства [7] и Федерального
космического агентства [8] и объединяющей в рамках одной структуры все ключевые
функции, необходимые для создания, практического внедрения и последующего
использования, созданной в рамках научно-исследовательских работ
научно-технической продукции ракетно-космической назначения, в частности:

• распоряжение бюджетными средствами (получатель и главный распорядитель бюджетных средств, главный администратор доходов бюджета);
• выполнение функций государственного заказчика (космических программ, государственный заказчик-координатор, президентских программ, Федеральной космической программы России, межгосударственных и федеральных целевых программ, государственного оборонного заказа, федеральной адресной инвестиционной программы, программ Союзного государства и программ международного сотрудничества в области космической деятельности);
• исполнитель космических программ (ответственный исполнитель госпрограммы вооружения);
• субъект, наделённый полномочиями принимать от лица государства выполнение космических программ;
• субъект, лицензирующий космическую деятельность;
• субъект, наделённый полномочиями от имени Российской Федерации, распоряжаться правами на результаты НИОКР, включая интеллектальную собственность;
• исполнитель государственных функций и государственных услуг в сфере космической деятельности.

Сложившаяся практика реализации задач
в области обеспечения развития космической деятельности и выполнения заданий по
обеспечению национальной обороноспособности и безопасности государства
способствовала формированию финансовой зависимости ракетно-космической
промышленности от поступления бюджетного финансирования на проведение
научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, отодвинув на задний
план вопросы экономической эффективности выделяемых государством инвестиционных
ресурсов, а также рационального использования имеющихся научно-технических
заделов, как ресурсной базы дальнейшего развития космической отрасли.

Возможность продуктивного решения проблемы
избавления ракетно-космической промышленности от критической зависимости от
государственных бюджетных инвестиций, выделяемых на проведение
научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связана с решением
следующих вопросов:

распредление и учёт прав Российской
Федерации на результаты научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ
по категориям создаваемых результатов (объекты права собственности,
интеллектуальных прав, документация) с обеспечением балланса интересов всех участников
отношений по цепочке: автор/ры служебных результатов интеллектальной деятельности,
со-исполнитель, головной исполнитель госконтракта, Российская Федерация;

необходимость осуществления контроля
эффективности использования созданных результатов научно-технической
деятельности по категориям создаваемых результатов (объекты права
собственности, интеллектуальных прав, документация);

необходимость проведения и соблюдения
процедуры, связанной с обеспечением режима ограниченного использования
результатов научно- исследовательских и опытно-конструкторских работ в случае
наличия потенциальной возможности к коммерциализации полученного результата,
либо его использования в гражданских секторах отечественной экономики;

обеспечение соблюдения прав
Российской Федерации в лице Госкорпорации «Роскосмос» на результаты
научно-технической деятельности, создаваемые в ходе работ по государственным
контрактам, по всей глубине сложившейся кооперации по выполнению темы НИОКР – головной
исполнитель и со-исполнители составных частей НИОКР, что, в текущем периоде, не
происходит.

Однако перечисленные затруднения
являются не единственными на пути поиска путей решения накопившихся за
десятилетия в ракетно- космической отрасли проблемных вопросов [9]. Зачастую
предлагаемые для решения имеющихся проблем алгоритмы корпоративного
переформатирования ракетно-космической промышленности в целях оптимизации и
повышения эффективности производственной деятельности не учитывают другие
аспекты, составляющие специфику реализуемых в ракетно-космической отрасли
научно-исследовательских
и опытно-конструкторских работ и влияющие на эффективность деятельности в
области исследований и разработок:

• сокращение длительности технологического цикла научно-технических разработок ракетно-космической техники, технологий, материалов, который существенно превышает обычный операционный цикл хозяйственной деятельности в 12 месяцев, в ходе которых зачастую меняется концепция и подходы, а созданый на начальных этапах научно-технический задел утрачивается;
• ресурсоёмкость (финансовые средства, материалы, научно-технический задел, компетенции и др.) процессов создания образцов ракетно-космической техники. Значительность материальных, трудовых, временных и интеллектуальных ресурсов, задействованных в разработке, выпуске и использовании конечной продукции предприятий космической отрасли предопределяет необходимость комплексного подхода к существующему научно-техническому заделу;
• мультидисциплинарность процессов создания образцов ракетно-космической техники, поиск и включение в контур исполнителей государственных заказов новых научных коллективов, в том числе субъектов малого и среднего предпринимательства;
• нацеленность результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ на длительную перспективу, а не на удовлетворение текущих потребностей экономики России. Длительность цикла возврата вложений государства в образцы ракетно-космической техники и технологий;
• «мало-серийность» выпуска конечной продукции предприятиями ракетно-космической промышленности (зачастую единичность конечной продукции). Результаты исследований и разработок часто воплощаются в единичном опытно-промышленном образце, практическое использование которого осуществляется одноразово в режиме удаленного доступа посредством автоматизации при отсутствии возможности утилизировать образец на Земле;
• согласование национальных и международных стандартов и регламентов при проведении международного сотрудничества в области исследования и использования космического пространства и создания образцов космической техники в рамках международного сотрудничества в ходе проводимых научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Формирование согласованных нормативно-правовых конструкций, что зачастую имеет существенные значение для дальнейшего использования результатов и объектов интеллектуальной собственности всеми участниками без ущемления прав сторон.

Вышеобозначенная специфика
существенным образом влияет на формирование, идентификацию, распределение прав
на результаты научно-технической деятельности, создаваемые (получаемые) при
выполнении в ракетно-космической отрасли научно-исследовательских и
опытно-конструкторских работ. И, не в последнюю очередь, основополагающим
фактором качественно меняющим традиционно сложившиеся внутри
хозяйственно-экономического периметра Госкорпорации «Роскосмос» связи должна
стать ревизия кооперационных межхозяйственных взаимоотношений, в целях
выстраивания оптимальных подходов, обеспечивающих в первую очередь
конкурентоспособность ракетно-космической техники и услуг.

Поводя итог сказанному можно говорить
о том, что на сегодняшний день существуют следующие отличительные черты,
определяющие особенности выполнения научно-исследовательских и
опытноконструкторских работ в ракетно-космической отрасли:

• высокий уровень закрытости ракетно-космической отрасли и невозможность оперативного решения вопросов трансфера востребованных интеллектуальных продуктов и технологических решений в гражданские секторы экономики;
• перманентная череда реформирований и реорганизаций, не позволяющая сформировать транспорентную отраслевую политику (концептуальные подходы) в сфере научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и культуру работы с создаваемыми активами (материального и нематериального характера);
• отсутствие сложившейся правовой практики решения вопросов, касающихся использования наработанного, но неформализованного научно- технического задела, сформировавшегося с момента создания ракетно- космической отрасли, как в период деятельности современной России, так и в период деятельности СССР, как её предшественника;
• финансовая зависимость ракетно-космической промышленности от поступления бюджетного финансирования на проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, которая в обозримом будующем будет существовать.

Список литературы

1. Закон РФ от 20.08Л993 № 5663-1 (ред. от
   07.03.2018) «О космической деятельности» // «Российская газета», № 186,
   06.10.1993.
2. Муракаев И.М., Цыбулевский С.Е. «Перспективы развития
   высокотехнологичных отраслей отечественной промышленности с учетом технологического
   уклада российской экономики на примере ракетно- космической промышленности» //
   Научно-прикладной журнал «Микроэкономика» Выпуск № 2, 2017, с.29-32.
3. Муракаев И.М., Цыбулевский С.Е. «К вопросу повышения
   эффективности результатов научно-исследовательских, опытноконструкторских и
   технологических работ в производственной деятельности предприятий оборонной
   промышленности путём их конгломерации» // Научно-практический журнал
   «Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики». Серия экономика и
   право № 10 2017 г. (октябрь) с.44-48.
4. Приказ Роскосмоса от 9 декабря 2010 г. № 199 «Об
   утверждении нормативных методических документов об организации договорной
   работы по созданию научно- технической продукции, государственным заказчиком
   (заказчиками) которой является Федеральное космическое агентство» // документ
   не был опубликован.
5. Федеральный закон от 13.07.2015 № 215-ФЗ (ред. от
   23.04.2018) «О Государственной корпорации по космической деятельности
   «Роскосмос» // «Собрание законодательства РФ», 20.07.2015, № 29 (часть I), ст.
   4341.
6. Постановление Правительства РФ от 25.03.1993 № 250 «Об
   утверждении Положения о Российском космическом агентстве» // «Собрание актов
   Президента и Правительства РФ», 05.04.1993, № 14, ст. 1181.
7. Постановление Правительства РФ от 25.10.1999 № 1186 «Об
   утверждении Положения о Российском авиационно-космическом агентстве» //
   «Собрание законодательства РФ», 01.11.1999, №44, ст. 5316.
8. Постановление Правительства РФ от 26.06.2004 № 314 (ред.
   от 27.12.2014) «Об утверждении Положения о Федеральном космическом агентстве»
   // «Российская газета», № 137-д, 30.06.2004, «Собрание законодательства РФ»,
   05.07.2004, № 27, ст. 2777.
9. Цыбулевский С.Е., Кузнецова Е.А. «Базисный анализ эффектов
   корпоратизации в ракетно-космической промышленности с учетом опыта построения
   корпоративных структур на примере космических держав- основателей» //
   «Экономика и предпринимательство» № 12 (ч.1) (89-1) 2017 г. (Vol.ll Nom.12-1).
10. Konovalov V.B., Tikhonov A.I., Fursov V.A., Sogacheva O.V., Pyanova N.V. Marketing planning in industrial enterprises in the context
    of import substitution strategy // International Journal of Applied Business and Economic
    Research.
    2017. Т.
    15. № 12. С. 171-182.
11. Kulikova N.N., Smolentsev V.M., Tikhonov A.I., Kireev V.S., Dikareva V.A.  Planning of technological development
    of new products and its impact on the economic performance of the enterprise // International Journal of Economics and Financial Issues.

УДК 629.7:338.45

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14020

ДЕКОМПОЗИЦИЯ ПРОЦЕССА ИНВЕСТИЦИОННОЙ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ С УЧЁТОМ ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ТИПИЗАЦИИ, ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ
ОБОСОБЛЕННОСТИ И ПРОМЫШЛЕННО-ГРУППОВОЙ КЛАСТЕРНОСТИ ПРЕДПРИЯТИЙ

THE DECOMPOSITION
PROCESS INVESTMENT ACCOUNTING PRODUCTION TYPING, TERRITORIAL ISOLATION AND
INDUSTRIAL GROUP CLUSTERNODE ENTERPRISES

Сергей Евгеньевич Цыбулевский,начальник Департамента корпоративного управления, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Ильнур Марсович Муракаев,кандидат экономических наук, заместитель директора по корпоративному управлению и ревизионной работе, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Анатолий Вячеславович Ряпухин,старший преподаватель кафедры 402, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский авиационный институт (национальный исследовательский университет)», Москва; старший научный сотрудник Департамента корпоративного управления, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Tsybulevsky S.E.,Head of the Department of corporate governance, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: tsybulevsky@mail.ru

Murakayev I.M.,Сandidate of economic sciences, Deputy director for corporate governance and audit, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: nurchih@mail.ru

Ryapukhin A.V., Senior lecturer of the department 402, Moscow Aviation Institute (National Research University), Moscow, e-mail: ryapukhin_av@mai.ru;Senior researcher, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow

Аннотация: Исследование вопросов интеграционного строительства ракетно-космической промышленности показал, что, начиная с 2004 года в космической отрасли было создано более 10 интегрированных структур, в основе которых лежал принцип вертикальной интеграции, при том, что критерии включения в интегрированную структуру были размыты и базировались в основном на политических решениях, подкреплённых экономическими расчётами. При этом формирование холдингов не учитывало производственную типизацию и территориальную обособленность предприятий, входящих в интегрированную структуру, а их строительство происходило без учёта промышленно-групповой кластеризации. В настоящее время перед российской промышленностью и космической отраслью в частности стоят новые вызовы, продиктованные глобализацией экономики в условиях жёсткой санкционной политики, в связи с чем остро встаёт необходимость переформатирования сложившейся корпоративной архитектуры через принципы экономических взаимоотношений без изменения прав собственника.

Summary: A study of the integration of the rocket and space
industry showed that, since 2004, the space industry has created more than 10
integrated structures based on the principle of vertical integration, while the
criteria for inclusion in the integrated structure were blurred and based
mainly on political decisions supported by economic calculations. The
formation of holding companies did not account for production typing, and
territorial autonomy of the enterprises included in the integrated structure,
and their construction took place without regard for industrial-group
clustering. At present, the Russian industry and the space
industry in particular are facing new challenges dictated by the globalization
of the economy in the context of a strict sanctions policy, and therefore there
is an urgent need to reformat the existing corporate architecture on the principles
of economic relations without changing the rights of the owner.

Ключевые слова: декомпозиция, корпоративная архитектура,
ракетно-космическая промышленность, промышленно-групповые кластеры.

Keywords: decomposition, enterprise architecture, aerospace industry, industry-group
clusters.

Анализ развития высокотехнологичных предприятий
зарубежных стран, входящих в десятку индустриально развитых экономик мира,
показывает примеры взаимовыгодного экономического сотрудничества между
хозяйствующими субъектами, основанного на принципах локализации и кластеризации
участников создаваемых производственно-экономических объединений с целью
концентрации необходимой и достаточной ресурсной базы, и основных фондов,
оптимально выстроенных логистических коммуникациях, создающих инновационную
инфраструктуру объединяющейся промышленной группы, направленную на обеспечение
конкурентоспособных преимуществ, в том числе путём мультипликации
синергетических эффектов, возникающих от данного сотрудничества.

Общемировые тенденции, связанные с глобализацией
мировой экономики, обусловили развитие тренда на создание промышленных
кластеров и в Российской Федерации. В настоящее время по данными Министерства
промышленности и торговли Российской Федерации на территории России
функционирует 25 промышленных кластеров [1], число участников которых
составляет 665 хозяйствующих субъектов.

Конкурентные преимущества промышленных кластеров
характеризуются способностью к многоотраслевой интеграции различных по уровню
технологического развития хозяйствующих субъектов, способных обеспечить
эффективное взаимодействие на различных уровнях и сферах промышленного
передела, что в свою очередь способствует повышению производительности труда и
снижению себестоимости выпускаемой продукции.

Ретроспективный анализ происходивших в российской
экономике процессов реформирования показывает, что начало 2000-х годов
характеризовалось этапом формирования вертикально интегрированных структур во
многих секторах российской экономики, основным инициатором данного процесса выступало
государство, пытаясь таким образом консолидировать имеющиеся активы в виде
государственных предприятий и пакетов акций акционерных обществ с
государственным участием в компании холдингового типа, сохранив таким образом
высокотехнологичные сектора отечественной экономики, типизировав их по
определённым направлениям деятельности.

Данные процессы были обусловлены
необходимостью промышленно-групповой кластеризацией отраслей общего
машиностроения, включающих ряд наукоёмких и высокотехнологичных подотраслей
(ракетно-космическая промышленность, авиационная промышленность, судостроение,
электронная промышленность и др.), без функционирования которых, а также их продукции в
современных условиях не может обойтись любая экономика и от развития которых во
многом зависит обороноспособность и национальная безопасность государства.

Продолжающийся научно-технический прогресс
и переход высокоразвитых экономик мира на новый технологический уклад являются
безусловным вызовом отечественным отраслям промышленности, в первую очередь обрабатывающим [2], и необходимостью к выработке
более совершенных технологий производства, расширению и унификации номенклатуры
выпускаемой продукции.

Очевидно, что решение поставленных
вопросов невозможно без научно-обоснованных подходов в вопросах формирования новой архитектуры, учитывающей
не только типы отраслей промышленности и решения
вопросов государственной поддержки территориально-обособленных
промышленно-групповых кластеров высокотехнологичных предприятий.

Однако, как показало время, учитывая фактор
территориального расположения многих дочерних компаний созданных вертикально
интегрированных структур холдингового типа, эффективность их внутрихолдинговой
основной хозяйственной деятельности и эффективность внутренней кооперации остаётся
на недостаточно высоком уровне. Возможным вариантом решения вопроса повышения
эффективности их деятельности является участие в территориально-обособленных
промышленно-групповых кластерах высокотехнологичных предприятий, являющихся по
сути неким промежуточным вариантом между жёсткой административно-управленческой
привязкой к головной компании и партнёрским отношениям в формате совместной
деятельности с хозяйствующими субъектами, обеспечивающими должный уровень научно-технических
компетенций.

Преимущества промышленно-групповой кластеризации в
рамках определённых территорий способствовали бы развитию экономик регионов
Российской Федерации и мультитипизации предприятий обрабатывающей
промышленности по таким направлениям высокотехнологичного производства как
авиационная, космическая, нефтегазохимическая, радиоэлектронная и другие
направления отечественной промышленности.

Вместе с тем, создание территориально-обособленных
промышленно-групповых кластеров высокотехнологичных предприятий требует
выработки определенных методологических подходов в вопросах их формирования и
дальнейшего функционирования, поскольку одной из решаемых задач является
генерация новых научных знаний и дальнейшая их коммерциализация в интересах
участников мультипромышленно-группового кластера.

Интеграция хозяйствующих субъектов в рамках
территориально-обособленных мультипромышленно-групповых кластеров является
одним из этапов эволюционирующей в рамках возникающего экономического
пространства формы экономического сотрудничества, направленной на достижение
более качественных конкурентных синергетических эффектов, переходящих в новое
качество.

Как говорилось ранее, на сегодняшний день в России
тенденции по созданию территориально-обособленных мультипромышленно-групповых
кластеров высокотехнологичных предприятий имеют широкое применение в
практической жизни, но при этом необходимо чётко понимать, что данная форма
экономического взаимодействия нуждается в более детальной законодательной
проработке вопроса. Особое внимание решению данного вопроса уделяется
Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации [2].

Связи хозяйствующих субъектов в данном случае являются
аддитивной формой стратегического и экономического партнёрства и не являются
постоянными, а зависят скорее от экономических мотивов и наработанных
компетенций по основным направлениям деятельности, либо реализуемого проекта.
Кром того, следует обратить внимание на структурирование взаимоотношений между
хозяйствующими субъектами – участниками территориально-обособленных
мультипромышленно-групповых кластеров высокотехнологичных предприятий,
поскольку только при экономически целесообразных отношениях соподчинения
вырабатывается общая логика достигаемого синергетического эффекта.

Создаваемые взаимовыгодные, экономически благоприятные
условия в рамках территориально-обособленных мультипромышленно-групповых
кластеров высокотехнологичных предприятий способствуют в том числе и общей
ресурсной консолидации ее участников, направленной на достижение общей цели
проекта с качественными конкурентными преимуществами и как следствие
существенными финансовыми выгодами.

В качестве примера предлагается
рассмотреть и проанализировать ситуацию, складывающуюся в ракетно-космической
промышленности. На сегодняшний день основной костяк ракетно-космической
промышленности составляют порядка сотни хозяйствующих субъектов, находящихся
преимущественно в форме акционерных обществ, обеспечивающих реализацию
программно-плановых мероприятий в интересах Государственной корпорации по
космической деятельности «Роскосмос» и входящих в составы вертикально
интегрированных структур.

Как следует из опубликованного Годового отчёта Государственной корпорации по космической деятельности «Роскосмос» [3] (протокол от 26.06.2017 № 12-НС), утверждённого Наблюдательным советом Корпорации, в 2016 году выполнение мероприятий Государственной программы выглядело следующим образом (см. таблицу 1).

Таким образом, процент невыполнения
запланированных в рамках программно-плановых документов мероприятий составляет
20,3%, что по общепринятой мировой практике среди основных участников
международного космического рынка является весьма существенным.

Предварительный анализ даёт основания
полагать, что возможно одним из неблагоприятных факторов данного положения дел
является отсутствие в стратегии развития
ракетно-космической промышленности положений по декомпозиции процесса
инвестиционной деятельности, учитывающего производственную типизацию,
территориальную обособленность и промышленно-групповую кластерность предприятий
космической отрасли.

В данном случае имеется ввиду то, что
консолидация активов в ракетно-космической промышленности путём формирования
вертикально интегрированных структур осуществлялась не всегда с учётом
производственной специализации хозяйствующих субъектов, анализа той роли,
которую они выполняют в процессе научно-технической деятельности и места в цепи
производственной кооперации, занимаемого данными субъектами в процессе
производственного передела при создании ракетно-космической техники.

Складывающаяся практика показывает, что
большинство головных компаний интегрированных структур ракетно-космической
промышленности, как собственно говоря и их дочерних компаний, имеют
значительное число соисполнителей, выполняющих работы в интересах космической
отрасли, чего изначально хотели избежать головные компании при обосновании
проектов нормативных документов о создании вертикально интегрированных структур
с определённым числом кооперационных связей, фактически обеспечивающих полную
замкнутость производственно-технологических циклов.

Невозможность «разомкнуть» данные
кооперационные связи с внешними соисполнителями привели к тому, что ряд
предприятий ракетно-космической отрасли фактически выстроил необходимые связи
путём взаимовыгодного сотрудничества, основанного на принципах промышленной
кластерности (локализации производственной деятельности в рамках одной
территории, либо региона), концентрации
необходимой и достаточной ресурсной базы, и основных фондов, оптимально
выстроенных логистических коммуникациях, создающих инновационную инфраструктуру
объединяющейся промышленной группы, направленную на обеспечение
конкурентоспособных преимуществ, в том числе путём суммирования синергетических
эффектов, возникающих от данного сотрудничества.

В качестве примера, по данным отраслевого обзора,
выполненного в 2017 году Ассоциацией кластеров и технопарков России
«Промышленные кластеры России – 2016 г.» [4], можно привести участие
предприятий ракетно-космической промышленности в таких кластерах как: Кластер
инновационных технологий ЗАТО г. Железногорск; Инновационный территориальный
кластер ракетного двигателестроения «Технополис «Новый Звёздный»; Ассоциация
«Кластеров авиационно-космических технологий и полимерных композиционных
материалов и конструкций в Калужской области»; Аэрокосмический кластер
Самарской области. 

Таким образом, можно утверждать, что на сегодняшний
день архитектура экономических взаимоотношений как между вертикально
интегрированными структурами, так и между предприятиями, входящими в
организационную структуру ракетно-космической промышленности, проходит в
определённом смысле трансформацию, когда головная компания и её дочерние
предприятия начинают выстраивать наиболее оптимальные взаимосвязи с внешними
хозяйствующими субъектами, образуя промышленно-групповые кластеры, как правило
расположенные на одной территории или в одном регионе, что продиктовано в том
числе и действующей системой налогообложения, формирующей доходы
соответствующих региональных бюджетов.

В данной ситуации государственному
заказчику при осуществлении инвестиционной деятельности [5] необходимо иметь
чёткое представление о сложившихся экономических взаимосвязях, поскольку
инвестирование бюджетных средств в инфраструктуру компаний с государственным
участием может в итоге оказаться более дорогостоящим, чем незначительная
финансовая поддержка хозяйствующих субъектов из числа промышленно-группового
кластера, необходимая для незначительной доработки, либо перенастройки тех или
иных технологических процессов.

В качестве критериального уровня оценки
основных производственно-технологических параметров, планируемого у
хозяйствующего субъекта инвестиционного процесса, представляется целесообразным
выбрать следующие.

1. Наличие
   необходимых квалифицированных трудовых ресурсов (основные производственные
   рабочие, инженерно-технические работники, конструктора, технологи) и их резерва в регионе расположения предприятия.

Коэффициент трудообеспеченности

где Ф_н – фактическое наличие работников, а П_н – потребность в них по нормативам.

Коэффициент использования рабочего времени в течение смены

где t_фсм – фактически отработанное время в течение смены, а t_нсм – норматив рабочего время в течение смены.

Коэффициент использования рабочего времени
в течение года

где t_фг – фактически отработанное время в течение года, а t_нг – норматив годового рабочего времени.

Общий коэффициент использования рабочего
времени

2. Наличие основных производственных фондов (производственные площади) и возможность их оперативного пополнения.

Коэффициент интенсивности обновления

где В – стоимость выбывших ОПФ в течение года по всем направлениям выбытия, а П – стоимость ОПФ, поступивших в течение года

Коэффициент замены

где Л – стоимость ликвидированных ОПФ, а П – стоимость поступивших новых производственных фондов.

3. Наличие основного производственного оборудования с возможностями резерва его использования

Коэффициент экстенсивности использования основного производственного оборудования

где Ф_вр – фактически отработанное время, а Ф_рвр – фонд рабочего времени (календарный, режимный, плановый).

4. Наличие технологической готовности и отработанных технологий и видов работ.

5. Наличие необходимых энергетических мощностей и их резервов.

6. Наличие устойчивых логистических цепочек.

7. Наличие научно-технических заделов в области НИОКТР.

8. Наличие опыта работы с новыми материалами.

9. Наличие возможности соблюдения экологических и санитарно-эпидемиологических требований законодательства.

10. Наличие возможности задействования механизма аутсорсинга и оперативного привлечения соисполнителей.

11. Наличие устойчивого финансового экономического положения и отсутствие признаков банкротства.

12. Наличие понимания (государственной программы и государственного заказа) о возможности полной окупаемости инвестиций и должного уровня рентабельности всего проекта, а также стабильной загрузки основных фондов после завершения проекта или обеспечения источников для их поддержания и содержания.

В целях создания методического аппарата
оценки целесообразности направления государственных инвестиций в какое-либо
предприятие, способное их эффективно трансформировать в высококачественную
конкурентоспособную продукцию, экспертным путем из числа основных
производственно-технологических параметров был определен перечень показателей,
оказывающих наиболее существенное влияние на результаты деятельности данного
предприятия.

В число данных показателей вошли
следующие:

13. Наличие необходимых квалифицированных трудовых ресурсов (основные производственные рабочие, инженерно-технические работники, конструктора, технологи) (P₁).

14. Наличие основных производственных фондов (производственные площади) (P₂)

15. Наличие основного производственного оборудования с возможностями резерва его использования (P₃).

16. Наличие технологической готовности и отработанных технологий и видов работ (P₄).

17. Наличие необходимых энергетических мощностей и их резервов (P₅).

18. Наличие устойчивых логистических цепочек (P₆).

19. Наличие научно-технических заделов в области НИОК и ТР (P₇).

20. Наличие опыта работы с новыми материалами (P₈).

21. Наличие возможности соблюдения экологических и санитарно-эпидемиологических требований законодательства (P₉).

22. Наличие устойчивого финансового экономического положения и отсутствие признаков банкротства (P₁₀).

С учетом применения приведенных
показателей формула расчёта интегрального показателя эффективности
государственных инвестиций будет выглядеть следующим образом:

где I – интегральный показатель эффективности
государственных инвестиций,

P_i – i-й показатель,

N_i – вес i-го показателя.

Выявленные показатели являются
преимущественно качественными, в связи с чем в целях возможности выполнения
расчетов необходимо сформировать количественную шкалу их оценки.

Вес каждого показателя примем за 10%.

Каждый показатель экспертным путем будем
оценивать по шкале от 0 до 4.

Минимальное значение интегрального показателя получится равным 1, а максимальное 5. Представленная шкала требует дополнительной калибровки на основе практических данных, проведения широкомасштабных экспертных оценок, что позволит точнее определить вес каждого показателя, и их приоритетность, а также внести некоторые корректировки в уровни показателей.

Предварительные расчёты показывают, что эффективность
инвестиционных процессов в промышленно-групповых кластерах во многом зависит от
гармонично сложившегося уровня пропорциональности развития дочерних компаний
вертикально интегрированных структур и тех объективных преимуществ их
функционирования, которые обуславливали их создание как единых
научно-производственных комплексов.

Поэтому исследование вопросов и принципов формирования территориально-обособленных промышленно-групповых кластеров высокотехнологичных предприятий по сути является объективной необходимостью, направленной на решение вопросов научно-методического обеспечения процессов формирования новых форм экономического взаимодействия и устранения внутренних противоречий между фактически сложившейся корпоративной архитектурой типов отраслевого взаимодействия и перспективными формами экономических взаимоотношений хозяйствующих субъектов, базирующихся на использовании механизма декомпозиции предлагаемых к внедрению производственно-технологических процессов, требующих перестройки и привлечения инвестиций для выпуска высокотехнологичной продукции,  на отдельных технологических цепочках или производственных циклах (переделах), и анализе максимальной экономической эффективности вложения инвестиционных средств не целиком в головное предприятие, ответственное за выпуск готового изделия, а в хозяйственные субъекты, привлекаемые к выполнению отдельных производственных процессов, в зависимости от максимальной готовности их производств при минимальных инвестиционных потребностях (см. рисунок 1).

При этом необходимое решение многофакторной задачи
выбора таких хозяйствующих субъектов проводится на основе сравнительного
анализа их основных производственно-технологических параметров, указанных выше,
с присвоением индикаторам соответствующих весовых коэффициентов и их чёткой
градации в зависимости от вида, срока, экологичности, технологичности,
энергоёмкости, трудоёмкости и т.д. планируемого к выпуску изделия, а также его
серийности [6].

Выбор приоритетного для реализации инвестиционного
проекта кластера необходимо осуществлять с учётом гистограммы, характеризующей
научно-производственную деятельность и финансово-экономическое положение
кластера, а также с учётом специфики, налагаемой конкретным регионом.
Предпочтительным вариантом является гистограмма, в которой площади секторов в
наибольшей степени соответствуют эталонному значению гистограммы,
сформированной для конкретного инновационного проекта.

Аналогично должен быть проведён подбор предприятия или
группы предприятий для участия в инновационном проекте целиком или по отдельным
элементам гистограммы инвестиционного проекта. При этом должна учитываться
специфика уникальных компетенций, закладываемых в инвестиционный проект, а
также возможность частичного дублирования производственных процессов иными
предприятиями кластера.

Литература

1. http://minpromtorg.gov.ru
2. «Концепция развития гражданского
   законодательства Российской Федерации» (одобрена решением Совета при Президенте
   РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от
   07.10.2009) // «Вестник ВАС РФ», № 11, ноябрь, 2009.
3. Муракаев И.М., Цыбулевский С.Е. «Перспективы
   развития высокотехнологичных отраслей отечественной промышленности с учетом
   технологического уклада российской экономики на примере»
   // Научно-прикладной журнал «Микроэкономика» Выпуск № 2, 2017, с.29-32.
4. https://www.roscosmos.ru
5. http://akitrf.ru
6. Напреенко В.Г., Муракаев И.М., Костенев Д.Л.,
   Цыбулевский С.Е. «Оценка инвестиционных проектов в
   высокотехнологичных отраслях производства» // Монография. Издательство ООО
   «МАКС Пресс» 2017 г.
7. Ковков Д.В, Муракаев И.М., Костенев Д.Л., Цыбулевский
   С.Е. «Вопросы
   инновационного развития ракетно-космической отрасли» //
   Монография. Издательство ООО «МАКС Пресс» 2017 г.
8. Konovalov V.B., Tikhonov A.I., Fursov V.A., Sogacheva O.V., Pyanova N.V. Marketing planning in industrial enterprises in the context
   of import substitution strategy // International Journal of Applied Business and Economic
   Research.
   2017. Т.
   15. № 12. С. 171-182.
9. Kulikova N.N., Smolentsev V.M., Tikhonov A.I., Kireev V.S., Dikareva V.A.  Planning of technological development
   of new products and its impact on the economic performance of the enterprise // International Journal of Economics and Financial Issues.

УДК 629.7:338.45:316.42

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14019

ОЦЕНКА
ОБЩЕСТВЕННЫХ БЛАГ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЭФФЕКТОВ, СОЗДАВАЕМЫХ В ПРОЦЕССЕ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНВЕСТИЦИЙ В ДОЛГОСРОЧНЫЕ НАУКОЕМКИЕ ПРОЕКТЫ, НА ПРИМЕРЕ
РАКЕТНО-КОСМИЧЕСКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

EVALUATION OF PUBLIC GOODS AND
SOCIAL-ECONOMIC EFFECTS THAT ARE CREATED IN THE PROCESS OF GOVERMENT INVESTMENT
IN LONG-TERM HIGH-TECH PROJECTS ON THE EXAMPLE OF THE ROCKET-SPACE INDUSTRY OF
RUSSIAN FEDERATION

Рушан Нажипович Зарипов, начальник отдела оптимизации механизмов управления РКП и прогнозирования рисков ее деятельности, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Ильнур Марсович Муракаев,кандидат экономических наук, заместитель директора по корпоративному управлению и ревизионной работе, ФГУП «Организация «Агат», Москва

Zaripov R.N.,Head of department of optimization of mechanisms of management of rocket and space industry and forecasting of risks of her activity, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: rushan@yandex.ru

Murakayev I.M., Сandidate of economic sciences, Deputy director for corporate governance and audit, Federal state unitary enterprise «Agat» Organization, Moscow, e-mail: nurchih@mail.ru

Аннотация: В
рамках настоящей статьи рассматривается вопрос оценки государственных
инвестиций в формирование общественных благ посредством реализации сложных
наукоемких проектов, эффект от которых способствует социально-экономическому
развитию страны, но не всегда может быть экономически оценен обывателем по
причине их долгосрочности или отсутствия явной индивидуальной полезности. В
последние годы данной проблеме уделяется значительное внимание в силу
необходимости создания инструментария, позволяющего осуществлять оценку
эффективности государственных вложений в связи с усилением роли государства во
всем мире в качестве инвестора. До настоящего времени подобные методики
ориентированы на проведение качественных оценок с применением экспертных
мнений, что не позволяет получать объективные достоверные результаты. И именно
созданию механизмов количественной оценки необходимо уделять основное внимание.

Summary: The article
deals with the evaluation of public investment in the formation of public
investment in the formation of public goods through the implementation of
complex science-intensive projects, the effect of which contributes to the
social-economic development of the country, but can not always be economically
assessed by the layman because of their long-term or lack of obvious individual
usefulness. In recent years, considerable attention has been paid to this
problem because of the need to create tools to assess the effectiveness of
public investment due to the increasing role of the state in the world as an
investor. To date, such methods are focused on the implementation of
qualitative assessments with the use of expert opinions, which does not allow
to obtain objective reliable results. And it is the establishment of
quantitative assessment mechanisms that needs to be focused.

Ключевые слова: общественные блага, социально-экономический эффект, эффективность государственных инвестиций, общественная эффективность, ракетно-космическая промышленность.

Keywords: public goods, social-economic effect, efficiency of public investments, public efficiency, rocket and space industry.

В последние десятилетия в
мире усиливается роль государства в экономике. В первую очередь это касается
капиталистических стран, где ранее принципы частной собственности и рыночной
экономики провозглашались в качестве основ перспективного развития стран и
роста благосостояния населения. Фактически же стало понятно, что частный
капитал не готов инвестировать необходимые средства в социальные и финансово нерентабельные
проекты. В результате государственные институты были вынуждены усилить свою
роль в качестве инвестора в так называемые общественные блага, не
предполагающие получения сиюминутного эффекта, но необходимые в стратегическом
плане в целях усиления фундамента социально-экономического развития стран в
целом и ориентированные на рост благосостояния неограниченного круга граждан.
По этой причине стала набирать популярность теория формирования и стоимости
общественных благ, в рамках которой остро проявилась задача оценки
эффективности вложения финансовых ресурсов в такие направления как создание
инфраструктуры и услуг в области медицины, образования, капитального
строительства, правопорядка и, особенно, науки. Проблема финансирования научной
сферы особенно актуальна в силу того, что эффект от инвестиций в нее зачастую
может быть получен в очень отдаленной перспективе, а может быть не получен
вообще. Во всем мире наукоемкие отрасли развиваются при непосредственном участии
либо масштабной поддержке государственных структур. Во многом это связано с
невозможностью выявить конкретных потенциальных пользователей создаваемого
продукта или услуги в условиях осознания их необходимости в целях
социально-экономического развития государства и повышения уровня его
конкурентоспособности в мире.

Основной проблемой
государственного финансирования таких проектов или целых направлений является
невозможность прямой оценки экономического количественного эффекта по принципу
«вложили-получили». Вследствие такой сложности зачастую к органам
государственной власти возникают вопросы относительно целесообразности вложения
в данные проекты значительных финансовых ресурсов. Особенно это связано с
такими стратегически значимыми направлениями как обороноспособность,
космонавтика, экология и т.д.

Проблема особенно
актуальна с учетом того обстоятельства, что именно население является основным
источником финансовых ресурсов для государственных инвестиционных проектов.

В течение последних
нескольких лет было опубликовано значительное количество научных и
научно-прикладных работ, связанных с попыткой оценки эффективности
государственных инвестиций в создание общественных благ, однако они либо
ориентированы на некие социально-коммерческие проекты (например, прокладывание
нефтепровода, строительство автодороги), где возможно примерно оценить
эффективность прямым счетом, либо относятся к качественно оценочным,
предполагающим применение экспертных или балльных методик, что также не
позволяет рассчитать количественный экономический эффект, либо смешивают
понятия «эффективность» и «результативность», вследствие чего оценка
выполняется по принципу «выполнено/не выполнено», не предполагая каких-либо
расчетов вообще.

Проведенный анализ работ,
а также оценка запросов общества на основе новостного фона выявили острую
необходимость в разработке именно количественных методик оценки, позволяющих
ответить на конкретный вопрос «Какой доход (снижение расходов) получит общество
от вложений одной денежной единицы в такой проект?» В рамках настоящей статьи
мы попытаемся сформулировать основные идеи и подходы по формированию таких
методик на примере государственного финансирования гражданского сегмента
ракетно-космической промышленности.

Ракетно-космическая
промышленность России является одним из ведущих направлений экономики,
ориентированной на формирование фундаментальных и прикладных знаний, а также
создание высокотехнологичной продукции и услуг, предлагаемых конечным
потребителям или применяемых в создании иного продукта в качестве составного
элемента. Перечень таких знаний и продукции крайне широк: от новых материалов и
знаний в области физических и метафизических явлений до продукции в области
медицины, связи, дистанционного зондирования Земли, сельского хозяйства и т.д. При
этом, весь перечень результатов деятельности можно разделить на продукцию
коммерческого характера, создаваемую в рамках контрактов с конкретными частными
заказчиками, и создаваемую в интересах государства в целом, где заказчиком
выступают органы государственной власти, а финансирование осуществляется из
федерального бюджета. В связи с тем, что вторая составляющая по размерам
значительно превышает первую, у обывателя возникают вопросы к эффективности
государственных инвестиций в космические разработки, поскольку основная часть
населения страны не ощущает на уровне своей жизнедеятельности и благосостояния
прямого эффекта их результатов. Например, какой эффект может получить
среднестатистический житель страны от запуска ракеты-носителя с несколькими
научными спутниками?

Однако кажущееся отсутствие
явного ответа на этот вопрос не смущает многие страны, стремящиеся в последние
годы присоединиться к «космической гонке», вследствие чего объем финансирования
космических разработок в мире ежегодно растет высокими темпами. Это связано, в
том числе, с динамикой мирового рынка космических услуг, который растет в
среднем на 5% в год, а 1 доллар США, вложенный в производство спутников,
приносит 16-30 долларов США прибыли [6]. Т.е. очевидно, что связано это не
только с амбициями и желанием приобщиться к данному направлению, отдавая дань
моде, но и с более фундаментальными предпосылками, в том числе, финансового
характера, которые, однако, также не могут быть реализованы без соответствующих
научно-исследовательских работ.

Основной причиной такого
развития ситуации вокруг космических исследований является значительная
интенсификация наукоемкой деятельности в мире в целом, позволяя создавать
гораздо большую добавленную стоимость по сравнению с типовой промышленной
потребительской продукцией, где конкуренция перешла в фазу соревнования роботов
и борьбу за издержки. А, поскольку космическая отрасль является одной из
наиболее передовых и наукоемких, именно на нее обратили внимание в разных
странах как на возможный локомотив создания инновационно-ориентированной
экономики. Но, как это обычно бывает на этапе формирования новой инвестиционной
идеи, захватывающей умы многих лиц, желающих быстро обогатиться, в настоящее
время финансирование космических разработок в некоторой степени напоминает
формирование «мыльного пузыря» по аналогии с финансовыми рынками, поскольку до
сих пор не существует подходов или методик оценки фундаментальности тех или
иных проектов, в результате чего частные инвесторы в первую очередь захватывают
проекты, в которых уже на начальном этапе просматривается коммерческая выгода
(спутниковое телевидение и интернет, отдельные проекты дзз), и в меньшей
степени участвуют в проектах с высокой долей неопределенности, которые могут
дать результат в отдаленной перспективе, вследствие чего финансируются
преимущественно государством.

В рамках попытки решения данного
вопроса мы предлагаем рассмотреть два альтернативных пути осуществления оценки
экономической эффективности подобных проектов создания общественных благ.

Первый подход связан с
методикой прямого счета. Например, существует проект по строительству лунной
станции, одобренный техническим экспертным сообществом. Расходы по данному
проекту рассчитываются путем суммирования затрат на разработку, создание,
испытания и транспортировку станции к Луне, однако прямые доходы от
эксплуатации станции отсутствуют. И с точки зрения экономиста и обывателя
строительство станции бессмысленно. Однако корректнее оценивать потенциальные
доходы путем расчета косвенного эффекта, оказываемого на экономику страны,
осуществляющей данный проект, т.е. оценкой созданных высокотехнологичных
рабочих мест, формирования зарплатного фонда, потребления сырья и материалов,
производимых за периметром отрасли, но на территории страны, налоговых
отчислений и т.д., т.е. путем оценки сформированного дополнительного денежного
оборота, созданной добавленной стоимости и научно-технического потенциала.

Однако еще сложнее
обстоят дела при оценке эффективности научно-прикладного проекта, например,
реализации программы дистанционного зондирования Земли, когда помимо «расходов»
на создание и запуск системы, формируются косвенные блага, связанные, например,
с исследованиями для сельского хозяйства, лесного хозяйства или
недропользования, когда конечный результат получают отрасли, никак не связанные
с космической деятельностью. Но этот эффект может быть колоссальным и
связанным, например, с сохранением урожая вследствие применения превентивных
мер борьбы с засухой, или своевременным выявлением незаконных рубок или лесных
пожаров, поскольку с 1 га лесного массива получается в среднем 130-140 куб.
метров древесины, что в денежном выражении в зависимости от породы может исчисляться
миллионами рублей убытка для государства.   Однако,
поскольку данные результаты используют органы государственной власти,
невозможно оценить стоимость их получения рыночными методами в силу отсутствия
конкурентного спроса на услуги.

Таким образом, для
проведения оценки социально-экономических эффектов целесообразно разделить
проект на три составляющие:

1. Оценка полезного
эффекта от использования контрактных денежных средств соисполнителями и
подрядчиками, не относящимися к ракетно-космической промышленности
(производство материалов, электронных деталей и т.д.), поскольку поступающие к
ним в рамках проекта государственные финансовые ресурсы позволяют формировать
ФОТ, формируя платежеспособный спрос в экономике в целом, выплачивать налоги,
поддерживать производство и т.д.)

2. Оценка полезного
эффекта от использования контрактных денежных средств исполнителями,
функционирующими в рамках РКП, где помимо указанных в п.1 факторов фигурирует
создание результатов научно-технической деятельности, которые могут применяться
как в других отраслевых проектах, так и за их пределами, и имиджевый эффект.

3. Оценка полезного
эффекта от использования результатов, полученных при выполнении контракта и
внедрении продукции в гражданский оборот (эффект может быть как прямой, так и
косвенный, например, связанный с оценкой миграции рыб в мировом океане).

Что касается расходов
государства на финансирование космических проектов, то на первый взгляд может
показаться, что это прямые убытки. Однако необходимо учитывать, во-первых, что
основная цель функционирования любого государства—повышение уровня
благосостояния его граждан, для чего оно наделено перераспределительной
функцией, во-вторых, ракетно-космическая промышленность, являющаяся
существенным экономическим субъектом хозяйственных отношений, наравне с другими
отраслями формирует степень устойчивости фундамента, на котором функционирует и
развивается государство, и перекосы этого фундамента, например, в область
добывающей промышленности или сельского хозяйства неминуемо спровоцируют
формирование разрушительных процессов, которые проявятся в ближайшей или
долгосрочной перспективе. Таким образом, корректнее к убыткам относить только
ту часть государственных расходов, которая связана с импортом сырья,
полуфабрикатов или технологий для производства космической техники. Оставшаяся
часть является фактически оборотным капиталом, формирующим доход. И именно на
этом принципе основан наш второй подход к оценке эффективности финансирования
космических разработок.

Предположим, что экономическая
система государства является самостоятельной структурой, в рамках которой
осуществляется товарный и денежный оборот, создаются новые продукты, услуги,
необходимые для поддержания жизнедеятельности и развития в целях сохранения
конкурентоспособности. Кроме того, данная структура осуществляет определенное
взаимодействие с внешним окружением в целях предоставления и получения
финансовых ресурсов и товаров, которые невозможно или нецелесообразно
производить внутри себя. В таком случае устойчивое состояние и развитие
структуры определяется набором факторов (производственным и кадровым
потенциалом, структурой экономики, торговым и платежным балансом и т.д.) и
характеризуется рядом показателей, демонстрирующих результативность применения
указанных факторов (ВВП на душу населения, уровень образования, инновационного
потенциала, качества жизни, коррупции и т.д.). В зависимости от набора и веса
факторов экономическая система генерирует разный результат и динамику
показателей. Таким образом, существует возможность путем создания
математической модели рассчитать оптимальную структуру и веса факторов в целях
получения оптимальной модельной структуры экономики. В результате удастся
выявить оптимальные показатели наукоемкой составляющей экономики и, в том числе,
долю и структуру промышленности, связанной с космическими разработками.

Таким образом, в рамках
настоящей статьи предложена идея двухкомпонентной системы количественной оценки
эффективности государственного финансирования космической деятельности как
компоненты создаваемых общественных благ, в которой первая компонента
определяет финансовый эффект создания благ прямым счетом путем суммирования
поступающих из отрасли в экономическую среду денежных средств через зарплатные,
налоговые механизмы, а также размещаемые предприятиями отрасли заказы, и
эффект, определяемый как результат внедрения продукции и наработок отрасли во
внешней среде. Вторая компонента определяет оптимальную долю научно-технической
деятельности, связанной с космическими технологиями, в общем социально-экономическом
балансе страны, позволяя оценивать перекосы в части финансирования отрасли и
получения эффектов от ее деятельности. Однако для создания объективной картины
в сформированную модель необходимо ввести третий компонент, связанный с оценкой
эффективности функционирования самой ракетно-космической промышленности, т.е.
оценкой производительности труда, кадрового и научного потенциала, уровня
модернизации оборудования, поскольку без учета данных факторов двухкомпонентная
модель будет нестабильна в связи с высоким риском ее субъективности,
обусловленной неясными возможностями отрасли эффективно осваивать поступающие
государственные инвестиции и создавать конкурентоспособный продукт.

Литература

1. Муракаев И.М., Зарипов Р.Н. Внутренняя
   конкуренция как фактор развития ракетно-космической промышленности Российской
   Федерации // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. №5,
   2017.
2. Мельников Р.М. Зарубежные подходы к оценке
   эффективности государственных инвестиций в реализацию научно-инновационных
   программ и возможности их использования в российских условиях. // Экономический
   анализ: теория и практика. №5, 2016.
3. Ахременко А.С. Эффективность государственных
   инвестиций в публичный капитал: от модели к оценке. // Полис. Политические
   исследования. №6, 2014.
4. Сериков П.Ю., Корнеева С.В., Петрова Ю.А. Оценка
   инвестиционных проектов с точки зрения общественной эффективности с учетом мультипликативных
   эффектов. // Наука и технологии трубопроводного транспорта нефти и
   нефтепродуктов. №3, 2014.
5. Paul A.
   Samuelson. The pure theory of public expenditure. // Review of Economics and
   Statistics. №4, 1954.
6. https://rg.ru/2015/09/22/kosmos.html
7. Konovalov V.B., Tikhonov A.I., Fursov V.A., Sogacheva
   O.V., Pyanova N.V. Marketing planning in
   industrial enterprises in the context of import substitution strategy // International
   Journal of Applied Business and Economic Research. 2017. Т.
   15. № 12. С. 171-182.
8. Kulikova N.N., Smolentsev V.M., Tikhonov A.I., Kireev
   V.S., Dikareva V.A.  Planning
   of technological development of new products and its impact on the economic performance
   of the enterprise // International Journal of
   Economics and Financial Issues.

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14018

Мировой рынок мёда: современное состояние и особенности

World honey market: current state and features

Смоленцева
Елена Викторовна, старший
преподаватель кафедры экономики и менеджмента, Федеральное государственное
бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Вятская
государственная сельскохозяйственная академия», РФ, г. Киров

Smolentceva Elena,senior lecturer of the Department of Economics and
management, Federal state budgetary educational institution of higher education
“Vyatka state agricultural Academy”, Russian Federation, Kirov

Аннотация: Рынок
меда входит в систему мировых продовольственных рынков и отличается рядом
специфических особенностей. В статье рассматривается современное состояние
мирового рынка меда в разрезе таких показателей, как производство мёда в
региональном, страновом аспекте, его импорт и экспорт. Рассмотрена динамика
производства, экспорта и импорта мёда за последние десять лет по регионам мира
и странам. Выделены основные тенденции, характеризующие данный рынок.

Summary: Honey market is part of the world food markets and has
a number of specific features. The article deals with the current state of the
world honey market in the context of indicators such as honey production in the
regional, country aspect, its import and export. The dynamics of production,
export and import of honey over the past ten years in the regions of the world
and countries. The main trends characterizing this market are highlighted.

Ключевые слова: рынок, мёд, производство, экспорт, импорт, регион, страна

Keywords:
market, honey,
production, export, import, region, country

Несмотря на то, что в мировой структуре
продовольственных рынков рынок меда занимает небольшую долю, в силу своей
специфичности, он является одним из наиболее «жестких» рынков. Для него
характерны межстрановые конфликты и в ряде случаев – торговые войны. Наиболее
ярким примером является ситуация между США и Китаем – с 2001 по 2008 год, в
результате введения антидемпингового тарифа на китайский мёд, поставки
китайского мёда в США вначале уменьшились на 40%, а затем резко увеличились с 8
тыс. тонн до 32 тыс. тонн. Такое же количество китайского меда ввозилось под
маркой третьих стран с целью уклонения от уплаты антидемпингового тарифа.
Примерный ущерб американской казне от этих операций оценивается в 200 млн.
долларов США.

В настоящее время можно выделить три основные рынка
меда – азиатский, европейский и американский. Лидером в области производства и
экспорта мёда является Азиатско-Тихоокеанский регион (таблица 1).

За анализируемый период времени все регионы мира, за
исключением Океании характеризуются ростом объемов производства мёда. Особенно
значительный рост наблюдается по Азии 48,6%, что обусловлено масштабным
увеличением производства меда в Китае. Также наблюдается рост удельного веса
Азии в мировом производстве меда – с 42,3% в 2007 году до 49,1% в 2017 году.
Такой рост обусловил сокращение доли остальных регионов – наиболее значительно
уменьшился удельный вес стран Южной и Центральной Америки – на 2,5 п.п и Европы
– на 2,3 п.п.

Для более корректной оценки роли отдельных стран
в производстве мёда целесообразно рассмотреть динамику его производства в
разрезе основных стран-производителей. Продовольственная и сельскохозяйственная
организация ООН – ФАО (FAO) представляет ежегодно
обновляющуюся информацию по объемам производства, экспорта и импорта меда
(таблица 2).

За последние 10 лет – с 2007 по 2017 год объемы
производства мёда в мире увеличились на 28,0%, или на 407 тыс. т. Китай
нарастил производство мёда на 54, 3%, то есть более чем в полтора раза. Страны
ЕС увеличили объем производства меда на 17,9% или на 135 тыс. т. Также
увеличили объемы производства меда такие страны как Турция – на 54,0%, Россия –
на 22,2%, Индия – 27,4%, Эфиопия – 42,9%, Бразилия – 20,0%, Иран – 133,3%,
Канада – 25,8%, Уругвай – на 25,0%, ЦАР – 14,3%.

На 6,2% сократилось производство меда в Аргентине, на
9% в Танзании, на 11,6% в Анголе.

Объемы производства мёда предопределяют возможности
регионов и стран мира в отношении его экспорта. Но, особенностью рынка меда
является то, что страны-экспортеры мёда одновременно являются и его импортерами
[1]. Рассмотрим экспорт мёда в разрезе регионов мира (таблица 3).

В 2007 году
наибольшую долю в структуре экспорта меда занимали страны Южной и Центральной
Америки – 36,1%. До сих пор существенное влияние в экспорте меда сохраняют
такие страны этого региона как Аргентина, Бразилия и Мексика. Но доля Южной и
Центральной Америки сократилась за последние десять лет на 12,6 п.п.
Значительно увеличился удельный вес таких регионов как Азия – на 7,7 п.п и
Европа – на 6,4 п.п. Вместе эти регионы обеспечивают почти 70% мирового
экспорта меда.

Стоимостные
показатели экспорта мёда учитывают не только количество экспортируемого мёда,
но и его качество, так как немаловажную роль в стоимости играет цена, которая
напрямую зависит от качественных показателей такой уникальной продукции,
которой является мёд. Структура мирового экспорта мёда, определенная по
стоимости представлена в таблице 4.

Доля
перечисленных 15 стран в мировом экспорте меда составила 77,3%. Страны, доля
которых в мировом экспорте меда в 2016 году по сравнению с 2012 годом
значительно увеличилась: Украина (247,9%), Новая Зеландия (98,9%), Бразилия
(75,8%), Испания (36,5%), Бельгия (3,1%) и Вьетнам (30,6%). Страны, экспорт
меда которых в указанный период значительно снизился: Канада (-26,4%),
Аргентина (-21,4%) и Мексика (-7,3%). 

Сенсацией
мирового рынка меда в 2016 году стало появление в списке ведущих экспортеров
этого продукта Сьерра-Леоне – одной из беднейших африканских стран, до этого
ничем не выделявшейся ни в области развития пчеловодства, ни в области
производства и экспорта меда.

Динамика экспорта мёда по странам мира в натуральном
выражении дает возможность оценить основные тенденции в экспорте за последние
10 лет (таблица 5).

В структуре
экспорта, как и импорта, наибольшую долю занимают Китай и страны ЕС. При этом
можно выделить страны, экспортирующие мед в значительных объемах – это
Аргентина, Украина, Мексика, Индия, Бразилия и Канада (таблица 6).

Наибольший
объем экспорта в натуральном выражении, как уже отмечалось, в Китае – 129,3
тыс. тонн в 2017 году. Самый маленький объем экспорта среди рассматриваемых
стран – у Новой Зеландии – 11,1 тыс. тонн. При этом, стоимость экспорта у этих
стран практически одинакова – 270,7 и 269,2 млн. долл. Это объясняется тем, что
Новая Зеландия поставляет на мировой рынок уникальный сорт меда – манука, цена
которого более чем в десять раз превышает среднюю цену китайского меда.
Новозеландский мед манука имеет особые антибактериальные и антисептические
свойства. Полученный из нектара лекарственного растения этот продукт по степени
иммунной активности и уровню концентрации биологически активных веществ
считается самым эффективным природным антибиотиком. Вероятно, поэтому его
употребляют в первую очередь как природное лекарственное средство и уже потом
как десерт.

Производство
меда в Новой Зеландии строго контролирует государство. А потому совершенно
невозможна подкормка пчел сиропами и сахарозой с целью увеличения медового
урожая. Мед, производимый в Новой Зеландии, строго сертифицируется и является
абсолютно натуральным продуктом очень высокого качества с уникальными
свойствами [4].

Значительный
по стоимости объем экспорта отмечается в таких странах как Аргентина – 183,1
млн. долл., Германия – 145,6 млн. долл., Украина – 133,9 млн. долл. и Бразилия
– 121,3 млн. долл. [7].

Также можно
выделить различия в средних ценах экспорта меда – они колеблются от 1773
долл./т во Вьетнаме до 24252 долл./т в Новой Зеландии. При этом средние цены
экспорта меда составляют 4000-4500 долл./т.

Особенностью
рынка мёда является то, что многие страны-экспортеры одновременно являются и
импортерами этого продукта (таблица 7).

Наблюдается
существенный рост импорта меда в Океании – более чем в 6 раз. Это связано с
растущим импортом меда в Австралии. Но при этом доля Океании в общем объеме
импорта невелика – 0,4 – 1,6%. В структуре импорта наибольший удельный вес
приходится на Европу – свыше 50 %, при этом за последние десять лет он
практически не изменился. Второе место по удельному весу импорта занимает
Северная Америка – 27,2% в 2016 году. Это связано со значительным импортом меда
в США. Импорт меда в странах Южной и Центральной Америки незначителен и в
мировой структуре занимает 0,2%. Значительно уменьшилась доля стран Африки,
импортирующих мед – с 13,2% в 2007 году до 1,7% в 2016 году.

Самыми
крупными импортерами мёда являются страны ЕС, США, Китай, Австралия и Канада.
Динамика импорта показывает, что с 2006 года Китай увеличил свой импорт практически
в три раза, при том, что и производство внутри страны выросло на 54%.
Значительные объемы импорта в странах ЕС объясняются тем, что внутри ЕС имеются
существенные различия по объемам производства меда (таблица 8).

Минимальные
объемы импорта меда наблюдаются в странах-производителях меда, которые не
только обеспечивают собственные потребности, но и экспортируют этот продукт.
Это такие страны как Аргентина, Турция, Украина, Мексика, Россия [3].

Уникальность
мирового рынка мёда обусловливается уникальностью мёда как продукта питания [2].
Для рынка мёда характерно достаточно жесткое регулирование, которое
обеспечивается с помощью наднациональных структур, представленных международными
и региональными объединениями. К ним можно отнести Международную организацию
экспортеров меда (IHEO) и Европейскую федерацию импортеров и фасовщиков меда
(FEEDM). В Европейскую федерацию входят 15 национальных ассоциаций стран ЕС. К
функциям федерации, в частности, относится контроль импорта меда из 45 стран
мира, не входящих в ЕС, в том числе и России.

В IHEO
входят16 стран, на которые приходится 85% поставок меда на мировой рынок. Это –
Австралия, Аргентина, Болгария, Бразилия, Венгрия, Вьетнам, Индия, Канада,
Китай, Куба, Мексика, Новая Зеландия, Сальвадор, Турция, Уругвай и Чили [6].

Таким
образом, можно сделать вывод, что современное состояние мирового рынка мёда
тесно связано с его спецификой. Наблюдается тенденция увеличения объемов
производства мёда и смещение этого производства из Европы в
Азиатско-Тихоокеанский регион. К основным проблемам развития рынка мёда можно
отнести высокую гибель пчелосемей, связанную с загрязнением окружающей среды и
изменению ландшафтов в зонах пчеловодства, значительную долю
фальсифицированного мёда, «старение» профессии пчеловода и существенные барьеры
на мировом рынке этого продукта.

Список литературы

1. Головня К.Л. Мед на мировом рынке [Текст]/ К.Л. Головня // Пчеловодство. – 2012. – № 3. – с. 9.
2. Данильчук, Ю.В. Мировой рынок меда [Текст]/ Ю.В. Данильчук// Инновационные технологии производства и хранения материальных ценностей для государственных нужд. – 2015. – №3. – с. 97 -107.
3. Колебания экспорта/импорта меда на мировом рынке пчеловодства [Электронный ресурс]: – Режим доступа: https://www.apiworld.ru/1529315552.html
4. Новозеландский мед манука – природный антибиотик [Электронный ресурс]: – Режим доступа: https://behoneybee.ru/med/vidy/med-manuka.html
5. Основные продукты животноводства [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://www.fao.org/faostat/ru/#data/QL
6. Россия на мировом рынке мёда [Электронный ресурс]: – Режим доступа: https://www.apiworld.ru/1413539459.html
7. Рост мировых цен на мед [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://pcelovodstvodoskaobavlenij.ylejbees.com/index.php/mirovoj-medovyj-rynok/363-rost-mirovykh-tsen-na-med

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14017

Рынок мёда в странах Европейского Союза

Honey market in the European Union

Смоленцева
Елена Викторовна, старший
преподаватель кафедры экономики и менеджмента, Федеральное государственное
бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Вятская государственная
сельскохозяйственная академия», РФ, г. Киров

Smolentceva Elena,senior lecturer of the Department of Economics and
management, Federal state budgetary educational institution of higher education
“Vyatka state agricultural Academy”, Russian Federation, Kirov

Аннотация: В
статье рассматривается рынок мёда в странах Европейского Союза. Характеризуется
роль стран ЕС на мировом рынке мёда, их доля в объемах производства, экспорта и
импорта. Проанализирована динамика объемов производства мёда в разрезе стран
ЕС, а также динамика импорта и экспорта. Определен баланс импорта-экспорта
среди 15 основных производителей мёда в Европейском Союзе. Рассмотрены основные
проблемы рынка мёда в Евросоюзе. Выделены основные направления поддержки
пчеловодов в Европейском Союзе.

Summary: The article deals with the honey market
in the European Union. The role of EU countries in the world honey market,
their share in production, exports and imports is characterized. The dynamics
of honey production in the context of the EU countries, as well as the dynamics
of imports and exports are analyzed. The balance of import-export among the 15
main honey producers in the European Union was determined. The main problems of
the honey market in the European Union are considered. The main directions of
support of beekeepers in the European Union are allocated.

Ключевые слова: рынок,
мёд, производство, экспорт, импорт, Европейский Союз, фальсификация, поддержка

Keywords:
market, honey,
production, export, import, European Union, falsification, support

На мировом
рынке мёда в последнее время принято выделять три основные региона, играющие
определяющую роль в формировании и функционировании этого рынка, – это
Азиатско-Тихоокеанский регион, Европа и Америка. В 2017 году в мировом производстве
мёда на долю Европы приходилось 20,8%, в том числе на страны ЕС 12,3%. За
последние 10 лет – с 2007 по 2017 гг., несмотря на увеличение объемов
производства мёда с 195,2 до 229,6 тыс. тонн, или на 17,6%, доля стран
Европейского союза уменьшилась на 1,1 п.п. Такое снижение обусловлено
увеличением объемов производства в мире в целом на 28,0% за рассматриваемый
период. Но тем не менее роль стран Европейского Союза в развитии мирового рынка
мёда существенна, поскольку именно на них приходится 50,9% импорта и 24,4%
экспорта мёда.

Непосредственно
внутри ЕС страны занимают разные рейтинговые позиции с точки зрения
экспорта-импорта мёда, что обусловлено различными природно-климатическими
условиями, историческими особенностями формирования структуры отрасли
животноводства, традициями пчеловодства, размерами территорий и численностью
населения.

Объемы
производства мёда в странах Европейского Союза рассмотрим в динамике за период
2004-2017 гг. (таблица 1).

Наибольшее
количество производства мёда в странах ЕС приходится на Испанию – 29,4 тыс. т
или 12,8%. Но в динамике с 2004 года наблюдается снижение объемов производства
меда на 14,0%. На втором месте по объемам производства находится Румыния – 24,6
тыс. т. Также свыше 20 тыс. т ежегодно производят Венгрия и Германия. Ряд стран
производят настолько малое количество мёда, что в статистических данных
отражаются нулевыми значениями – Нидерланды, Мальта. Кроме того, северное
положение некоторых стран ограничивает возможность производства меда, и как
следствие вызывает потребность в его импорте (таблица 2).

В целом
импорт меда в странах ЕС с 2004 года увеличился на 59,5%. Отмечается
возрастающая динамика импорта практически по всем странам ЕС за исключением
Германии – снижение на 5,7% и Венгрии – на 15,8%. Наибольший рост импорта меда
наблюдается в таких странах как Болгария, Хорватия, Кипр, Франция, Польша,
Румыния, Бельгия и Мальта.

Основными
импортерами меда в странах ЕС являются Германия – 83,9 тыс. т или 25,9%,
Великобритания – 40,0 тыс. т или 12,3%, Франция – 35,6 тыс. т или 11,0%. Такие
различия в показателях динамики импорта и удельного веса импорта по разным
странам связаны с различиями в численности населения стран ЕС.

Но, в силу
того, что мёд является одним из наиболее фальсифицируемых продуктов на мировом
рынке – многие европейские страны-импортеры мёда закупают в азиатских странах
дешевый мёд для дальнейшей его перепродажи под маркой мёда, производимого в ЕС.
Это позволяет получать значительную прибыль, так как разница в цене может
составлять 200-300%. Таким образом, ряд стран импортеров мёда Европейского
Союза одновременно являются и крупными экспортерами [3]. Еще одной причиной
того, что страны, импортирующие мёд, могут его и экспортировать является
потребность в сортах мёда, не производимых на территории ЕС.

Динамика
экспорта мёда в странах ЕС представлена в таблице 3.

Наблюдается
рост экспорта меда в целом в ЕС на 89,7%. Увеличивают экспорт меда в динамике с
2004 года такие страны как Австрия, Болгария, Хорватия, Франция, Германия,
Греция, Венгрия, Италия, Литва, Польша, Португалия, Испания и Бельгия.
Наибольший рост экспорта можно отметить в Литве – в 53 раза, Польше – в 15 раз,
Португалии – 13,8 раза, Бельгии – в 6,1 раза, Италии – в 2,9 раза.

По данным
2016 года в общей структуре экспорта меда в странах ЕС наибольшая доля
приходится на Испанию – 17,2%, Германию – 15,0% и Бельгию – 13,1%. Кипр,
Эстония, Финляндия, Латвия, Люксембург и Мальта мед не экспортируют в силу
малых объемов производства.

Соотношение
импорта-экспорта дает возможность рассмотреть баланс рынка меда в пределах
конкретной страны (таблица 4).

В 2010 году максимальное положительное сальдо
торгового баланса меда отмечается в Испании, которая являлась одним из основных
его экспортеров. А максимальное отрицательное сальдо было в Германии. Эта же
тенденция сохранилась и в 2017 году – Германия импортировала меда практически в
два раза больше, чем экспортировала. Также значительное превалирование импорта
над экспортом наблюдается в Великобритании, Франции, Италии и Нидерландах. А
вот в лидеры по положительному балансу вышла Венгрия – практически при полном
отсутствии импорта она экспортировала 89,7 тыс. тонн мёда. Также высокие
показатели положительного баланса можно отметить у Болгарии – экспорт в 9,8
раза превышает импорт, и в Румынии – в 5 раз.

28 стран ЕС
в 2017 году импортировали меда на 934 млн долл. Из этой суммы импорт из стран
Азии составил 23%, Латинской Америки – 16%, Океании – 13%, Северной Америки –
8% и Африки – 0,4%. Остальные 40% – импорт из стран – партнеров по ЕС [3].

При этом
необходимо отметить, что рынок мёда в мире в настоящее время в значительной
степени зависит от влияния стран Европейского Союза, касающегося ужесточения
требований к качеству поступаемого на рынок стран ЕС мёда. По данным Службы
быстрого реагирования на поставки некачественных продовольствия и кормов
(RASFF) в ЕС количество импортных пчелопродуктов, загрязненных антибиотиками за
2002-2010 гг. снизилось в 3 раза. Из 303 задержанных партий меда и других
пчелопродуктов 78 поступили из Китая, по 21 – из Болгарии и Аргентины; 20 – из
Турции; 18 – из Украины; 17 – из Вьетнама; и по 10 – из Кипра, Словакии,
Испании и Индии. Среди выявленных в импортном мёде остатков 40 антибиотиков
лидировали хлорамфеникол, стрептомицин и сульфатиазол [2].

Но, как уже
отмечалось, в странах ЕС наблюдается заметный рост импорта мёда. Частично такой
рост объясним экономическим кризисом и изменением структуры потребления мёда в
Европе. Ослабление евро и высокие цены на мёд влияют на повышение спроса
потребителей в отношении более дешевых сортов мёда. Поэтому, несмотря на
ужесточение контроля за качеством мёда, на прилавках европейских супермаркетов
появилось большое количество более дешевого китайского мёда.

В рамках
борьбы с фальсификацией меда в 2016 году, по инициативе Европарламента, в 28
странах ЕС, а также в Норвегии и Швейцарии были собраны 2264 образца меда. В
ходе тестов в 14% этих образцов были выявлены сахара, которые не должны
присутствовать в натуральном меде. Еще 20% образцов «вызывали подозрение на их
фальсификацию сиропами» [6].

Помимо
борьбы с некачественным мёдом, в Европейском Союзе уделяется большое внимание
программам по развитию пчеловодства. В 2014-2016 гг. пчеловоды ЕС получили 33,1
млн. евро для реализации программ, направленных на техническую помощь
пчеловодам, организацию борьбы с вароатозом, рационализацию кочевого
пчеловодства, анализ мёда, увеличение количества пчелосемей и прикладные
исследования [7].

Резюмируя
вышесказанное, можно выделить основные тенденции развития медового рынка стран
Европейского Союза – среди стран ЕС основными производителями мёда являются
Испания, Румыния, Венгрия и Германия. В то же время на Германию приходится
25,9% от всего объема импортируемого в ЕС мёда. Также значительная доля – 12,3%
импорта приходится на Великобританию.

Экспортируют
мёд в основном Испания, Германия и Бельгия. Причем, экспорт мёда в Бельгии
увеличился более чем в 6 раз, но при этом пчеловодство в Бельгии носит
исключительно любительский характер. В этой стране насчитывается всего10 тыс.
пчеловодов, из которых 5 тыс. проживают во Фландрии и 5 тыс. – в Валлонии [1].
Поэтому выявляется проблема фальсификации мёда путем закупки более дешевого
мёда из Китая или Украины и продажи этого меда под маркой стран ЕС.

Но при этом
Евросоюз принимает меры по недопущению на свой рынок фальсификата и развитию
пчеловодства на территории стран, входящих в ЕС. Поддержка национальных
программ стран Евросоюза призвана содействовать повышению эффективности
деятельности пасечников, улучшению состояния здоровья пчёл, а также реализации
продукции.

Для
реализации национальных программ предусмотрен бюджет 33 млн евро в год. Больше
всех тратят на развитие пчеловодства Испания (16%), Франция (11%) и Румыния
(11%).

Дополнительные
мероприятия в рамках поддержки апикультуры были разработаны в ходе реформы
Единой сельскохозяйственной политики 2013 года. Они включают меры контроля и
мониторинга, в том числе касающиеся состояния здоровья пчел, состояния рынка, а
также качества меда [4].

Список литературы

1. Мир пчеловодства. Бельгия [Электронный ресурс]: – Режим доступа: https://www.apiworld.ru/strany-i-kontinenty/belgiya/
2. Данильчук, Ю.В. Мировой рынок меда [Текст]/ Ю.В. Данильчук// Инновационные технологии производства и хранения материальных ценностей для государственных нужд. – 2015. – №3. – с. 97 -107.
3. Колебания экспорта/импорта меда на мировом рынке пчеловодства [Электронный ресурс]: – Режим доступа: https://www.apiworld.ru/1529315552.html
4. Комментарий. Как обстоя дела с пчеловодством в ЕС. [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://kvedomosti.ru/news/kommentarij-kak-obstoya-dela-s-pchelovodstvom-v-es.html
5. Основные продукты животноводства [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://www.fao.org/faostat/ru/#data/QL
6. Фальсифицированный мед на мировом рынке и на рынке ЕС [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://apiary.su/problemmy-pchelovodstva/falsifitsirovannyj-med-na-mirovom-rynke-i-na-rynke-es/
7. Финансирование ЕС в 2014-2016 г программ по пчеловодству [Электронный ресурс]: – Режим доступа: http://ylejbees.com/index.php/pchelovodstvo-v-mire/1331-finansirovanie-es-v-2014-2016-g-programm-po-pchelovodstvu

УДК 339.97 +330.322.16

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14016

ОСОБЕННОСТИ ПРИВЛЕЧЕНИЯ
ФИНАНСИРОВАНИЯ ДЛЯ ПРОЕКТОВ ВОЗОБНОВЛЯЕМОЙ ЭНЕРГЕТИКИ

PECULIARITIES OF INVESTMENTS ATTRACTING FOR RENEWABLE ENERGY PROJECTS‎

Хазова Вера Николаевна, аспирант,
Санкт-Петербургский государственный экономический университет, г. Санкт-Петербург

Khazova
V.N., verahazova@mail.ru

Аннотация:
Привлечение
финансирования для инвестиций в проекты возобновляемой энергетики (ВИЭ) – это
один из существенных аспектов, влияющих на перспективы ее развития. Очевидно,
что инвестиции в традиционные источники энергии доминируют в общих инвестициях
в энергетику, таким образом, основным для оценки перспектив рынка возобновляемой
энергетики является вопрос, как получить достаточно инвестиций для изменения
направления инвестирования в сторону ВИЭ.

Требует внимания для
оценки перспектив роста ВИЭ анализ источников финансирования. Здесь важно
проанализировать взаимосвязь между источниками финансирования и областями возобновляемой
энергетики, в которые это финансирование направляется. Помимо собственно
получения дохода от вложений, инвестирование в ВИЭ может быть привлекательно
инвесторам для диверсификации инвестиционного портфолио, а также для увеличения
надежности энергетической системы на отдельных рынках и получения
энергетической безопасности отдельных регионов.

Целью исследования в
данной статье является установление взаимосвязи, как отдельные виды
финансирования создают предпосылки для развития отдельных видов ВИЭ, а также выявление
и систематизация барьеров, которые оказывают влияние на привлечение
финансирования в возобновляемые источники на различных этапах инвестирования.

Summary: Raising funds for investments in renewable energy
projects (RES) is one of the ‎essential aspects influencing its development
prospects. It is obvious that ‎investments in traditional energy sources dominate in
overall investments into the ‎energy sector, so the main question for evaluating
renewable energy market ‎prospects is how to get enough investment to change
the investment direction ‎towards RES.‎

We should pay attention to analyses of funding sources
in order to assess the ‎growth prospects of RES. It is important to analyze
the relationship between the ‎funding sources and renewable energy areas into which
this funding goes. Besides ‎obtaining income from investments itself, investing in
RES can be attractive for ‎investors to diversify the investment portfolio, as
well as to increase the energy ‎system reliability in individual markets and to
achieve the energy security of ‎individual regions.‎

The purpose of research in this article is to
establish the relationship of how ‎certain financing types create prerequisites for the
development of certain RES ‎types, as well as to identify and systematize the
barriers influencing the funds ‎raising for renewable sources at various investment
stages.

‎Ключевые слова: возобновляемые источники энергии, финансирование проектов, инвестиции в возобновляемую энергетику.

Keywords: renewable energy sources, projects funding, investments in renewable energy.

Введение

Целью данного
исследования являлось изучение и выявление взаимосвязи между различными
источниками финансирования проектов возобновляемой энергетики, привлекаемыми на
различных этапах жизненного цикла реализации проектов ВИЭ, а также возникающих
барьеров при реализации проектов и мер, способствующих преодолению таких
барьеров.

Материалы
и методы

Данное исследование
основано на обзоре и анализе статистических источников информации международных
агентств о финансировании проектов возобновляемой энергетики с целью выявления
и  систематизации связей между
инструментами, используемыми для привлечения финансирования в проекты
возобновляемой энергетики, мерами государственной и межгосударственной
политики, направленной на развитие рынка возобновляемой энергетики и барьерами,
на преодоление которых направлено использование данных инструментов и мер.

Полученные результаты исследования

Все источники
финансирования проектов в энергетике можно разделить на два основных сектора:
публичные и частные финансы, дезагрегированные на: инвестиции в разработки из
частных и публичных источников, частные инвестиции в новые проекты, инвестиции
в новые проекты из публичных источников.

В 2017 году из общего
объема инвестиций в ВИЭ в 279,8 млрд дол, инвестиции из непубличных источников
в новые проекты в форме проектного частного финансирования составили более 77%
от общего объема инвестиций [1,2].

Несмотря растущий тренд увеличения
объема инвестиций в ВИЭ с 47 млрд долл. в 2004 году до максимального значения в
323,4 млрд долл. в 2015 году тенденции показывают снижение до 279,8 млрд долл.
в 2017 году   (снижение на 13% к 2015
году) и соответствующее увеличение чувствительности к риску у финансистов [1–3].
Однако, для дальнейшего продвижения и масштабирования технологии возобновляемой
энергетики требуют значительных инвестиций в компании, проекты и инфраструктуру
до 8,5 трлн. долл. за период с 2018 по 2050 год [4,5].

На сегодняшний день более
150 стран приняли специальную политику в отношении возобновляемой энергетики,
75 страны политику в отношении выработки тепла на основе возобновляемых
источников энергии и 72 страны для возобновляемых источников энергии в
транспорте [6,7]. Меры поддержки и государственной политики развиваются вместе
с развитием самой отрасли. В ранние периоды развития отрасли возобновляемой
энергетики большинство меры было направлено на компенсацию разрыва в затратах
на производство энергии из возобновляемых источников и в традиционной энергетике.
Но по мере развития технологий и расширения отрасли новые инициативы политики
поддержки становятся направленными на сокращение рисков инвесторов,
производящих капиталоемкие инвестиции. «Зеленые» тарифы были ключевыми в
ускорении развертывание возобновляемых источников энергии и остаются
доминирующей формой политической поддержки производства электроэнергии на
основе возобновляемых источников энергии; но 2015 год стал первым годом с 2000
года, в котором не были запущены новые схемы схемы поддержки [6,8].
Положительный показатель зрелости рынка является растущая популярность
использования аукционов для закупок электроэнергии из возобновляемых источников:
в более чем 60 странах был внедрен механизм аукционов в 2015 году [6,8].

При принятии решений инвесторы
делают выбор между финансированием проектов ВИЭ и проектов традиционной
энергетики, в том числе принимая во внимание меры поддержки, которые
предлагаются государственными институтами. Поэтому для институтов, занимающихся
продвижением возобновляемой энергии необходимо предлагать решения, помогающие
преодолевать институциональные, политические, финансовые, экономические и
барьеры, с которыми инвесторы сталкиваются (рис.2).

Выбор инструментов и
источников финансирования проектов возобновляемой энергетики в существенной
степени зависит от стадии реализации проекта. На базовых и прикладных этапах
НИОКР технологии разрабатываются государственными научно-исследовательскими
институтами и университетами, а также частными фирмами, которым предоставляются
необходимые финансовые средства через гранты и субсидии. На этапе демонстрации
и коммерциализации, частные финансисты, такие как бизнес-ангелы, и венчурные
капиталисты (VC) инвестируют в стартапы и небольшие инновационные фирмы, тогда
как крупные или зрелые фирмы используют внутренние средства для текущей
деятельности в области НИОКР и коммерциализации. Технологии достаточно зрелые,
чтобы обеспечить увеличение масштабов производства, финансируются долгосрочными
проектными инвестициями. Начиная со стадии коммерческого запуска, субъекты
частного сектора способствуют продвижению технологии. Компании концентрируются
на рынке развития, в то время как банки, частные инвесторы и фонды должны обеспечить
финансирование производства и маркетинга [9].

В силу относительной
новизны технологии и отсутствия у инвесторов достаточного опыта полной
коммерческой реализации проектов возобновляемой энергетики институтам,
продвигающим возобновляемую энергетику, необходимо создавать для инвесторов
условия преодоления специфических барьеров, ограничивающих продвижение и
масштабирование ВИЭ, в том числе через использование специальных методов
финансирования таких проектов [10].

Технологические
барьеры

Наиболее важный
технологический барьер, который необходимо преодолеть для устойчивого развития ВИЭ
– это появление устойчивого понимания, что для ВИЭ имеет место широкое
использование в настоящем и будущем [11]. При выборе альтернатив для
инвестирования частный инвестор в первую очередь будет полагаться на зрелые
традиционные технологии энергетики. Для преодоления этого технологического
барьера эффективным будет финансирование в форме партнёрств с публичными
источниками, государственными структурами, а также специализированными
негосударственными структурами такими, например, как Advanced Research Projects
Agency –Energy (ARPA-E) [12]. На стадии тестирования и демонстрации важно
обеспечить для инвесторов достоверную информацию об осуществимости,
коммерческой жизнеспособности проекта, что позволит снизить информационную
ассиметрию и содействовать дальнейшему инвестированию [11,13].

Институциональные барьеры

Институциональные барьеры
ассоциируются с изменением социального поведения. Традиционные источники
энергии имеют устойчивые рынки и развитую инфраструктуру. Для преодоления институциональных
барьеров требуется, чтобы структуры, продвигающие развитие ВИЭ, поддерживали
развитие инфраструктуры и инфраструктурных технологий с привлечением инвесторов
из отраслей традиционной энергетики, для обеспечения, в частности доступности электрических
сетей для включения в них вновь создаваемых проектов ВИЭ. Для коммерческой
стадии важно создание и поддержание режима государственного регулирования,
предоставляющего гарантии инвесторам в долгосрочной перспективе [11]. При
реализации проектов, требующих согласования на реализации со стороны населения,
необходимо создание среды для получения таких одобрений, а также формирование
положительного имиджа для проектов ВИЭ среди населения.

Экономические барьеры

Отсутствие достаточной
информации о прибыльности реализуемых проектов, особенно в сравнении со
значительными данными о реализованных проектах традиционной энергетики
формируют экономические барьеры для инвесторов. Bloomberg New Energy Finance
опубликовало ежегодный отчет о развитии мировой энергетики New Energy Outlook
2018 [4]. В нем утверждается, что к 2050 году инвестиции в мировую «зеленую»
энергетику составят свыше 8,5 трлн долларов, а доля возобновляемой энергетики в
общемировой выработке будет более 50%, а с учетом гидроэнергетики и атомной
энергетики более 70% [4]. При сравнении экономики проектов выработки энергии из
возобновляемых и традиционных источников инвестор часто не учитывает в
стоимости последних отрицательные воздействия на окружающую среду.

На стадии разработки
основным экономическим барьером является отсутствие достоверной оценки
коммерческой реализации и рыночная неопределенность. В этом случае гранты и
субсидии являются механизмом для стимулирования инвестиций. При этом снижение
субсидий в традиционную энергетику было бы сигналом для демонстрации
направления инновационного развития [13].

На стадиях от
тестирования до коммерческого запуска основными экономическими барьерами
являются высокая стоимость запуска, высокая ставка дисконта на будущие
поступления при привлечении заемного финансирования. В этой стадии понадобится
рефинансирование для венчурного капитала, зашедшего в проекты в предыдущих
стадиях.

На стадии коммерческого
запуска важно формирование устойчивого спроса со стороны потребителей. Такие
формы, как различные налоговые скидки могут на данном этапе создать
конкурентное преимущество для ВИЭ. Для ВИЭ такие дополнительные стимулы, как
введение тарифов на поставку, специальных сертификатов и введение квот также
будут способствовать расширению инвестиций.

Финансовые
барьеры

Финансовые барьеры происходят
из информационной асимметрии поскольку финансисты обычно не обладают достаточными
знаниями технологическими или политическими для оценки рисков и эффективности возврата
инвестиций между традиционными источниками и новыми чистыми технологиями.

Поэтому имеет место
недостаточное инвестирование в исследования и разработки по чистой энергии. Для
привлечения на данном этапе частных инвесторов необходимы государственные
гарантии, обеспечивающие предоставление частных кредитов, а также инвестиции в
капитал со стороны инновационных компаний [14].

Эти барьеры могут быть
смягчены финансированием через объединение государственных и частных
инвестиционных банков, например, для инвестиций в инфраструктуру. Для
привлечения частных инвестиций и расширения рыночных возможностей необходимо
создание в среде понимания перспективы рынка, ожидания тренда его роста.

Прямое финансирование,
инвестиции в проекты поддержки технологий и стимулирования спроса, а также фискальная
политика будут формировать достаточную силу для преодоления финансовых барьеров[14].

Со стороны
государственных органов требуется создание инвестиционной среды и минимизации
регуляторных и политических рисков. Чтобы привлечь институциональных инвесторов
в ВИЭ, требования в отношении рисков и создания резервов должны быть смягчены
специально в отношении инвестиций в ВИЭ. Для стимулирования инвестиций со
стороны таких институциональных инвесторов как инвестиционные фонды, необходим
выпуск специальных регуляционных норм.

Политические
барьеры

Политические барьеры в
первую очередь связаны с недостаточной координацией различных государственных и
межгосударственных институтов, а также часто отсутствием, либо слабостью
государственной политики в отношении диверсификации энергетики [15]. Для
совершенства такой политики требуется включение в нее как направления поддержки
непосредственно инвестиций в ВИЭ, так и совершенствование политики в отношении
поддерживающей это развитие инфраструктуры – транспорта, энергетики, сельского
хозяйства. Изменения государственной политики могут оказывать негативный
эффект, поскольку различные методы поддержки могут быть заложены инвесторами
при принятии решений об инвестировании, и нестабильность политической среды
будет препятствовать притоку инвестиций.

Кроме того, необходимо
учитывать политическое влияние со стороны лоббистов традиционной энергетики,
которая также получает государственную поддержку по отдельным направлениям, и
будет препятствовать изменениям, связанным с диверсификацией в пользу ВИЭ [11,15].

Для преодоления
политических барьеров необходимо прежде всего совершенствование государственной
политики и обеспечение ее стабильности в долгосрочном периоде. Политические
барьеры имеют существенное влияние на всех стадиях реализации проектов ВИЭ.

Трансформационные
барьеры

Трансформационные барьеры
имеют место на стадии перехода между разработкой и тестированием и запуском
проектов в коммерческую эксплуатацию, и связаны с самой природой запуска новых
технологий. Преодоление данного барьера возможно за счет привлечения новых
инвесторов с опытом запуска проектов в коммерческую реализацию, таких как
венчурные капиталисты. Открытая конкуренция и как можно более полная информация
о коммерческих возможностях позволит мобилизовать частное финансирование на
данной стадии.

Создание экономической
среды, заинтересованной в развитии «чистых» технологий, будет способствовать
преодолению трансформационных барьеров и росту заинтересованности со стороны
инвесторов и проектам ВИЭ.

Заключение

Рост финансирования в
проекты ВИЭ связан с преодолением технологических, экономических, политических,
финансовых и трансформационных барьеров. В данной статье исследованы причины
возникновения и специфика барьеров для привлечения финансирования и развития
проектов в области возобновляемой энергетики. Для преодоления их и привлечения
инвесторов важным является предложении различных форм государственной и
межгосударственной поддержки и формирование устойчивых правил регулирования
рынка. Рынок ВИЭ подвержен большей неопределенности, чем традиционная
энергетика, и испытывает дополнительные воздействия ее со стороны, поскольку
дальнейшая диверсификация энергетики в пользу ВИЭ будет связана с
перераспределением финансовых и инвестиционных потоков со стороны традиционных
источников.

Литература

1. Global
   trends in renewable energy investment 2018 // Frankfurt School-UNEP
   Centre/BNEF. 2018. http://www.fs-unep-centre.org (Frankfurt am Main)
2. World
   energy outlook 2017 // IEA International Energy Agency. https://www.iea.org/weo2017
3. Renewable
   energy medium-term marker report 2016 // IEA International Energy Agency. https://www.iea.org/publications/freepublications/publication/MTRMR2016.pdf
4. New
   Energy Outlook 2018. BNEF’s annual long-term economic analysis of the world’s
   power sector out to 2050 // Bloomberg New energy finance.2018. https://bnef.turtl.co/story/neo2018.
5. Renewables
   Global Futures Report: Great debates towards 100% renewable energy. Paris:
   REN21 Secretariat. http://www.ren21.net/future-of-renewables/global-futures-report/
6. RECAI.
   Renewable energy country attractiveness index // E&Y. 2015. № 45.
7. World
   energy outlook 2016 // IEA International Energy Agency. https://www.iea.org/weo2016
8. Renewables
   2018. Global status report. Paris: REN21 Secretariat. 2018. http://www.ren21.net/wp-content/uploads/2018/06/17-8652_GSR2018_FullReport_web_final_.pdf
9. Global
   landscape of renewable energy finance // IRENA International Renewable Energy
   Agency. 2018. http://www.irena.org/publications/2018/Jan/Global-Landscape-of-Renewable-Energy-Finance
10. Mariana
    Mazzucatoa, Gregor Semieniuk. Financing renewable energy: Who is financing what
    and why it matters // Technological
    Forecasting & Social Change. 2108. № 127. С. 8–22.
11. Risk
    Quantification and Risk Management in Renewable Energy Projects // Altran Arthur
    D. Little. 2011. http://iea-retd.org/wp-content/uploads/2011/11/RISK-IEA-RETD-2011-6.pdf
12. ARPA-E
    Impacts: A Sampling of Project Outcomes. 2017. Volume II. https://arpa-e.energy.gov/sites/default/files/Volume%202_ARPA-E_ImpactSheetCompilation_FINAL.pdf
13. Financing renewable energy. Options for Developing
    Financing Instruments Using Public Funds // The World Bank. 2013. http://siteresources.worldbank.org/EXTENERGY2/Resources/SREP_financing_instruments_sk_clean2_FINAL_FOR_PRINTING.pdf
14. Unlocking
    renewable energy investment: The role of risk mitigation and structured finance
    // IRENA International Renewable Energy Agency. 2016. http://www.irena.org/publications/2016/Jun/Unlocking-Renewable-Energy-Investment-The-role-of-risk-mitigation-and-structured-finance
15. Matthew
    J. Burke, Jennie C. Stephens. Political power and renewable energy futures: A
    critical review // Energy Research & Social Science. 2018. № 35. С. 78–93.

УДК 330.342

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14015

ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
РАЙДШЕРИНГА В РАМКАХ ФОРМИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ СОВМЕСТНОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ

PROBLEMS
AND PROSPECTS OF RIDESHARING IN THE SHARING ECONOMY

Сатюков Станислав Романович, студент факультета “Экономики, менеджмента и бизнес информатики” НИУ-ВШЭ, г. Пермь

Аннотация: Статья посвящена обзорному анализу процессов трансформации потребления (в том числе — потребления транспортных услуг) в современных социально-экономических системах. В статье рассмотрена проблема многозначности сущностных характеристик экономики совместного потребления. Оценены предпосылки формирования экономики совместного потребления (в первую очередь – ориентация на снижение финансово-экономических и временных издержек в условиях цифровизации и трансформации отношения к частной собственности). Выделены основные причины возникновения и центральные направления развития карпулинга и райдшеринга в рамках оказания услуг пассажирских перевозок в шеринговой экономике. Предложена авторская классификация видов райдшеринга в контексте пространственно-географической и мотивационно-целерациональной дифференциации. Отмечены основные сложности в правовом определения и законодательном регулировании данных способов совместного потребления; подчеркнута роль компании Uber в развитии совместных пассажироперевозок и общей уберизации экономических систем.

Summary: The aim of the study was to conduct a review analysis of the transformation processes of consumption (including the consumption of transport services) in modern socio-economic systems. In the theoretical part of the study the main issue was to describe the ambiguity of the essential characteristics of a sharing economy. The author assessed the prerequisites for the formation of a collaborative economy (first of all, an orientation toward reducing financial, economic and time costs in the conditions of digitalization and transformation of attitudes towards private property). In addition, the article highlighted the main causes of the emergence and central directions of carpooling and ridesharing development in the framework of the provision of passenger transportation services in a sharing economy. The scientific novelty of the article is concentrated in the proposal of the author’s classification of the ridesharing types in the context of spatial-geographical and motivational-targeted differentiation. The author also pointed out the main difficulties in the legal definition and legislative regulation of these methods of collaborative consumption. In the empirical part of the study the main concern was finding out the the role of Uber in the development of joint passenger traffic and further transformation of economic systems.

Ключевые слова: экономика совместного потребления; шеринговая экономика; sharing economy; пассажирские перевозки; Uber.

Keywords: collaborative economy; peer economy; collaborative consumption; sharing economy; passenger transportation; Uber.

Введение

Ведущие развитые страны мира убедительно демонстрируют успехи по созданию и развитию комплексов, производящих цифровое оборудование и предоставляющих широкий ассортимент информационных услуг, что прямо и косвенно влияет на развитие экономики, фундаментальной и прикладной науки, образования и общества в целом. Данные предпосылки позволяют говорить об активизации процесса формирования цифровой экономики, одной из сфер или элементов которой является экономика совместного потребления (sharing economy, шеринговая экономика, collaborative economy, peer economy, collaborative consumption).

Цель, материалы и методы исследования

Целью статьи является проведение обзорного анализа процессов трансформации потребления (в том числе — потребления транспортных услуг) в современных социально-экономических системах. Методология исследования представлена методами сравнения, классификации, синтеза. Специфика развития экономики совместного потребления является востребованным предметом научных исследований как за рубежом, так и в России. Проблемы и перспективы шеринговой экономики анализируют в своих научных трудах такие современные российские ученые, как Аксенов Д.Р., Веселова А.С., Рибберинк Н., Гимранов Г.А., Затолокин А.А., Комарова И.П., Новикова Е.С., Устюжанина Е.В., Котляров И. Д., Медянина П.О., Субочев Н.В., Подвойский Г.Л., Попова И.В., Хусейнова А.А., Ревенко Н.С., Садовская А.Г., Швед В.В., Яблочников С.Л. и др. Несмотря на значительное число исследований, посвященных данному вопросу, категория шеринговой экономики как нового метода организации социально-экономических отношений все же не получила универсальной трактовки: единообразной позиции по вопросам методологии построения, анализа, оценки и управления экономикой совместного потребления еще не выработано, что ведет к многозначности данной дефиниции в целом. При этом существующие научные позиции можно воспринимать и как антагонистичные, и как взаимодополняющие и не вступающие в противоречие, но лишь подчеркивающие тот или иной аспект проблемы, наиболее значимый с позиции конкретного исследователя.

Результаты исследования и их
обсуждение

Экономику совместного потребления в большей степени необходимо относить к городским феноменам: возникновении модели связано с высокой стоимостью собственности в крупных городах, а большинство крупнейших компаний, использующих развитие технологий для активизации модели совместного потребления были созданы в больших городах и для больших городов. В своем проявлении шеринговая экономика связана с использованием интернет-платформ и сервисов, которые соединяют тех, кто владеет ресурсом с теми, кто в нем нуждается. Использование платформ позволяет привлечь наибольшее число масс, при этом сократив эксплуатационные расходы по продвижению и предоставлению данных услуг. Пользователи различных сервисов (Uber, Airbnb, Lyft, Locolo и др.) передают в экономический оборот свои избыточные активы, перераспределяют их и получают доход. Данные процессы меняет существующую экономику потребления, снижают неразумное использование ресурсов и создает новое городское сообщество, которое не считает владение собственностью — достойной целью экономики своего времени.

Системообразующими аспектами экономики совместного потребления можно признать:

• равенство
  всех участников процесса, сервиса, платформы и т.д.;
• ответственность
  – все участники процесса, сервиса, платформы и т.д. принимают на себя
  одинаковую меру ответственности;
• выгода
  – все действия участников процесса, сервиса, платформы и т.д. направлены на
  получения максимальной взаимной выгоды;
• безопасность
  – деятельность осуществляемая или принимаемая участниками процесса, сервиса,
  платформы и т.д. должна быть не только взаимовыгодной, но и взаимобезопасной;
• осведомленность
  – участники процесса, сервиса, платформы и т.д. в полной мере осведомлены о
  взаимном сотрудничестве;
• гласность
  – максимальная информационная открытость сотрудничества;
• полезность
  – кроме присущей взаимной выгоды, действия участников должны также преследовать
  цель пользы для общества в целом, и социума в частности [13].

Кроме всего выше перечисленного, в глобальной оценке экономики “совместного потребления” также выделяют драйвинг. Драйвинг подразумевает под собой движение экономики вперед, изменение ее структуры и адаптация ее к новым реалиям, а не застывание на имеющихся позициях. В тоже время, драйвинг шеринговой экономики предполагает ее плавное, “безболезненное” внедрение и вытеснение существующей модель экономики. Однако, за счет такого драйвинга, данная модель экономических отношений малоконтролируемая со стороны государства, и поэтому представляет угрозу для действующих бизнес-моделей, реализуемых в соответствии с традиционными правилами [13].

Причины участия в совместном потреблении можно дифференцировать на экзогенные, обусловленные существованием объективной потребности (экономическая выгода, практическая необходимость) и социальные (помощь другому человеку, знакомство с новыми людьми). При этом, несмотря на значительную роль материальных стимулов в современном мире, возникновение экономики совместного потребления можно связать именно эволюционным человеческим стремлением делиться с другими: кооперация признается следствием социальной эволюции человека. В этой связи, помимо технологий динамику развития отрасли определяет уровень межличностного доверия в обществе: пользователи шеринговых сервисов должны быть уверены в предсказуемости и рациональном поведении друг друга.

В обществе существует необходимость преодолевать расстояния, потратив при этом как можно меньше средств. Причем услуги такси в современных экономических условиях становятся зачастую недоступными. Стоимость такси складывается из целого ряда факторов, к которым относятся: средний уровень цен на проезд среди крупнейших игроков рынка в данной сфере (транспортная (диспетчерская) компания должна придерживаться средней стоимости поездки в конкретном регионе), себестоимость поездки (горюче-смазочные материалы, мойка, чистка салона, износ деталей, ремонт, прохождение технических и медицинских осмотров), затраты, сопряженные с деятельностью компании (заработная плата различных категорий сотрудников компании (не только водителей), повышение квалификации водителей, страхование и прочие расходы). При этом рост цен на топливо предопределяет и рост цен на услуги такси. Рассматривая данную ситуацию со стороны водителей, занимающихся коммерческими перевозками людей, следует отметить: кроме повышения себестоимости транспортных услуг такси, увеличивается административный “барьер”. Так, к такси предъявляются требования о наличии: оформленного юридического лица или индивидуального предпринимателя без образования юридического лица; водительского стажа в такси не менее 3 лет или не менее 5 лет общего водительского стажа; обязательного предрейсового контроля технического состояния транспортного средства и медицинского контроля состояния здоровья водителя; технического осмотра транспортного средства (2 раза в год); специального регионального разрешения на данный вид деятельности; опознавательного фонаря на крыше (“шашечки”); таксометра; специального полиса ОСАГО (с повышающим коэффициентом) [4]. Такое положение дел побуждает пассажиров искать предложения более дешевых поездок, по сравнению с официальным такси, а водителей обходить оговоренный выше административный “барьер” путем осуществления коммерческих перевозок, в том числе и под видом совместных поездок, при которых пассажиры оплачивают часть затрат. В этой связи в рамках экономики совместного потребления все большую актуальность приобретают совместные поездки на автомобиле, при которых пассажиры компенсируют часть расходов — карпулинг (carpooling) и райдшеринг (ridesharing).

Современное развитие информационно-телекоммуникационных технологий позволяет наиболее эффективно осуществлять поиск предложений о данных типах перевозок в Интернете. В рамках райдшеринга условно мы бы предложили дифференцировать такие виды перевозок, как: осуществляемые между населенными пунктами (агрегаторы “BlaBlaCar”; “BeepCar”; “Getberry” и пр.) и внутри населенного пункта (агрегаторы “Яндекс. Такси”; “Uber”); коммерциализированные-систематические (указанная модель по сути выступает аналогом пассажирских перевозок или такси, поскольку интересы водителя (и собственника транспортного средства) подстраиваются под потребности второй стороны (клиента) за определенную плату) и некоммерческие-единичные (осуществляются по маршруту, определяемому самим водителем; не рассматриваются как механизм получения заработка водителем — пассажиры за оказанную помощь в перевозке лишь компенсируют часть расходов водителя (собственника ТС)).

Несмотря на востребованность данного вида социально-экономических отношений, этот тип деятельности пока не только не урегулирован на законодательном уровне, но и не получил должного научного обоснования. Отсутствие понятия нового вида перевозок, правил данных перемещений и понимания механизма контроля за осуществлением такого рода деятельности, наряду с возрастающей популярностью онлайн-сервисов по поиску попутчиков, обусловливает остроту социального запроса на необходимость правового регулирования автомобильных поездок, при которых пассажиры компенсируют часть расходов и отделения (или, возможно, напротив, соединения) данной модели некоммерческого-единичного шеринга от коммерциализированных-систематических перевозок с использованием шеринговых агрегаторов [4].

Рассмотренные виды перевозок объединяет возможность осуществлять перевозку пассажиров за денежные средства, избегая при этом требований законодательства Российской Федерации, предъявляемых к такси. Иными словами, водители, желающие зарабатывать деньги на перевозках пассажиров и ручной клади, но не желающие оформляться в качестве индивидуальных предпринимателей без образования юридического лица, не желающие получать разрешение на осуществление деятельности такси, выбирают различные уловки, позволяющие обойти действующее законодательство, которыми в настоящее время и являются сайты, предоставляющие информацию по поиску водителей и пассажиров. Анализ интернет-ресурсов по поиску попутчиков дает основание говорить о регулярности подобного рода предложений, так как водители обычно предлагают поездку в оба конца следования. Кроме того, анализируемые сайты переполнены предложениями о перевозках автомобилями с количеством сидячих мест 8 и более, что свидетельствует о таких признаках рассматриваемых перевозок, как регулярность и коммерческий интерес [4].

Говорить о запрете столь популярного направления информационных услуг, как предоставление данных о пассажирах и водителях для осуществления поездок, в современных экономических условиях нецелесообразно. Ведь райдшеринг популярен в тех странах, где несовершенна транспортная инфраструктура, дорогой бензин и билеты на общественный транспорт. Однако, в целях регулирования подобного рода деятельности, данные перевозки следует рассматривать как таксомоторные. Соответственно, к водителям, резидентам различных интернет-ресурсов, предоставляющих информационные услуги по поиску клиентов (попутчиков), необходимо предъявлять требования, как к таксистам. При этом следует отметить, что задача различных интернет-сервисов (как сервисов такси, так и сервисов по поиску попутчиков для совместных поездок) заключается не в предоставлении водителям возможности обхода законодательства Российской Федерации в части осуществления коммерческих перевозок без соответствующего разрешения, а в упрощении работы легальных такси, которые уже имеют всю необходимую документацию и разрешение на осуществление данного вида деятельности. Введение обязательного условия для водителей-резидентов программ по поиску такси, а также карпулинга и райдшеринга в виде наличия статуса “водителя такси”, сделает не только транспарантным бизнес в сфере осуществления коммерческих пассажироперевозок, что несомненно отразится на повышении взимания налогов и наполняемости бюджетов различного уровня, но и повысит уровень безопасности дорожного движения, исключив из их числа недобросовестных водителей, не следящих за техническим состоянием используемых ими автомобилей, соблюдением режима труда и отдыха и не соблюдающих правила дорожного движения.

Возвращаясь непосредственно к вопросу крупнейших агрегаторов, функционирующих на рынке райдшеринга, мы бы хотели рассмотреть бизнес-модель компании Uber и направления её трансформации в связи с локальной национальной спецификой. Создателем концепции Uber считается канадский бизнесмен и инвестор Гарред Камп, еще в 2008 году на конференции LeWeb в Париже поделившийся с Тревисом Калаником идеей о создании программного решения, которая позволит использовать автомобиль для совместных взаимовыгодных перевозок, что значительно снизит стоимость поездки и для “внешнего” пассажира, и для самого собственника транспортного средства [10]. Современный Uber – это сервис по координации взаимодействия контрагентов по единым параметрам в реальном масштабе времени с использованием информационных и телекоммуникационных технологий. Суть уберизации состоит в обеспечении прямого, обезличенного взаимодействия продавцов и покупателей по принципу “потребность-возможность”. Такое взаимодействие осуществляется на добровольных, взаимовыгодных условиях: Uber получает вознаграждение существенно меньше альтернативных затрат продавцов и покупателей на создание такого взаимодействия другими методами, величина вознаграждения зависит от полезности сервиса и отсутствия монополии на услугу [12]. Следовательно, основная задача Uber как агрегатора – исключить человеческий труд и автоматизировать процесс заказа услуги, что позволяет снизить стоимость и максимально ускорить само оказание услуги.

Главной функцией Uber является связь, контакт водителя-исполнителя услуги с заказчиком – клиентом. Нужно подчеркнуть отличие Uber от типовой службы такси: изначально (не учитывая дальнейшие трансформации модели в соответствии с национальной социально-экономической реальностью) Uber не имеет собственных автомобилей и не трудоустраивает водителей на постоянную или временную работу. Все работающие в Uber водители в основе своей “партнеры”, использующие свои собственные автомобили и решающие, когда им принять заказ и приступить работе. На уровне Uber стоимость поездки формируется в зависимости от времени и расстояния. Если растет спрос на услугу, постигающий пика, то Uber использует специальный “пиковый коэффициент”, повышая стоимость поездки. Определенный рост оплаты за услугу связан с необходимостью ценового регулирования спроса в сторону уменьшения. Этот прием позволяет снизить количество заказов и сократить время ожидания машины. Кроме того водитель заинтересован в выполнении заказа по более высокой цене, которая стимулирует потенциальных водителей и активизирует выполнение заказов при повышенном спросе [3].

Широкое распространение принципов деятельности компании Uber сделал её название нарицательным и поспособствовало формированию понятия “уберизация”, подразумевающего возможность создать “убер–платформу” практически в любом сегменте экономики. Во многом именно “уберизация” должна обеспечить формирование инновационной и устойчивой экономики будущего: высококонкурентной, не монополизированной, добровольной, транспарентной и функционирующей исключительно на системе саморегуляции, не предполагающей бюрократических искажений и административных барьеров [10]. Однако, несмотря на мировой успех компании, и в Китае, и в России она не смогла выстоять в борьбе с основным конкурентом и была поглощена: в Китае компания совсем ушла с рынка, в России и странах СНГ (Азербайджане, Армении, Белоруссии, Грузии и Казахстане) она сменила собственника и адаптировала свою бизнес-модель под требования конкретного рынка. Сделку по объединению своих сервисов “Яндекс.Такси” и Uber закрыли в июле 2018 года; объединенную компанию возглавил бывший гендиректор “Яндекс.Такси” Тигран Худавердян. К моменту закрытия сделки “Яндекс” вложил в новую компанию $100 млн, Uber — $225 млн, стоимость новой компании составила более $3,8 млрд. Важно отметить, что, несмотря на объединение, оба приложения для заказа поездок — и Яндекс.Такси, и Uber — по-прежнему доступны пользователям, в том время как водители-партнеры и собственный таксопарк “Яндекс.Такси” перешли на единую технологическую платформу. Трансформация сервиса Uber, потребовалась и в Германии, где компания столкнулась с серьезным институциональным давлением со стороны властей и профсоюзов и была вынуждена фактически прекратить свою деятельность, при этом компания формально оперирует на рынке, предоставляя услуги в рамках новой бизнес-модели. Рынок ОАЭ, известный своей тягой к роскоши и высокой покупательской способностью потребителей, также представляет большой интерес с точки зрения бизнес-модели компании Uber. В отличие от других рынков, где одним из конкурентных преимуществ Uber считается лидерство по цене, на рынке ОАЭ компания не просто предоставляет услуги по ценам, сопоставимым, а иногда и значительно выше, чем официальные сервисы такси, но старается максимально выделить себя среди других участников рынка, например предоставляя услугу UberChopper — полет на вертолете вокруг Дубая [2].

Заключение

Итак, экономическая модель совместного потребления основана на коллективном использовании товаров и услуг, аренде и обмене вместо владения. Появлению шеринговой экономики способствовали трансформационные преобразования в информационном обществе, так называемая цифровая трансформация: создание сетевого взаимодействия – элемента коммуникаций масс посредством Интернет-технологий (появление мобильных приложений, интернет-платформ, онлайн-сервисов и магазинов). Экономика совместного потребления открывает новые пути развития городского пространства и социума, имеет большой потенциал сокращения транзакционных издержек и отходов в сравнении с традиционной экономикой владения, создавая более совершенную, умную рабочую и жизненную среду. Цифровизация и экономика совместного потребления трансформируют и процессы пассажирских перевозок путем возникновения феномена райдшеринга (ridesharing), условно дифференцированого нами по территориально-географическому принципу на межгородские и внутригородские; по мотивационно-целерациональному критерию – на коммерциализированные-систематические (аналог пассажирских перевозок или такси, поскольку интересы водителя (и собственника транспортного средства) подстраиваются под потребности второй стороны (клиента) за определенную плату) и некоммерческие-единичные (осуществляются по маршруту, определяемому самим водителем; не рассматриваются как механизм получения заработка водителем — пассажиры за оказанную помощь в перевозке лишь компенсируют часть расходов водителя (собственника ТС)). Одним из крупнейших агрегаторов, функционирующих на рынке райдшеринга, является Uber – компания, по сути способствовшая изменяющему экономические отношения проникновению digital-технологий на потребительские рынки. При этом, несмотря на мировой успех, Uber в России не смогла выстоять в борьбе с основным конкурентом, сменив собственника и адаптировов свою бизнес-модель под требования российской действительности. Вместе с тем, перспективы развития как Uber, так и “Яндекс.Такси” в России остаются неопределенными ввиду сохраняющейся неразработанности нормативно-правовой базы и стремления к превращению шеринга в удобный элемент теневого сектора экономики.

Список литературы

1. Аксенов Д.Р.
   “Убер-модель” в современной экономике // Актуальные проблемы и
   перспективы развития экономики: российский и зарубежный опыт. 2017. № 10. С.
   83-85.
2. Веселова А.С.,
   Рибберинк Н. Адаптация бизнес-моделей совместного потребления под реалии
   различных рынков: на примере компании Uber //
   Управленческие науки в современном мире. 2018. Т. 1. № 1. С. 79-81.
3. Гимранов Г.А.
   Особенности функционирования сферы услуг в сетевой экономике на примере Uber // Экономика и управление: научно-практический
   журнал. 2017. № 3 (137). С. 88-91.
4. Затолокин А.А. О
   государственном контроле за автомобильными поездками, при которых пассажиры
   компенсируют часть расходов (карпулинг, райдшеринг) // Вестник Краснодарского
   университета МВД России. 2018. № 3 (41). С. 91-94.
5. Комарова И.П.,
   Новикова Е.С., Устюжанина Е.В. Экономика взаимности: хорошо забытое новое //
   Вестник Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова. 2017. № 5
   (95). С. 3-11.
6. Котляров И. Д.
   Организация автотранспортного обслуживания на основе коммерческого каршеринга
   // Мир транспорта. 2016. Т. 14. № 6. С. 78-85.
7. Медянина П.О.,
   Субочев Н.В. Уберизация – угроза для транспортно-экспедиционных компаний? //
   Инфраструктурные отрасли экономики: проблемы и перспективы развития. 2016. №
   16. С. 28-32.
8. Остром Э.
   Управляя общим. Эволюция институтов коллективной деятельности / М: ИРИСЭН,
   Мысль, 2010. 448 с.
9. Подвойский Г.Л.
   Роль новых технологий в экономике XXI века // Мир новой экономики. 2016. № 4.
   С. 6-15.
10. Попова И.В.,
    Хусейнова А.А. “Уберизация” российской экономики: цель, недостатки,
    преимущества, перспективы // Молодой исследователь Дона. 2017. № 4 (7). С.
    165-169.
11. Ревенко Н.С.
    Новые контуры цифровизации за рубежом и в России: экономика совместного
    потребления // Экономика. Налоги. Право. 2018. Т. 11. № 2. С. 103-110.
12. Румянцева Ю.В.
    Развитие процесса уберизации // Центральный научный вестник. 2018. Т. 3. № 8
    (49). С. 73.
13. Садовская А.Г.
    Основные аспекты функционирования шеринговой экономики // Вестник современных
    исследований. 2018. № 9.4 (24). С. 252-254.
14. Сизова И.Л.,
    Хусяинов Т.М. Уберизация и формирование сетевой структуры занятости // Известия
    Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2018. № 1. С.
    80-88.     
15. Швед В.В.,
    Яблочников С.Л. Особенности шеринговой экономики на Украине // Бизнес.
    Образование. Право. 2018. № 2 (43). С. 75-80.
16. Kramer B. Shareology: How Sharing is Powering the
    Human Economy. Morgan James Publishing,
    2015. 220
    p.
17. Hamari, Juho, Mimmi Sjoklint, Antti Ukkonen. The
    sharing economy: Why people participate in collaborative consumption. Journal
    of the association for information science and technology 67.9. 2016. pp.
    2047-2059.
18. Kathan, Wolfgang, Kurt Matzler, Viktoria Veider. The
    sharing economy: Your business model’s friend or foe? Business Horizons 59.6. 2016. pp. 663-672.
19. Matzler, Kurt, Viktoria Veider, Wolfgang Kathan. Adapting
    to the sharing economy. MIT Sloan
    Management Review, 56 (2). pp. 71-78.
20. Puschmann, Thomas, and Rainer Alt. Sharing economy.
    Business & Information Systems Engineering. 58.1. 2016. pp. 93-99.
21. Яндекс.
    Пресс-релизы. Яндекс и Uber закрыли сделку по объединению бизнесов
    онлайн-заказа поездок в России и соседних странах. URL:
    https://yandex.ru/company/press_releases/2018/0207 (дата обращения: 14.02.2019)

References

1. Aksenov D.R. “Uber-model'” v sovremennoj
   ehkonomike [“Uber-model” in the modern economy]. Aktual’nye
   problemy i perspektivy razvitiya ehkonomiki: rossijskij i zarubezhnyj opyt
   [Actual problems and prospects of economic development: Russian and foreign
   experience]. 2017. № 10. pp. 83-85.
2. Veselova A.S., Ribberink N. Adaptaciya
   biznes-modelej sovmestnogo potrebleniya pod realii razlichnyh rynkov: na
   primere kompanii Uber [Adaptation of business models of joint consumption
   under the realities of different markets: the example of Uber]. Upravlencheskie
   nauki v sovremennom mire [Management Sciences in the Modern World]. 2018.
   T. 1. № 1. pp. 79-81.
3. Gimranov G.A. Osobennosti funkcionirovaniya sfery
   uslug v setevoj ehkonomike na primere Uber [Features of the functioning of
   the service sector in a network economy on the example of Uber]. Ehkonomika
   i upravlenie: nauchno-prakticheskij zhurnal [Economics and Management:
   scientific and practical journal]. 2017. № 3 (137). pp. 88-91.
4. Zatolokin A.A. O gosudarstvennom kontrole za
   avtomobil’nymi poezdkami, pri kotoryh passazhiry kompensiruyut chast’ raskhodov
   (karpuling, rajdshering) [On state control over motor trips, in which
   passengers compensate a part of their expenses (carpooling, ridesharing)]. Vestnik
   Krasnodarskogo universiteta MVD Rossii [Bulletin of Krasnodar University of
   the Ministry of Internal Affairs of Russia]. 2018. № 3 (41). pp. 91-94.
5. Komarova I.P., Novikova E.S., Ustyuzhanina E.V. Ehkonomika
   vzaimnosti: horosho zabytoe novoe [The economy of reciprocity: well
   forgotten new]. Vestnik Rossijskogo ehkonomicheskogo universiteta im. G.V.
   Plekhanova [Bulletin of the Russian Economic University G.V. Plekhanov].
   2017. № 5 (95). pp. 3-11.
6. Kotlyarov I. D. Organizaciya avtotransportnogo
   obsluzhivaniya na osnove kommercheskogo karsheringa [Organization of motor
   transport service on the basis of commercial car sharing]. Mir transporta
   [World transport]. 2016. T. 14. № 6. pp. 78-85.
7. Medyanina P.O., Subochev N.V. Uberizaciya – ugroza
   dlya transportno-ehkspedicionnyh kompanij? [Uberization – is it a threat to
   freight forwarders?]. Infrastrukturnye otrasli ehkonomiki: problemy i
   perspektivy razvitiya [Infrastructure sectors of the economy: problems and
   development prospects]. 2016. № 16. pp. 28-32.
8. Ostrom E. Upravlyaya obshchim. Ehvolyuciya
   institutov kollektivnoj deyatel’nosti [Coverning the Commons: The Evolution
   of Institutions for Collective Action]. M: IRISEHN, Mysl’, 2010. 448
9. Podvojskij G.L. Rol’ novyh tekhnologij v ehkonomike
   XXI veka [The role of new technologies in the economy of the XXI century]. Mir
   novoj ehkonomiki [World of New Economy]. 2016. № 4. pp. 6-15.
10. Popova I.V., Husejnova A.A. “Uberizaciya”
    rossijskoj ehkonomiki: cel’, nedostatki, preimushchestva, perspektivy
    [“Uberization” of the Russian economy: goal, disadvantages,
    advantages, prospects]. Molodoj issledovatel’ Dona [Young Researcher of
    Don]. 2017. № 4 (7). pp. 165-169.
11. Revenko N.S. Novye kontury cifrovizacii za rubezhom
    i v Rossii: ehkonomika sovmestnogo potrebleniya [New contours of
    digitalization abroad and in Russia: the sharing economy]. EHkonomika.
    Nalogi. Pravo [Economy. Taxes Right]. 2018. T. 11. № 2. pp. 103-110.
12. Rumyanceva YU.V. Razvitie processa uberizacii
    [Development of the Uberization]. Central’nyj nauchnyj vestnik [Central
    Scientific Herald]. 2018. T. 3. № 8 (49). pp. 73.
13. Sadovskaya A.G. Osnovnye aspekty funkcionirovaniya
    sheringovoj ehkonomiki [The main aspects of the functioning of the sharing
    economy]. Vestnik sovremennyh issledovanij [Bulletin of modern
    research]. 2018. № 9.4 (24). pp. 252-254.
14. Sizova I.L., Husyainov T.M. Uberizaciya i
    formirovanie setevoj struktury zanyatosti [Uberization and the formation of
    a network structure of employment]. Izvestiya Tul’skogo gosudarstvennogo
    universiteta. Gumanitarnye nauki [News of Tula State University.
    Humanitarian sciences]. 2018. № 1. pp. 80-88.    
15. Shved V.V., Yablochnikov S.L. Osobennosti
    sheringovoj ehkonomiki na Ukraine [Features of a sharing economy in
    Ukraine]. Biznes. Obrazovanie. Pravo [Business. Education. Right]. 2018.
    № 2 (43). pp. 75-80.
16. Kramer B. Shareology: How Sharing is Powering the
    Human Economy. Morgan James Publishing, 2015.
    220 p.
17. Hamari, Juho, Mimmi Sjöklint, and Antti Ukkonen. The
    sharing economy: Why people participate in collaborative consumption. Journal
    of the association for information science and technology 67.9. 2016. pp.
    2047-2059.
18. Kathan, Wolfgang, Kurt Matzler, Viktoria Veider. The
    sharing economy: Your business model’s friend or foe? Business Horizons 59.6. 2016. pp. 663-672.
19. Matzler, Kurt, Viktoria Veider, Wolfgang Kathan.
    Adapting to the sharing economy. MIT
    Sloan Management Review, 56 (2). pp. 71-78.
20. Puschmann, Thomas, and Rainer Alt. Sharing economy.
    Business & Information Systems Engineering. 58.1. 2016. pp. 93-99.
21. Yandex. Yandex i Uber zakryli sdelku po
    ob’edineniyu biznesov onlajn-zakaza poezdok v Rossii i sosednih stranah.[Yandex
    and Uber have closed a deal to merge online travel business in Russia and the
    CIS countries]. URL: https://yandex.ru/company/press_releases/2018/0207
    (accessed February 14, 2019)

УДК – 2964

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-14014

Формы и методы
управления развитием городских агломераций в РФ: Томский опыт

Forms and methods
of management of urban agglomerations in Russia: Tomsk experience

Рамазанов Магомед Ахмедович, аспирант Финансового Университета при Правительстве РФ, Москва

Аннотация: Данная статья посвящена
проблеме управления городскими агломерациями в РФ. В связи с отсутствием
закрепленного понятия «городской агломерации» в нормативно-правовых документах федерального
нормотворчества, вопросы управления такими территориями рассматриваются
преимущественно на региональном уровне. При рассмотрении разнообразных подходов
региональных органов управления к вопросам управления городскими агломерациями особенно
выделяется комплексная стратегическая политика, проводимая исполнительными
органами власти Томской области. В данной статье анализируется комплекс стратегических
мер, направленных на развития территории Томской городской агломерации, а также
определяются потенциальные социально-экономические эффекты от реализации
проводимой политики.

Summary: This article is devoted to the problem of managing urban agglomerations in the Russian Federation. Due to the lack of any notions of “urban agglomeration” in the normative legal documents of federal rulemaking, the management of such territories is considered mainly at the regional level. When considering the various approaches of regional authorities to the management of urban agglomerations, the complex strategic policy pursued by the executive authorities of the Tomsk Region is particularly highlighted. This article analyzes the set of strategic actions made for the development of the territory of the Tomsk agglomeration, as well as identifies the potential socio-economic effects of the implementation of the policy.

Ключевые слова: городская агломерация, региональное развитие, развитие городских агломераций, региональная экономика, стратегическое планирование.

Keywords:  urban agglomeration, regional development, development of urban agglomerations, regional economy, strategic planning.

В
соответствии с документами Российской Федерации о стратегическом планировании
основной тенденцией в пространственном развитии страны выделяется концентрация
инфраструктуры, ресурсов, человеческого капитала в крупных городах страны, и в
дальнейшем формирование городских агломераций с численностью более миллиона
человек. Данные городские объединения будут призваны выполнять
интернациональные специализированные функции в мировом разделении труда, а
также будут направлены на развитие новых инновационных кластеров. Так, коррелируя
с наметившимся трендами в стратегическом развитии страны, Томская область
проводит беспрецедентную комплексную политику по развитию городской агломерации
на своей территории.

Впервые
Томская агломерация как объект управления рассматривалась еще в 2002 году, в
документах о стратегическом планировании. В схеме территориального планирования
Томской области в 2011 году были обозначены пространственные контуры выделенной
агломерации. В дальнейшем на федеральном уровне агломерация позиционируется как
приоритетный инновационный центр, что подтверждается распоряжением
Правительства РФ от 14 января 2015 года № 22-р «О концепции создания в Томской
области инновационного территориального центра «ИНО Томск»» [1].

Так
в соответствии с дынным документом на территории Томской области
разрабатывается концепция о создании инновационного территориального центра
«ИНО Томск». Данная Концепция предусматривает взаимоувязанные мероприятия
направленные на развитие промышленных предприятий, которые выпускают продукцию
высоких технологий. Также данный документ направлен на создание условий для
привлечения высококвалифицированных кадров и на формирование новой технологической
базы.

Основными
целями разработки данной концепции являются определение специализации и
перспективного положения агломерации «Томск-Северск-Томский район в Сибирском
федеральном округе, выявление ключевых межмуниципальных проектов, способных
усилить агломерационный эффект, ускоряющих темпы социально-экономического
развития. Такие проекты призваны повысить инвестиционную привлекательность
агломерационной территории и качестве жизни в ней (повышение социальной
защищенности, благосостояния, развитие инфраструктурной и культурной среды).

В
приложениях данной Концепции содержатся конкретные предложения и мероприятия по
развитию выделенной агломерации. Основные направления заключаются во
взаимосвязи и взаимодополняемости документов о Стратегическом планировании
города Томска, Томского района, ЗАТО Северск со Стратегическим планированием
Томской области, а также с другими документами стратегического развития.

В
современных условиях агломерация «Томск-Северск-Томский район» представляет, по
сути, исторически сложившуюся территорию с признаками агломерации: высокая
плотность расселения и плотная концентрация производственных сил сформировались
во многом благодаря эвакуации из европейской части России более 30 промышленных
предприятий в годы Великой Отечественной Войны. Примечательно, что только 4% от
общей площади Томской области составляет площадь территории городской
агломерации, в то время как 94% розничной торговли региона, 71% численности
населения, 87% жилищного фонда, 74% продукции обрабатывающих производств
сосредоточено на территории агломерации [2].

В
условиях плотной концентрации основных фондов и населения на выделенной
территории формируются единый рынок труда, потребительский рынок, рынок
недвижимости, общие элементы транспортной и коммунальной инфраструктур.

Относительно
правового обеспечения развития агломерационных территорий в Томской области был
принят беспрецедентный нормативно-правовой документ: Закон Томской области о
развитии Томской городской агломерации [3]. Также наряду с ним в направлении
развития агломерации действует Стратегия социально-экономического развития
Томской области до 2030 года.  Так в ней
выделены следующие приоритеты по социально-экономическому развитию региона:

• Технологическое перевооружение основных
  отраслей промышленности и развитие высокотехнологического производства,
  создавая тем самым «Новые технологии», призванные обеспечить импортозамещение в
  регионе и использовать кадровый и научно-технический потенциал региона
•  Мероприятия,
  направленные на развитие человеческого капитала. Развитие систем социальной
  сферы: здравоохранения, науки и образования, повышение условий на местах
  приложения труда, повышение уровня жизни. Создание условий и возможностей для
  самореализации (особенно высоквалифицированных кадров)
• Развитие предпринимательства (повышение
  конкурентоспособности среди субъектов малого и среднего бизнеса), привлечение
  инвестиционных потоков в регион, создание благоприятного инвестиционного
  климата.
• Проведение эффективной территориальной
  политики, путем комплексного-системного развития территории агломерации, предоставление
  сбалансированного объема и качества государственных и муниципальных услуг на
  территории городской агломерации.
• Повышение открытости проводимой
  государственной и муниципальной политики, вовлечение общественности в процессы
  формирования и методику оценивания проводимой политики. Реализации политики на
  принципах проектного управления
•  [4]

Что
касается направлений по развитию агломерации, то в данной Стратегии территория
агломерации определяется как производственный сектор со следующими
составляющими: атомная промышленность, фармацевтика, нефтехимия, производство
машин, электронного и оптического оборудования, деревообработка, пищевая
промышленность, индустрия информационных технологий).

Основные
направления специализации непроизводственной сферы включают в себя высшее
образование, научные исследования, высокотехнологичную медицину.

Региональные
стратегические документы дополняются стратегическими документами каждого
муниципального образования. В состав схемы территориального планирования
Томской области в 2011 году, вошла схема Томской агломерации [5]. Данная схема
содержит выделенные границы агломерации, а также перечень предложенных объектов
капитального строительства.

Далее
для более глубокого изучения агломерации были изучены вопросы
социально-экономического состояния территории.

Одной
из основных качественных характеристик определения агломерации является рынок
труда и миграция населения. Так места приложения труда на территории выделенной
агломерации распределены неравномерно. Достаточно высокая концентрация рабочих
мест расположена в городе-ядре агломерации в Томске. Потому как в соседних
муниципальных образованиях агломерации наблюдается отрицательное сальдо
миграции в области 30-40% в город Томск, можно судить о том, что присутствует
достаточно сильная миграционная связь между муниципальными образованиями.

Общая занятость на территории выявленной агломерации составляет порядка 308 тысяч рабочих мест. Распределение данных мест приложения труда по агломерации отображено в таблице 1[2]:

За
последний пятилетний период в малых предприятиях города Томска было создано 12
тысяч новых рабочих мест. Что соответственно является фактором перетягивания
рабочих ресурсов из других муниципальных образований. Так за тот же период на
градообразующих предприятиях ЗАТО Северска идет сокращение занятых на 6 тысяч
рабочих мест [2].

Сокращение
занятости на градообразующих предприятиях свидетельствует о значительном
отсутствии трудовых резервов, которые необходимы для реализации тех целей и
задач, которые преследует Концепция «ИНО Томск». Так в самой концепции
определены и механизмы для решения данной проблемы. Нехватка рабочей силы
должна быть замещена за счет привлечения квалицированных кадров из других
субъектов Российской Федерации, а также и за счёт вовлечения в экономику страны
выпускников Томских вузов, создавая наиболее привлекательно условия труда. В
этих целях Концепция «ИНО Томск» предусматривает реализацию дорожной карты по
развитию системы медицинского обслуживания, образования, создание рекреационных
и спортивных объектов.

Что
касается экономического состояния по региону, то Томская область занимает 5
место среди субъектов Российской Федерации Сибирского федерального округа, и
находится на 54 месте среди среднедушевых доходов населения по Российской
Федерации. Из этого следует, что на данном этапе Томская область не является
территорией притягивания высококвалифированных кадров, за счет предоставления
лучших экономических условий труда, потому как находится на среднем уровне в
целом по стране.

Определенные
диспропорции имеются на территории агломерации касательно уровня жизни
населения. Средняя заработная плата в Томском районе превышает минимальный
размер оплаты труда в – 3,8 раза, ЗАТО Северск в – 4,5 раза, город Томск в – 5
раз [6].

Что
касается жилищной обеспеченности населения агломерации, то муниципальные
образования отстают от среднероссийских показателей. В городе Томске на одного
жителя приходится порядка 22 квадратных метров, аналогичная ситуация и в ЗАТО
Северске, а в Томском районе данный показатель равняется 20 квадратным метрам.
В среднем же по стране показатель соответствует 24,1 квадратным метрам [7].
Наименьший показатель объема вводимого жилья на душу населения приходится на
ЗАТО Северск – 0,4 квадратных метра, показатель города Томска равен 0,6
квадратным метрам, наилучшей показатель приходится на Томский район – 0,9
метров квадратных. Средний показатель по стране равен 0,55 квадратным метрам [8].

Проведенный
анализ показателей и сопоставление с аналогичными среднероссийскими
показателями позволяет считать агломерацию достаточно благополучной территорией
для местных жителей, но недостаточно привлекательной территорией, способной
переманивать высококвалифированные кадры с других развитых субъектов Российской
Федерации.

Разработанная
дорожная карта Концепции «ИНО Томск» и реализация намеченных мероприятий в
будущий стратегический период, позволят выделенной территории конкурировать и
быть точкой роста, генерирующей качественно новые технологии и инновационные
продукты, как для Томской области, так и для Российской Федерации в целом.

Касательно
управления развитием любой территории, при возникновении новой политики важно
понимать от кого исходила инициатива внедрения тех или иных управленческих
решений. Так в управленческой практике можно выделить два принципиально разных
источника возникновения политики: «bottom up» и «top
down»,
то есть снизу вверх и соответственно сверху вниз [9]. Так при реализации
политики top
down управленческая
инициатива исходит от верхних (федеральных) органов управления, в качестве
примера здесь выступает Министерство экономического развития с созданной ими
Межведомственной рабочей группой по социально-экономическому развитию городских
агломераций, и с разработанными положениями также касательно развития городских
агломераций, включенных в Концепцию 2030 [10]. Данная деятельность в целом
выражают национальное приоритетное направление по новому направленному
формированию и развитию городских территорий в России, тем самым субъекты РФ,
на территории которых существуют уже сформировавшиеся городские агломерации,
либо существуют возможные потенциальные, могут корреспондировать свою политику
с заданным национальным направлением развития территорий. Параллельно с этим
существует реже встречающаяся политика bottom up, в которой заинтересованными
сторонами в изменениях проводимой политики выступают, не только представители
муниципальных образований, но и тех резидентов-организаций, осуществляющих свою
деятельность на этих территориях.

Так на примере проводимой
политики Томской области можно наблюдать оба данных явления. Так как после
создания Межведомственной рабочей группы в 2014г. и проведения нескольких
заседаний и конференций можно наблюдать всплеск активности нормотворческой и
инновационно-направленной деятельности Томских органов управления. Так за
последний трёхлетний период был принят первый в своем роде нормативно-правовой
документ «Закон о развитии городских агломераций Томской области», была создана
Концепция «ИНО Томск», в рамках которой была разработана и утверждена дорожная
карта по реализации мероприятий, включенных в концепцию, была проведена работа
по согласованию стратегических документов всех муниципальных образований,
составляющих агломерацию, с аналогичными документами Томской области, был
разработан отдельный информационно-телекоммуникационный ресурс: сайт Концепции
«ИНО Томск», где можно отслеживать запланированные мероприятия, где также
раскрыты результаты уже проведенных.

Как было сказано выше
заинтересованными сторонами являются не только органы государственной
управления, но и муниципальные органы управления и частный сектор. Так при
разработке Концепции «ИНО Томск» ключевой задачей стоял вопрос увязки положений
Концепции и деятельности организаций, заинтересованных в развитии агломерации.
Был проведен так называемый «Stakeholder
analysis»,
который позволяет оценить готовность организаций быть вовлеченными в процесс создания
и развития агломерации, выявить наличие инициатив и стратегических планов их
развития, которые связаны с данной территорией и проживающим на территории
агломерации населением, определить ключевые направления взаимодействия [11].

Стейкхолдеры создания
агломерации:

• Органы местного
  самоуправления, органы исполнительной власти субъекта РФ;
• Государственные
  компании, предприятия частного сектора, которые реализуют проекты на территории
  выявленной агломерации и их дочерние структуры (ОАО «Газпром», Госкорпорация
  «Росатом», ПАО «СИБУР Холдинг»);
• Ключевые
  учреждения сферы, здравоохранения, культуры, образования;
• Объединения малого
  и среднего бизнеса Томского района, ЗАТО Северска и города Томска;
• Строительные организации,
  которые осуществляют деятельность по развитию агломерационной территории под
  общественно-деловую, промышленную и жилую застройку;
• Организации, основная
  деятельность которых направлена на содержание и модернизацию инфраструктуры
  (ООО «Томскводоканал», ПАО «Томская распределительная компания» и др.).

При подготовке данной Концепции были проведены стратегические сессии с
выявленными заинтересованными сторонами, в ходе которых ими были обозначены
цели и задачи развития агломерации, зафиксированы основные сферы интересов и
ключевые проблемы развития территории.

Как бы хорошо не звучали «лозунги» о существующих возможностях развития,
проведение любой политики требует финансового обеспечения.

Так источниками финансирования агломерационных процессов являются
те средства, поступление которых утверждено Распоряжением Правительства
Российской Федерации о создании «ИНО Томска».

Совокупный объем финансирования до 2035г. примерно равняется 1 255
трлн рублей, статьи расходов по реализации концепции указаны на рисунке 1 [12].

На
рисунке 1 видно, что основная часть расходов связана со специализацией
агломерации, более 70 % общих расходов направлены на проекты ядерной медицины и
газоснабжения. Но необходимо также учитывать, что совокупный объем расходов
превышает триллион рублей и даже один процент от совокупной суммы может быть
достаточен для существенного вклада в развитии данной территории как
агломерации.

Ожидаемые результаты реализации агломерационной политики, проводимой на
территории данной городской агломерации на основе анализа прогнозных
социально-экономических показателей Российской Федерации и Сибирского региона
представлены в таблице 2 [13].

Томский опыт
управления развитием городской агломерации «Томск-ЗАТО Северск-Томский район»
безусловно является примером нового подхода к управление агломерационными
территориями в РФ, потому как сочетает в себе как инновационную технологию
управления: внедряет новые нормативно-правовые документы, использует
государственное и муниципальное частное партнерство в новом для этих процессов
русле, прорабатывает возможные сценарии развития выявленной агломерации, так и
сами мероприятия по реализации проводимой политики направлены на создание
инновационных продуктов. Томский опыт должен стать показательным ориентиром для
развития схожих по типу городских агломераций в Российской Федерации.

Список использованных источников

1. Концепция “ИНО-Томск” // Гарант URL: https://base.garant.ru/70845866/
   (дата обращения: 17.02.2019).
2. Социально-экономическая
   статистика муниципальных образований // Территориальный орган Федеральной
   службы государственной статистики по Томской области URL: http://tmsk.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/tmsk/ru/statistics/employment/
   (дата обращения: 02.04.2019).
3. Закон
   “О развитии агломераций в Томской области” // Консультант URL: http://www.consultant.ru/regbase/cgi/online.cgi?req=doc;base=RLAW091;n=109026#014738960915557042
   (дата обращения: 10.02.2019).
4. Об
   утверждении Стратегии социально-экономического развития Томской области до 2030
   года // Официальный интернет-портал Администрации Томской области URL:
   http://tomsk-gov.ru/doc/64121 (дата обращения: 07.03.2019).
5. Схема
   территориального планирования // Официальный интернет-портал Администрации
   Томской области URL:
   https://www.tomsk.gov.ru/Shema-territorialynogo-planirovaniya (дата обращения:
   01.03.2019).
6. Рынок труда и занятости населения //
   Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Томской
   области URL:
   http://tmsk.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/tmsk/ru/statistics/standards_of_life/
   (дата обращения: 30.03.2019).
7. Жилищные условия // Территориальный орган
   Федеральной службы государственной статистики по Томской области URL:
   http://tmsk.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/tmsk/ru/statistics/housing/ (дата
   обращения: 15.03.2019).
8. База данных муниципальных образований, Жилищные условия //
   Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Томской
   области URL:
   http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1138623506156
   (дата обращения: 02.04.2019).
9. Попадюк
   Н.К. Городские агломерации как фокус новой парадигмы регионального управления — Друкеровский
   вестник, Южно-Российский государственный политехнический университет – 2014 – С
   24-30
10. Прогноз долгосрочного
    социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2030 года //
    Официальный сайт Правительства России URL:
    http://static.government.ru/media/files/41d457592e04b76338b7.pdf (дата
    обращения: 27.03.2019).
11. Румянцев А.А. Эффективное
    управление: принятие обоснованных и оптимальных решений, интеллект и
    логика. — ООО «Контраст», Краматорск, 2003 год. — С. 32.
12.  Объемы
    финансирования Концепции [Электронный ресурс] Инновационный портал Томской
    области. – Режим доступа: http://inotomsk.ru. Дата обращения: 28.04.2017.
13. Плановые показатели // Инновационный
    портал Томской области URL: http://inotomsk.ru (дата обращения: 27.02.2019).