Московский экономический журнал 9/2021

image_pdfimage_print

Научная статья

Original article

УДК 159.9

doi: 10.24412/2413-046Х-2021-10558

ЖАН БОДРИЙЯР: «ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ» И СИМУЛЯЦИЯ РЕАЛЬНОСТИ

JEAN BAUDRILLARD: «ECONOMIC RATIONALITY» AND THE SIMULATION OF REALITY

Сухно Алексей Андреевич, кандидат философских наук, доцент кафедры «517 Философия», «Московский авиационный институт (национальный исследовательский университет)», volyakvlasti@mail.ru

Sukhno Alexey Andreevich, candidate of philosophical science, associate Professor of the Department «517 Philosophy», Moscow Aviation Institute (National Research University), volyakvlasti@mail.ru @mail.ru 

Сытник Вероника Михайловна, кандидат философских наук, доцент кафедры «517 Философия», Московский авиационный институт (Национальный исследовательский университет), sytnikvm@gmail.com

Sytnik Veronica Mikhailovna, Candidate of Philosophical Science, Associate Professor at the Department «517 Philosophy», Moscow Aviation Institute (National Research University), sytnikvm@gmail.com

Аннотация. Данная статья посвящена понятию «симуляции реальности» у Жана Бодрийяра. В отличие от подходов, где Бодрийяр рассматривается как апологет «постмодернистского» отрицания реальности, авторы статьи полагают, что основная интенция его произведений строго обратная. Она заключается в исследовании истоков этой идеи – каким образом появилась мысль о «симуляции реальности» и как остановить социально-культурный механизм, благодаря которому она воспроизводится. Это тем более любопытно, что, согласно Бодрийяру, цена такого преодоления – отказ от логики экономической рациональности, которая и определяет специфику современного мышления.

Abstract. This article is devoted to the concept of «simulation of reality» by Jean Baudrillard. In contrast to the approaches where Baudrillard is seen as an apologist for the «postmodern» denial of really, the authors of the article believe that the main intention of his works is strictly the opposite. It consists in exploring the origins of this idea – how the thought of «reality simulation» appeared and how to stop the socio-cultural mechanism which it is produced by. This is all the more curious because, according to Baudrillard, the price of such overcoming is the rejection of the logic of economic rationality, which determines the specifics of modern thinking.

Ключевые слова: означающее, означаемое, симуляция, гиперреальность, экономическая рациональность, смерть, символический обмен

Key words: signifier, signified, simulation, hyperreality, economic rationality, death, symbolic exchange

В оригинальном фильме «Матрица» 1999-го года есть кадр, в котором можно увидеть книгу Бодрийяра «Симулякры и симуляция». Тем самым, надо полагать, создатели фильма пытались подчеркнуть связь между сюжетом фильма, где большинство событий происходят в симулированной реальности, и теоретическим наследием французского философа. Однако такая параллель скорее может дискредитировать последнего, чем служить средством популяризации его идей.

Дело в том, что мысль о «нереальности внешнего мира» философски тривиальна. Подобные идеи можно найти в древневосточной и античной культурах, причем, ещё на стадии мифологического сознания – без строгой концептуализации, определяющей научный способ мышления даже на ранних этапах его развития.

Более того, всего пару веков назад эпистемологические модели Нового времени столкнулись со сложными парадоксами при описании соотношения «рационального» и «эмпирического» в процессе познания. И именно данное обстоятельство так и не позволило получить строгую гарантию относительно реальности внешнего мира. А это означает, что в современном культурном контексте «симуляцию реальности» можно рассматривать скорее как структурную проблему, чем как достижение или оригинальный ответ на каверзные философские вопросы.

Поэтому, на наш взгляд, здесь необходимо правильно расставить акценты. Нам представляется, что в своем творчестве Бодрийяр не столько защищает тезис о «нереальности окружающего мира», сколько занимается поисками истока самой идеи, что наша реальность может быть симулирована. И вот здесь он действительно предлагает конкретное решение, которое стоит если не принять, то задуматься над открывшимися благодаря ему перспективами.

Тезис, который Бодрийяр последовательно защищает на протяжении многих лет (при всей «нестабильности» его теоретических построений и отсутствия четкости в употреблении терминов), – это утверждение, что источником «симуляции реальности» является повсеместное господство экономической рациональности. То есть ответственность в данном случае возлагается на то явление, которое, по идее, должно быть полностью противоположно «постмодернистскому» отрицанию реальности и соответствовать строго реалистической, прагматической установке.

Интеллектуальный контекст: как французские философы пытались повторить жест Прометея

В 60-ых гг. ХХ-ого века во французской философии сложилось убеждение, что культурная традиция, вдохновляемая критическим пафосом проекта Просвещения, зашла в тупик. И в самом деле, долгое время специфику европейской интеллектуальной культуры определяла критическая дистанция относительно изучаемого явления, где мыслящий субъект занимает нейтральную, «внешнюю» позицию стороннего наблюдателя.

Однако на определенном этапе развития этой перспективы возникает вопрос: не является ли сама наша попытка дистанцироваться от происходящего причиной интеллектуального и социально-гуманитарного кризиса? не обрекает ли она субъекта в его усилии изменить реальный мир на неминуемое поражение?

Поэтому была предложена альтернатива: не подыскивать специальные эпистемологические инструменты для описания происходящего, но позволить внешней событийности войти в процесс нашей собственной мысли.

Для этого необходимо перестроить понятийный аппарат как основной инструмент нашего мышления. Ведь, по сути, система специальных понятий («концептов»[1]), которыми пользовалась философия, слишком инертна, и потому не «регистрирует» множество процессов, происходящих вовне. Эту систему необходимо как бы «разомкнуть», чтобы впустить в нее эти процессы, дать им возможность проявить себя: сделать систему понятий более «эластичной», «гибкой» – способной к внутренним трансформациям в зависимости от внешних воздействий. И только тогда можно добиться нужного эффекта – включить в мысль «радикально внешнее», нередуцируемое многообразие процессов, а не просеивать его сквозь «фильтр» устоявшихся философских (и не только) понятий.

Если угодно, речь шла о том, чтобы устроить что-то вроде «короткого замыкания» внутри используемого понятийного аппарата, чтобы впустить грубую и невыносимую действительность в философское мышление. Не «описывать» действительность, не репрезентировать ее, удерживая на безопасном расстоянии, а позволить ей говорить посредством философии, существовать внутри философии – формировать собственный уникальный «язык», свои концепты и приводить их систему. Нужно, подобно Прометею, давшему людям огонь, спустить философию с небес на землю.

Именно в этом смысле следует понимать «смерть автора»[2], которую порой рассматривают просто как один из эпизодов пресловутого «постмодернизма» с его отрицанием реальности всего и вся. На самом деле, речь идет о превращении фигуры свободного творца в технического оператора, способного осуществить размыкание понятийной цепи – и впустить в свои мысли нечто чуждое и инородное, радикально внешнее, принципиально не-ассимилируемое и не-естественное. Таким образом, непосредственное вторжение действительности в философскую мысль – это и есть основной «тренд» интеллектуальной жизни 60-70-ых гг. во Франции.

Следствием этой ситуации явилось то, что любой язык описания определяется как принципиально недостаточный. Он что-то постоянно упускает, в нем зияют пробелы и трещины, происходящие реальные процессы постоянно «вылезают» за его пределы.

Эпохальными и знаковыми здесь являются проекты Мишеля Фуко («аналитика дискурсов») и Жиля Делёза и Феликса Гваттари («шизоанализ»)[3]. В них провозглашается несоответствие, «рассинхрон» между желанием и языком, который призван это желание выразить. Таким образом, формируется модель анонимного бесструктурного процесса («желание» у Делёза и Гваттари, «власть» у Фуко), который не поддается репрезентации на уровне языка. Скорее он сталкивается с языковыми структурами («дискурсами», «цепью означающих») как собственными имманентными ограничениями и расшатывает их строгую монолитность, тем самым расширяя пространство возможных смыслов, заставляя эти структуры постоянно трансформироваться.

«Гиперреальность» и экономика

Однако есть и принципиально иной подход к описанию той же ситуации. Что если этот анонимный процесс, который якобы подтачивает изнутри языковые структуры, «цепь означающих», – всего лишь фикция, эффект функционирования самой «цепи означающих»?!

Именно эту возможность и решил продумать Жан Бодрийяр. Он предположил, что нет власти, пронизывающей общество и организующей дискурсы (Фуко), как нет и молекулярного бессознательного, невидимой работы желания, post factum фиксируемой в дизъюнктивных синтезах, «цепочках означающего» (Делёз и Гваттари), – существует только символическая система знаковых отсылок. Бодрийяр полагает, что Фуко и Делёз/Гваттари попали в ловушку, подстроенную самой этой символической системой: сам тот факт, что они могут разоблачать дисциплинарную власть или работу вытеснения/репрессии, говорит о том, что эти инструменты больше не используются символической системой, а потому и дают возможность их разоблачать.

За грозными призраками дисциплинарной власти (Фуко) и аппарата вытеснения-репрессии (Делёз/Гваттари) вырисовывается более изощренный и гибкий механизм – симуляция. По Бодрийяру, больше нет надобности в контроле и надзоре, в вытеснении и подавлении, поскольку все симулируется, – и сама власть, и критика, направленная против этой власти. Любая попытка пробиться к чему-то «настоящему», «истинному», преодолевая завесу «идеологических мистификаций», в данной ситуации обречена на поражение. Нет никакого «референта» или Означаемого, поскольку любое представление о нем – это просто еще одно означающее в ряду других означающих. Перед нами гиперреальность (hyperréalité), производимая симуляцией, где больше нет различия между реальным и воображаемым, поскольку сама «реальность» уже превратилась в один из образов.

Причем, происхождение «гиперреальности», судя по всему, имеет экономический характер. Строго говоря, она является следствием ситуации, где имеет место явный переизбыток означающих относительно означаемого. Скажем, если товар определенной марки стоит дороже того же товара другой марки, без существенной разницы в качестве, то получается, что потребитель платит определенную сумму только за означающее. Причем, это не является каким-то эксцессом, нелепой случайностью, а дает ему возможность участвовать во всеобщей символической игре – например, продемонстрировать свой высокий социальный статус.

Таким образом происходит постоянный обмен знаками, подвергшимися инфляции, не имеющими референта. И этот обмен порождает, по мнению Бодрийяра, чуть ли ни психотический экстаз, где «реальность» – это еще один знак, который может обмениваться на другие. Например, обладание подлинником картины для человека, не видящего разницы между репродукцией и оригиналом (каковых абсолютное большинство), являет собой знак «подлинности», «реальности», который он бросает в серию обменов. И не имеет значения если картина, которую он приобрел, на самом деле является подделкой. Включенная в систему знаковых отсылок – ее подлинность «гипер-реальна», независимо от того, кто «в действительности» является ее автором, а возможное разоблачение – это не раскрытие «истины», но еще один знак истины, участвующий в игре.

Вполне логично, что теперь, когда стало все равно имеет ли тот или иной знак референт или не имеет, можно манипулировать самой реальностью, придать ей исключительно операциональную ценность – относиться к ней как образу, эффекту.

В этой связи Бодрийяр пытается продумать понятие «общества потребления», которое, согласно всеобщему мнению, и является источником симуляции – отрыва человека от «реальности» и погружения его в «мир грез». Однако, если следовать мысли Бодрийяра, проблема этого общества, в первую очередь, в том, что реального потребления здесь как раз нет – есть только цепь означающих.

«Потребление» – не совокупность единичных актов, а система, в которую встроен индивид. И в рамках этой системы невозможно доказать, что какая-то вещь нам действительно нужна: вещь всегда отсылает к другой вещи, она связана с системой вещей. Нет набора универсальных потребностей человека, наподобие «пирамиды Маслоу», так же, как у вещи нет «потребительской стоимости» – того, что придает ей ценность: только «меновая стоимость», благодаря которой ее можно обменять на другую вещь. Эта особенность как-раз и характеризует механизм симуляции: вещь без всякого ущерба может быть заменена другой вещью[4]. «Идеология естественности», которая пронизывает рекламный дискурс и образ жизни современных людей, является изнанкой этой ситуации, где «естественность» («реальность») – еще одно означающее, «культурный фетиш» [5].

Иными словами, «общество потребления» не является причиной симуляции. Скорее оно само симулируется – в том смысле, в каком его связывают с безудержным наслаждением и сопровождают моральной риторикой: мол, необходимо возродить добродетель труда, отказаться от наслаждения в пользу развития и т.д.[7].

В этом смысле симуляция не оставляет шансов на то, чтобы выйти за ее пределы. По ту сторону циркуляции знаков нет ни отношений силы/власти, как считал Фуко, ни бессознательного желания, как утверждали Делёз и Гваттари. Это символическая система без входа и выхода – герметичная, полностью замкнутая, где есть только ряд означающих, а доступа к означаемому в принципе нет, ни в каком виде.

От экономической рациональности к логике «символического вызова»

Бодрийяр пытается зайти с другой стороны: а что если как-раз настоящая проблема заключается не в символической системе, не в обмене знаками, а в препятствиях, которые мешают его функционированию?

Иными словами, принципиальна неверна исходная установка, что «символическая система» – это якобы «враг», с которым необходимо бороться, поддерживать любые «анти-системные» явления, фиксировать сбои и разрывы, пытаться разглядеть в них источник будущих глобальных изменений и т.д.. Что если символическая система – это, наоборот, наш союзник, а препятствия для ее функционирования – это и есть то, что поддерживает господство симуляции? Поэтому необходимо не искать затесавшиеся среди чистых знаков «осколки реальности», оценивать и расширять их возможности, а напротив, растворять их – чтобы симуляция, в конце концов, потеряла все точки опоры и истребила сама себя.

В этой связи Бодрийяр замечает, что в обществе, предполагающем свободу рыночных обменов, содержится нечто, что из этой системы обменов было исключено. Речь идет о смерти.

Дело в том, что экономическая рационализация обмена в свое время пришла на смену другому типу символического обмена, – полной обратимости дара/отдаривания, принятой в первобытных обществах и, частично, в Средние века. В ее рамках смерть была частью социальной жизни, и рассматривалась как переход в иное состояние, который освящался коллективными церемониалами. Но с тех пор, как происходит «вытеснение смерти» из социальных практик, она фактически становится непристойной, «аномальной», выражаемой только в сухих цифрах статистики.

Вполне закономерно, что в современном обществе вместе с этой утратой сакрального статуса смерти, когда человек остается со смертью «один на один», распространяется навязчивый страх умереть. Этот страх, по Бодрийяру, и становится источником экономической рациональности, так как просыпается стремление символически отменить смерть путем накопления. Таким образом, обратимость обмена/дара сменяется «линейной необратимостью количественного роста» – желанием преодолеть смерть в беспрерывном росте капитала и производственных мощностей[6]. Это и приводит к возникновению симулятивного механизма на определенной стадии этого роста, когда промышленные мощности позволяют преодолеть ограничения серийного производства, и совершить переход от практической функциональности, полезности товара к товару, способному выполнять роль означающего в социальной игре[7].

В связи с этим Бодрийяр предполагает, что если ликвидировать все препятствия, растворить «вытесненные» элементы в цикле символического обмена, то тем самым можно спровоцировать аннигиляцию симулятивного механизма, который держится именно за счет накопления. Иными словами, система символического обмена может сработать не только «за», но и «против» симуляции.

Это произойдет, если не пытаться вскрыть нечто «настоящее», «реальное» за пределами символической системы (труд, желание, власть, сексуальность и проч.), то есть – отказаться от модели анонимного бесструктурного процесса. Напротив, в коммуникативном поле необходимо предъявить чистый знак, изначально не имеющий референта. Это заставит символическую систему выйти из «режима симуляции» – раскрыть себя, показать, что она не отсылает ни к какой «реальности» через механизм референции, но представляет собой всего лишь циркуляцию чистых знаков.

Здесь, по Бодрийяру, работает крайне специфическая логика символического вызова, обращения, увеличения ставок. Для этого необходимо бросить «системе» вызов, используя пустое означающее, чистый знак, чтобы спровоцировать ее ответ и новый «размен» означающими и т.д., при этом все время повышая ставки. Это примерно как в «покере» два игрока блефуют, чтобы заставить противника отступить, сказать «пас», тем самым, в конечном счете, доводя ситуацию до полной растраты, разорения. В подобный «симбиоз», по замыслу Бодрийяра, и должны войти «система» с бросившим ей вызов субъектом. С одной стороны, «система» не может не реагировать на предъявленный знак, поскольку тем самым она поставит под сомнение собственную мощь, с другой – она не может его симулировать, ибо этот знак и не претендует ни на какую референцию.

Бодрийяр не дает четкого ответа как могла бы выглядеть конкретная реализация этой логики «символического вызова». От произведения к произведению предложенные им стратегии меняются. Например, такая логика может проявляться в игре соблазна (séduction), которая оплетает рациональное мышление сетью «чистых знаков»: «женская» обольстительность против «мужской» власти/силы, – она обольщает именно своей чистой видимостью, искусственностью и ритуалом, тем самым ликвидируя симуляцию самой «силы/власти»[8]. Или в массовых граффити-атаках в Нью-Йорке 1972-ого года, когда подростки исписали все стены города именами, взятыми из андеграундных комиксов, тем самым словно бы освободив городское пространство от симулятивных кодов медиа и рекламы[9]. И т.д..

Создается впечатление, что Бодрийяр снова и снова задает себе один и тот же вопрос, перебирая возможные варианты ответа, но всякий раз не удовлетворяясь полученным решением. Для нас же принципиально важно выделить в рассуждениях Бодрийяра два момента.

Во-первых, экономическая рациональность рождается вследствие «вытеснения» смерти из цикла символического обмена – накопление ресурсов, статистический учет и контроль следует рассматривать как реакцию на современную «непристойность» смерти.

Во-вторых, экономическая рациональность, пытаясь символически отменить смерть, вызывает всеобщее стремление к накоплению, что и приводит к ситуации переизбытка означающих над означаемыми. Таким образом, именно экономическая рациональность является причиной феномена симуляции, возникновения «гиперреальности». Поэтому, видимо, если когда-нибудь возобладает логика символического вызова, то, согласно Бодрийяру, следует ожидать «подрыва» системы рыночных обменов и возвращения к практикам обмена, основанным на идее полной обратимости. 

Заключение

Легкость стиля, «эссеистичность» мысли Бодрийяра, порой граничащая с непоследовательностью, дает повод относиться к его текстам с некоторым подозрением. И в самом деле, слишком уж близко французский мыслитель подходит к той грани, которая отделяет научный философский анализ от публицистики. Поэтому Фуко недоуменно пожимает плечами в ответ на книгу Бодрийяра «Забыть Фуко» [1], ограничиваясь одним-единственным замечанием: «Гораздо более трудным будет вспомнить, кто такой Бодрийяр».

Бесспорно, Бодрийяр выглядит менее солидно на фоне других фигур этой эпохи – того же Фуко, Делёза, Деррида… Однако его появление на «философском небосклоне» 60-70-ых вполне закономерно, поскольку сделало явным те внутренние ограничения, которые присущи господствующей модели анонимного бесструктурного процесса, преодолевающего и размыкающего цепи означающих. Строго говоря, у нас нет никаких оснований полагать, что представление о таком процессе не симулируется цепью означающих – не является одним из режимов функционирования символической системы.

Однако при этом следует иметь ввиду, что «симуляция» – это именно определенный механизм циркуляции знаков, который постоянно подкидывает нам «образы реальности», превращает их в средство обмена в бесконечной знаковой игре. Но это не какое-то творение картезианского «злого гения» или технологически сконструированная иллюзия, вроде «матрицы» из одноименного фильма.

Бодрийяр изо всех сил пытается показать, что идея симуляции реальности соседствует с логикой экономической рациональности (по Бодрийяру, модель анонимного бесструктурного процесса – одна из разновидностей этой логики) – следует за нею, словно ее тень. И пока мы символически противостоим смерти, то будет действовать эта логика контроля и накопления ресурсов, а следовательно, означающие будут преобладать над означаемыми и замыкаться в цикле внутреннего обмена, вбрасывая в коммуникативное поле все новые и новые «образы реальности» («подлинного», «истинного», «настоящего» «естественного»).

Так что, мир, в котором мы живем, вполне реален – но в том-то и дело, что мы, современные люди, так и не можем до конца в эту реальность принять и поверить в нее. Поэтому покуда наше мышление определяет экономическая рациональность, мы и дальше будем жить с постоянным ощущением, что с нашим миром что-то не так.

Список источников

  1. Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. Санкт- Петербург: Владимир Даль, 2000.
  2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть Москва: Добросвет, 2000.
  3. Бодрийяр Ж. Система вещей. Москва: РУДОМИНО, 1999.
  4. Бодрийяр Ж. Соблазн. Москва: Издательство Ad Marginem, 2000.
  5. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2008.
  6. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? Москва.: Институт экспериментальной социологии, Спб.: Алетейя, 1998.
  7. Смулянский А.Е. Лекция №7 Бодрийяр // Цикл лекций «Магический театр» — Введение в современную философию https://vk.com/wall-68171501_183577
  8. Фуко М. Археология знания. СПб.: Гуманитарная Академия, 2004.
  9. Фуко М. Что такое автор? // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. Москва: Касталь, 1996.

References

  1. Bodrijyar Zh. Zaby`t` Fuko. Sankt- Peterburg: Vladimir Dal`, 2000.
  2. Bodrijyar Zh. Simvolicheskij obmen i smert` Moskva: Dobrosvet, 2000.
  3. Bodrijyar Zh. Sistema veshhej. Moskva: RUDOMINO, 1999.
  4. Bodrijyar Zh. Soblazn. Moskva: Izdatel`stvo Ad Marginem, 2000.
  5. Delyoz Zh., Gvattari F. Anti-E`dip. Kapitalizm i shizofreniya. Ekaterinburg: U-Faktoriya, 2008.
  6. Delyoz Zh., Gvattari F. Chto takoe filosofiya? Moskva.: Institut e`ksperimental`noj sociologii, Spb.: Aletejya, 1998.
  7. Smulyanskij A.E. Lekciya №7 Bodrijyar // Cikl lekcij «Magicheskij teatr» — Vvedenie v sovremennuyu filosofiyu https://vk.com/wall-68171501_183577
  8. Fuko M. Arxeologiya znaniya. SPb.: Gumanitarnaya Akademiya, 2004.
  9. Fuko M. Chto takoe avtor? // Volya k istine: po tu storonu znaniya, vlasti i seksual`nosti. Raboty` razny`x let. Moskva: Kastal`, 1996.

Для цитирования: Сухно А.А., Сытник В.М. Жан Бодрийяр: «экономическая рациональность» и симуляция реальности // Московский экономический журнал. 2021. № 9. URL: https://qje.su/ekonomicheskaya-teoriya/moskovskij-ekonomicheskij-zhurnal-9-2021-44/

© Сухно А.А., Сытник В.М., 2021. Московский экономический журнал, 2021, № 9.

[1] Специфика и роль «концепта» в философии обстоятельно описана в произведении Делёза и Гваттари «Что такое философия?» [6].

[2] См. текст выступления Фуко об авторе [9].

[3] Представление о концепциях Фуко и Делёза/Гваттари можно получить, например, здесь [8] и здесь [5].

[4] Относительно понятия «общества потребления» у Бодрийяра рекомендуем лекцию Александра Смулянского, прочитанную им в рамках цикла «“Магический театр” – Введение в современную философию» [7].

[5] Эта тема подробно освещается Бодрийяром в его раннем произведении «Система вещей» [3].

[6] Помимо ссылки на оригинальное произведение Бодрийяра «Символический обмен и смерть» [2], снова отсылаем к уже упоминавшейся лекции Александра Смулянского [7].

[7] О переходе от «стадии промышленного производства» к «стадии симуляции» Бодрийяр пишет здесь [2]. 

[8] Эту стратегию Бодрийяр разбирает в работе «Соблазн» [4].

[9] Пример взят из книги «Символический обмен и смерть» [2].