УДК  334.7

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10011

Существующие экономические подходы к рискам,
связанные с реализацией проектов в рамках
государственно-частного партнерства

Existing economic approaches to risk related with the implementation of projects in the framework of public-private partnership

Загоруйко Игорь Юрьевич, доктор экон. наук., профессор, Федеральное государственное бюджетное
образовательное учреждение высшего образования «Пермский государственный
аграрно-технологический университет имени академика Д.Н. Прянишникова», Пермский
военный институт войск национальной гвардии Российской Федерации, г. Пермь

 Zagoruyko Igor Yuryevich, Doctor of Economics, Federal State
Educational Institution of Higher Education «Perm State Agrarian-Technological
University named after academician D.N. Pryanishnikova», The Perm Military
Institute of the National Guard Troops of the Russian Federation

Аннотация. Распределение рисков состоит в выборе из числа партнеров проекта
ответственного лица (лиц), притом за каждый риск в рамках государственно-частного
партнерства. Основными категориями рисков, связанных с реализацией проектов в
рамках государственно-частного партнерства: срыв осуществления проекта,
вызванный: событиями, которые находятся вне сферы контроля сторон; неблагоприятными
действиями правительства, квалифицируемыми как политические риски, среди
которых различают риски «традиционные»; «регулятивные» и «квазикоммерческие». Риски
на стадии строительства, связанные с невозможностью завершения строительства
объекта, соблюдения согласованных сроков и т.п., а также на стадии
эксплуатации, вызванные невозможностью эффективной эксплуатации или
обслуживания объекта либо повышение эксплуатационных расходов. Коммерческие
риски, связанные с невозможностью получения ожидаемых доходов от реализации
проекта. Финансовые риски, связанные с обменным курсом, увеличением процентных
ставок по кредитам и т.п.

Summary. The distribution of risks consists in the selection
of a responsible person (s) from among the project partners, moreover, for each
risk within the framework of a public-private partnership. The main categories
of risks associated with the implementation of projects within the framework of
public-private partnerships are: disruption of the project due to: events that
are outside the scope of the parties’ control; adverse government actions that
qualify as political risks, among which the «traditional» risks are
distinguished; «Regulatory» and «quasi-commercial». Risks at the construction
stage associated with the inability to complete the construction of the
facility, compliance with the agreed deadlines, etc., as well as at the
operational stage, caused by the inability to efficiently operate or maintain
the facility or increase operating costs. Commercial risks associated with the
inability to obtain the expected income from the implementation of the project.
Financial risks associated with the exchange rate, increase in interest rates
on loans, etc.

Ключевые слова: экономика, государственно-частное партнерство,
риски, экономические инструменты, проекты, требования, условия, государственное
развитие.

Key words: economy, public-private partnership, risks, economic
instruments, projects, requirements, conditions, state development.

В
США каждым штатом определяется перечень элементов соглашения о государственно-частном
партнерстве в который могут входить: проектирование, финансирование,
строительство, реконструкция, эксплуатация, обслуживание, ремонт, управление,
техническое обслуживание и др. Каждая модель государственно-частном партнерстве
содержит минимум три элемента, где в качестве базового выступает строительство
или реконструкция.

Во
Франции элементами партнерского соглашения являются строительство,
преобразование, реконструкция, демонтаж или снос, оборудование, полное или
частичное финансирование, техническое обслуживание, эксплуатация и управление.
В отличие от России и США, во Франции в качестве основного объекта могут выступать
услуги.

Распределение
рисков состоит в выборе из числа партнеров проекта ответственного лица (лиц) за
каждый риск или достижении договоренности относительно механизма разделения
рисков. Например, если проектная компания обязана сдать объект инфраструктуры
организации-заказчику, причём определённое оборудование объекта должно быть в
функционирующем состоянии, то проектная компания несет риск, связанный с тем,
что такое оборудование не сможет обеспечить достижение согласованных
показателей производительности[1]. Типовые законодательные положения ЮНСИТРАЛ
по проектам в области инфраструктуры, финансируемым из частных источников, от 7
июля 2003 г.
в связи с этим рекомендуют не устанавливать излишних
законодательных или регулятивных ограничений применительно к способности
организации-заказчика согласовывать такое распределение рисков, которое
отвечает потребностям, отсылая к Руководству ЮНСИТРАЛ для законодательных
органов по проектам в области инфраструктуры, финансируемым из частных
источников от 29 июня 2000 г.,
имеющему целью оказание помощи при создании юридической базы, благоприятной для
частного инвестирования в публичную инфраструктуру. Содержащиеся в нем
рекомендации направлены на обеспечение сбалансированности между стремлением
облегчить и поощрить частное участие в проектах в области инфраструктуры, с
одной стороны, и различными публичными интересами принимающей страны, — с
другой.

Основными
категориями рисков, связанных с реализацией проектов в рамках
государственно-частного партнерства, ЮНСИТРАЛ признает:

1. Срыв
осуществления проекта, вызванный:

• событиями, которые находятся вне сферы контроля
  сторон (стихийные бедствия, военные действия, гражданские беспорядки или
  террористические акты);
• неблагоприятными действиями правительства,
  квалифицируемыми как политические риски, среди которых различают риски
  «традиционные» (например, национализация активов проектной компании или
  введение новых налогов, ставящих ставят под угрозу перспективы проектной
  компании); «регулятивные» (например, введение более жестких стандартов в
  отношении предоставляемой услуги или открытие сектора для конкуренции) и
  «квази-коммерческие» (например, нарушение своих обязательств
  организацией-заказчиком или перерывы в осуществлении проекта вследствие
  изменений в приоритетах и планах организации-заказчика).

2. Риски
на стадии строительства, связанные с невозможностью завершения строительства
объекта, соблюдения согласованных сроков и т.п., а также на стадии
эксплуатации, вызванные невозможностью эффективной эксплуатации или
обслуживания объекта либо повышение эксплуатационных расходов.

3. Коммерческие
риски, связанные с невозможностью получения ожидаемых доходов от реализации
проекта.

4. Финансовые
риски, связанные с обменным курсом, увеличением процентных ставок по кредитам и
т.п.

В
России возможность распределение рисков является одним из ключевых признаков государственно-частного
партнерства. Однако законодатель не определяет виды рисков и основания для их
распределения. Во Франции государственно-частные партнерства основаны на четком
распределении рисков между государственными и частными
организациями. Такое распределение рисков оговаривается сторонами и обычно
является объектом «матрицы рисков». За исключением риска исполнения работ,
матрица риска довольно схожа для концессионных соглашений и партнерских
договоров. Риски, связанные с выполнением контракта (например, задержки в
завершении и доставке работ, археологические находки и проектный риск), как
правило, передаются частному лицу.

В
США риски традиционно распределяются передачи частному сектору операционного
риска, риска технического обслуживания, строительный риск, финансовые риски и
многое другое. И наоборот, риски, обычно сохраняемые в государственном
секторе, включают риск переезда (в случае необходимости) или пользовательский риск,
форс-мажорные обстоятельства и риск дохода[2].

Цель
государственно-частного партнерства. Как отмечается в подготовленном
Европейской экономической комиссией ООН Практическом руководстве по вопросам
эффективного управления в сфере государственно-частного партнерства[5],
государственно-частное партнерство основывается с целью обеспечить
финансирование, планирование, исполнение и эксплуатацию объектов, производств и
предоставления услуг государственного сектора.

Стоит
учитывать, что каждый партнёр принимая участие в государственно-частном
партнёрстве преследует собственные цели. 
Целями частного партнера является получение прибыли за счет возврата
инвестиционных вложений и получение объекта соглашения в собственность.
Публичный партнер преследует цель привлечения инвестиций в экономику и
повышения качества товаров, работ и услуг.

Однако
целью государственно-частного партнёрства является создание определённого
блага, которое позволит удовлетворить интересы как публичного, так и частного
партнеров. В качестве данного блага выступает социально-полезный результат в
виде объекта необходимого обществу. В качестве таких объектов могут выступать
больницы, школы, объекты дорожно-транспортной инфраструктуры и др. Таким
образом, целью государственно-частного партнерства является создание
общественно-важного инфраструктурного объекта, путем передачи, традиционно
осуществляемых органами государственной власти и органами местного
самоуправления, функций по созданию данного объекта частному партнеру.

Инвестиционный
характер отношений. Для инвестиционных отношений характерны следующие признаки:

• отчуждение
  инвестором имущества, имеющего денежную оценку;
• отчуждение
  имущества производится в совместное предприятие;
• инвестор
  действует с целью получения дохода.

Инвестиционный
договор в качестве существенного условия предусматривает условия о разделе
результата инвестиционной деятельности[3].

Данные
признаки характерны и для государственно-частных партнёрств. Частный партнёр
финансирует создание объекта по соглашению о государственно-частном партнерстве
с целью получения дохода от дальнейшей эксплуатации данного объекта. Об
инвестиционном характере отношений в сфере государственно-частных партнерств
свидетельствуют положения Закона о государственно-частных партнерствах и Закона
о концессионных соглашениях, где в место понятия «финансирование» достаточно
часто используется понятие «инвестирование».

В.В.
Лосев в своей работе приводит признаки государственно-частных партнерств,
позволяющие отграничить их от контрактной системы, приватизации
государственного имущества, участия государства в уставном капитале, создания
особых экономических зон, аренды государственного (муниципального) имущества,
простого товарищества.

Если
сравнивать государственно-частное партнерство с приватизацией, то одним из
критериев их разграничения является цель. Если цель государственно-частного
партнерства заключается в удовлетворении публичных, общественно значимых
интересов, то цель приватизации отчуждение имущества. Так же автор выделяет
различия в правовом режиме объектов данных отношений, где в ходе приватизации
обязательно возникает право собственности, а в случае государственно-частного
партнерства возникновение права частной собственности не является обязательным.
Так, не любая сделка, влекущая возникновение у частного субъекта права
собственности на объект, который когда-то в том или ином виде принадлежал
государству или муниципальному образованию, является приватизацией и должна
совершаться в порядке, предусмотренном Законом о приватизации. Данную точку
зрения разделяет К.И. Скловский, подчеркивая, что «если договор в целом не
преследует цели перехода имущества в частную собственность, а имеет иные цели —
инвестиции в городское хозяйство и т.п., то такой договор может быть
квалифицирован как договор, не являющийся договором о приватизации» [6]. Данная позиция находит отражение в судебной
практике. В соответствии с которым осуществление инвестиций в государственное
или муниципальное имущество с последующим приобретением объекта инвестирования
в собственность инвестора является правомерным. В качестве аргумента
указывается на то, что в процессе реконструкции частный инвестор создает новый
объект с иными качественными характеристиками, и право собственности возникает
именно на этот новый объект, а не на ранее переданный.

Стоит
отметить, что во Франции переход объекта соглашения о государственно частном партнерстве
в частную собственность невозможен ни при заключении партнерского соглашения,
ни при заключении концессионного соглашения. Объект соглашения передается
частному партнеру исключительно во владение и пользование на установленный
соглашением срок.

В
качестве критерия разграничения государственно-частного партнерства и
государственного заказа выделяют цель. Контрактная система включает отношения,
направленные на обеспечение государственных (муниципальных) нужд. Таким
образом, понятия общественно значимых целей и государственных нужд соотносятся
как общее и частное. В США соглашения о государственно-частных партнерствах, в
отличие от государственных контрактов, имеют более сложный предмет, который
включает минимум три элемента (например, строительство — владение на праве
собственности — эксплуатация – передача).

Во
Франции по решению Конституционного совета условием необходимым для заключения
партнерского соглашения является наличие хотя бы одного из следующих условий:

• высокая степень сложности проекта, государственный
  орган объективно не в состоянии без посторонней помощи технически удовлетворить
  своих потребности;
• проект является неотложным, и задержка нанесет вред
  общественным интересам;
• невозможность или неэффективность применения
  механизма государственного заказа в конкретном проекте[7].

При
участии публичного партнера в уставном капитале, целью является удовлетворение
публичных интересов. В ходе государственно-частного партнерства публичный
партнер получает имущество, социальный эффект, плату, а частный партнер
получает прибыль. В процессе участия в складочном капитале стороны получают
дивиденды при выполнении установленных условий их выплаты.

Вопрос
отнесения особых экономических зон к государственно-частным партнерствам
является дискуссионным. Однако по мнению В.В. Лосева, возникновение особых
экономических зон на основании административного акта, а также отсутствие
возможности распределения рисков позволяют разграничить данные правоотношения.

В
качестве различий между государственно-частным партнерством и предоставлением
государственного (муниципального) имущества в аренду автор выделяет: цели,
возникновение права собственности и наличие распределения рисков.

Основанием
для разграничения государственно-частного партнерства и простым товариществом,
в первую очередь, является то, что публичный субъект не может выступать в
качестве участника простого товарищества.

На
основании этого В.В. Лосев предлагает выделять следующие признаки
государственно-частных партнерств:

1. Это правовое отношение, т.е. особая связь между
   субъектами, основанная на нормах права;
2. Субъектами такого отношения являются публичный и
   частный партнер;
3. Основой данных правоотношений является
   сотрудничество субъектов при использовании их ресурсов;
4. Распределение рисков между партнерами;
5. Равенство сторон. По мнению автора, сотрудничество
   государства и субъектов предпринимательства, предполагающее равноправие и
   взаимный интерес, в большей степени отражает суть государственно-частного
   партнерства, чем простое привлечение государством частного партнера для
   выполнения работ или оказания услуг для государственных нужд. Партнерские
   отношения возможны только между юридически равными субъектами.
6. Правоотношения регулируются федеральными,
   региональными законодательными и муниципальными нормативно-правовыми актами.
7. Целью государственно-частного партнерства по мнению
   автора является удовлетворение публичных, общественно значимых интересов путем
   реализации функций, закреплённых за публичным партнером[4].

Таким
образом, в качестве еще одного критерия, позволяющего отграничить государственно-частное
партнерство от иных форм взаимодействия бизнеса и государства, можно выделить
способ оплаты (возврата инвестиций). Во Франции данный критерий является
способом разграничения партнерских и концессионных соглашений. Так, оплата по
концессионному соглашению производится за счет сборов с потребителей. Оплата в
соответствии с партнерским соглашением производится напрямую публичным
партнером. Американская модель государственно-частного партнерства допускает
как вышеперечисленные формы оплаты, так и «плату за доступность», когда
публичный партнер осуществляет периодические платежи за возможность
использовать объект.

На
основании изложенного, для отграничения государственно-частного партнерства от
иных форм взаимодействия бизнеса и государства, считаем необходимым дополнить
существующие критерии следующими:

1. В качестве обязательно элемента выступает
   строительство или реконструкция;
2. Инвестиционный характер отношений;
3. Цель — удовлетворение публичных, общественно
   значимых интересов путем передачи, традиционно осуществляемых органами
   государственной власти и органами местного самоуправления, функций частному
   партнеру.

Список литературы

1. Батрова Т.А., Антропцева И.О., Воробьев Н.И., Шапкина Е.А., Пушкин А.В., Артемьев Е.В., Рузанов И.В., Канделаки Г.Г., Богатырева Н.В., Котухов С.А. Комментарий к Федеральному закону от 13 июля 2015 г. № 224-ФЗ «О государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве в Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (постатейный).
2. Документ размещен на официальном сайте Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ). URL: http://www.uncitral.org/pdf/russian/texts/procurem/pfip/guide/pfip-r.pdf Building-Up: How States Utilize Public-Private Partnerships for Social & Vertical Infrastructure. URL: http://www.ncsl.org/research/transportation/building-up-how-states-utilize-public-private-partnerships-for-public-multi-sector-vertical-infrastructure.aspx (дата обращения: 14.01.2020).
3. Комментарий практики рассмотрения экономических споров (судебно-арбитражной практики) / А.В. Алтухов, О.А. Беляева, Н.А. Бортникова и др.; отв. ред. В.Ф. Яковлев. М.: ИЗиСП, ИНФРА-М, 2017. Вып. 22. 212 с.
4. Лосев В.В. Понятие государственно-частного партнерства и отграничение его от смежных явлений // Юрист. 2016. № 13. С. 14 — 18.
5. Практическое руководство по вопросам эффективного управления в сфере государственно-частного партнерства. Организация Объединенных Наций, 2008. С. 3.
6. Скловский К.И. Применение гражданского законодательства о собственности и владении. Практические вопросы. М.: Статут, 2004. 365 с.
7. Cour des comptes. Les partenariats public-privé des collectivités territoriales : des risques à maîtriser, Rapport, Paris. 2015. URL: https://www.ccomptes.fr/sites/default/files/EzPublish/125-RPA2015- partenariats-public-prive.pdf (дата обращения: 14.01.2020).

УДК 339.137.21

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10009

Эффект
от автономизации финансов местного сообщества при различных сценариях развития
его экономики

The effect of the local community finances’ autonomy
under various scenarios of its economy development.

Адияк Екатерина
Валентиновна, кафедра информационных
технологий и систем управления, Институт радиоэлектроники и информационных
технологий, ФГАОУ ВО «Уральский федеральный университет имени первого
Президента России Б.Н.Ельцина», г. Екатеринбург, Российская Федерация

Adiyak Ekaterina V., eadiyak@gmail.com

Паначев Антон
Анатольевич, аспирант, кафедра
анализа систем и принятия решений, Высшая школа экономики и менеджмента, ФГАОУ
ВО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России
Б.Н.Ельцина», г. Екатеринбург, Российская Федерация

Panachev Anton A.

Берг Дмитрий
Борисович, доктор физико ‒
математических наук, профессор, кафедра анализа систем и принятия решений, Высшая
школа экономики и менеджмента, ФГАОУ ВО «Уральский федеральный университет имени
первого Президента России Б.Н.Ельцина», г. Екатеринбург, Российская Федерация

Berg Dmitry B., bergd@mail.ru

Аннотация:
Статья посвящена исследованию явления
автономизации финансов местных сообществ в условиях снижения доверия населения
к участию в бюджетном процессе. Целью работы является расчет экономического
эффекта от автономизации финансов местного сообщества при различных
сценариях его развития. Расчет проводится по данным о банковских транзакциях в течение 1 месяца между юридическими
лицами на территории городского округа с населением 75 тысяч человек.
Рассмотрены три сценария увеличения сообщества с 14 до 47 агентов за счет
различного порядка присоединения новых участников.

Summary: The article is devoted to the phenomenon of the local
communities’ finance autonomy research under a decrease of public confidence in
participation in the budget process. The aim of this work is to calculate the
economic effect of the local community finances autonomy under various
scenarios of its development. The calculation is carried out according to data
of banking transactions within 1 month between entities in the territory of the
urban district with a population of 75 thousand people. Three scenarios of
increasing the community from 14 to 47 agents due to the different order of
joining new participants are considered.

Ключевые слова: автономизация местных финансов, местное сообщество, экономический
эффект, транспортная задача.

Keywords:
автономизация местных финансов, местное сообщество, экономический эффект,
транспортная задача transportation
problem.

Введение

В
условиях усиления санкционного давления западных стран в отношении России,
ухудшения прогнозов по росту ВВП [1] все более актуальной становится проблема
снижения зависимости экономики РФ от внешних факторов. Одним из путей решения
этой проблемы является развитие территорий. Учитывая неоднозначное влияние
пенсионной реформы на рынок труда [2] становится необходимым создание
дополнительных рабочих мест именно на уровне местной экономики.

Действующие
в РФ системы денежно ‒ кредитного и фискального федерализма находятся в стадии
своего формирования и не учитывают особенности функционирования местных
финансов [3]. Реализация их централизованных моделей ограничивает возможности
самоорганизации местных сообществ в сфере привлечения, распределения и
использования местных финансов, ослабляя роль института самоуправления местных
сообществ в социально-экономическом развитии территорий [4]. Это значительно повышает
чувствительность местной экономики к неблагоприятным факторам внешней
экономической конъюнктуры: при любом кризисе наблюдается отток денег из
территорий в финансовые центры, что полностью подрывает местную экономику [5].
В небольших городах данная проблема усугубляется миграцией значительной доли
трудоспособного населения в крупные города. Один из путей развития местной
экономики — это использование внутренних ресурсов для развития внутренних
рынков [6]. Для
понимания возможных путей их развития необходимо исследовать текущее состояние экономики
местных сообществ, что может быть сделано по данным о транзакциях между территориально
локализованными предприятиями.

Целью данной работы является
расчет экономического эффекта от
автономизации
финансов местного сообщества при различных сценариях его развития.

Методика и информационная база исследования

Исследование основано на данных о банковских транзакциях между организациями и предприятиями (экономическими агентами) на территории городского округа с населением около 75 тысяч человек, входящего в одну из крупнейших агломераций на территории Российской Федерации. Для данного городского округа характерна ориентация на центр агломерации – город с более чем миллионным населением, который оттягивает на себя финансы и рабочую силу из окружающих его территорий, перекладывая на плечи последних решение проблемы развития социальной инфраструктуры (жилье, детские сады и школы, больницы и др.).  Всего было проанализировано 11792 транзакции между 2933 экономическими агентами, произведенные в течение 1 месяца. Использование известных методов решения транспортной задачи [7] применительно к банковским транзакциям позволило выявить группу из 47 агентов, связанных между собой замкнутыми цепочками взаимных поставок продуктов и услуг. Отраслевой состав всех компаний (экономических агентов), входящих в выявленную группу, представлен в таблице 1.

Замкнутость
цепочек взаимных поставок иллюстрируется следующим примером. Предприятие по
управлению недвижимым имуществом (11) оплачивает услуги производителя
электромонтажных работ (2), а оно оплачивает услуги автосервиса (4). Автосервис
(4) оплачивает ремонт оборудования прочего назначения у предприятия 6, которое
оплачивает услуги хранения у предприятия 11. Таким образом, цепочка взаимных
поставок замкнулась. Эта и другие замкнутые цепочки образуют граф,
представленный на рисунке 1б.

Только указанная группа из 47 компаний имеет реальную экономическую основу для автономизации своих финансов, поскольку все они связаны друг с другом общей хозяйственной деятельностью, локализованной на данной территории. Эти компании «де факто» составляют местное сообщество. Очевидно, что оно формировалось не сразу. Для моделирования процесса развития местного сообщества в рамках данной группы случайным образом было выделено ядро из 14 участников, которые рассматриваются в данной работе как первоначальный состав местного сообщества. Графы транзакций в сообществах из 14 и 47 агентов приведены на рисунке 1.

Реализация сценария развития сообщества заключалась в присоединении новых участников группами по 4-5 агентов из оставшихся в списке ранее выявленных 47 агентов. Расчет характеристик оборота сообщества проводился по методике [8]. Полный оборот внутри сообщества W_сумм рассчитывался как сумма значений всех исходящих транзакций между агентами. Каждая транзакция формируется одновременно двумя финансовыми потоками, относящимися к внешним — разомкнутым (W_внешн) и внутренним – замкнутым (W_внутр) цепочкам (контурам) соответственно.

Для
разделения потоков W_внешн  и W_внутр
рассчитывалось сальдо ∆ каждого i-го предприятия как разность его дебета D и кредита C.

Сумма значений сальдо по всем предприятиям и составляет W_внешн  

Тогда величина финансового потока, полностью
сбалансированного в замкнутых контурах сети транзакций исследуемого местного
сообщества, составляет:

Коэффициент кооперации K_кооп
характеризует долю сбалансированного оборота в общем обороте исследуемых 47
агентов

Результаты
расчетов

Численные значения приведенных выше
параметров финансовых потоков для исследуемых совокупностей из 14 и 47 агентов
приведены в Таблице 2. Следует отметить, что используемые во
внутреннем сбалансированном обороте 17 265,36 тыс. рублей в месяц
составляют около 1 % от суммы всех исследуемых транзакций, что свидетельствует
о низкой степени локализации потребления продуктов и услуг местной экономики.

Анализ
таблицы 2 выявляет наличие известного нелинейного сетевого (синергетического)
эффекта: присоединение к сети еще одного дополнительного узла может увеличивать
значения ее целевых параметров в разы. Применительно к исследуемому местному
сообществу, этот эффект проявляется как в структурном (количество узлов и
связей), так и функциональном (величины финансовых потоков) аспектах. Так, при
увеличении количества агентов в 3,6 раза, количество связей между ними
увеличивается в 5,5 раз. Еще нагляднее этот эффект проявляется при сравнении
роста общего (суммарного), внутреннего (сбалансированного) и внешнего
(несбалансированного) оборотов: при росте общего оборота в 78,6 раз внутренний
сбалансированный оборот растет в 95,1 раза. Эти результаты показывают наличие
объективно существующей движущей силы развития экономики местного сообщества.

Сценарии развития экономики местного
сообщества различались порядком выбора агентов на основании влияния их
транзакций на характеристики оборота всего сообщества. По сценарию 1 к ядру
сообщества из 14 агентов присоединялись агенты, вносящие наименьший вклад в
значение сбалансированного оборота W_внутр. По сценарию 2 – вносящие наибольший вклад. По
сценарию 3 агенты для присоединения выбирались случайным образом (рис.2).

Анализ графиков показывает, что при одном и том же начальном и конечном состояниях системы их развитие проходит по различным траекториям. Вторая стратегия (присоединение наиболее значимых для сообщества агентов в первую очередь) демонстрирует быстрый рост внутреннего оборота местного сообщества на начальных этапах и его замедление на последующих. Реализация первой стратегий развития экономики местного сообщества наоборот, приводит к минимальной скорости роста внутреннего оборота вначале и большой — в конце. Траектория развития сообщества (по параметру сбалансированного внутреннего оборота) при третьей стратегии (присоединение новых агентов к сообществу случайным образом) занимает промежуточное положение между первой и второй. Взаимное расположение траекторий развития экономики местного сообщества при реализации различных стратегий, рассчитанных по значению  коэффициента кооперации, показывает менее однозначное поведение системы. Увеличение значения этого коэффициента до значений в 40% (3 стратегия) и даже 80% (1 стратегия) с последующим падением до 27% обусловлено формированием в момент такого скачка совокупности наиболее тесно связанных между собой предприятий. В последующем к ним присоединяются агенты, сильно ориентированные на внешний рынок (т.е. на агентов, не входящих в исследуемое местное сообщество), что приводит к сильному снижению значения коэффициента кооперации.

Оценка
экономического эффекта

Экономический эффект от автономизации
финансов местного сообщества имеет как минимум две составляющих. Первая ‒ объем
высвобожденных в результате автономизации оборотных средств W_доп, обеспечивавших
циркуляцию сбалансированного потока платежей W_внутр,
доступных
для инвестиций в экономику местного сообщества.
Такое высвобождение возможно например, в результате введения института местного
клиринга. Высвобожденные в рамках сообщества оборотные средства могут быть
использованы им по своему усмотрению, например – для инвестиций в производство
внутри сообщества.

Вторая составляющая экономического эффекта
– объем
денежных средств (W_экон),
сэкономленных на уплате банковских процентов за находящиеся во внутреннем
сбалансированном обороте сообщества средства W_внутр.
Эти средства не создают добавленной стоимости и используются только для
обеспечения взаиморасчетов.

В соответствии с работой [9] будем считать, что в экономике РФ оборачиваемость денег составляет около 5 раз в год (К_{оборачиваемости} = 5). Значит для обеспечения рассчитанного сбалансированного оборота потребуется следующий объем W_доп

Учитывая постоянный недостаток оборотных средств и существующую практику кредитования на эти цели, обслуживание этой суммы даже по кредитной ставке, принятой в Фондах содействия предпринимательству в размере 10 % годовых требует ежегодной выплаты процентов более 4 млн. руб.

Эти
расходы ложатся на себестоимость продукции предприятий, удорожают их стоимость,
ведут к повышению цен и снижению конкурентоспособности.

Величины экономического эффекта от автономизации финансов местного сообщества при развитии его экономики по различным сценариям приведены в Таблице 3.

Для большей наглядности изменения значений
достигаемого экономического эффекта (экономии W_экон и высвобождения оборотых средств W_доп) при различных сценариях
развития экономики локального сообщества приведены на графиках, рис. 3а и 3б.

Данные графики имеют вид, аналогичный приведенному на рис. 2 а, поскольку расчет экономического эффекта проводится на основании данных о внутреннем сбалансированном обороте.

Заключение

В
данной работе выполнен расчет экономического эффекта от автономизации
финансов местного сообщества при различных сценариях его развития. В качестве
местного сообщества была выбрана совокупность предприятий (агентов), связанных
между собой экономической деятельностью, при которой образуются замкнутые цепи
взаимных поставок товаров и услуг. Выявление такой совокупности проводилось по
данным о банковских транзакциях
в течение 1 месяца между юридическими лицами на территории городского округа с
населением 75 тысяч человек. Оказалось, что в состав местного сообщества,
допускающего автономизацию своих финансов, могут быть включены всего 47
компаний из исследованных 2933.

Экономический эффект от автономизации финансов местного сообщества имеет два аспекта. Первый — высвобождение оборотных средств, обеспечивающих циркуляцию сбалансированного потока платежей. Второй — экономия на уплате за них банковских процентов. Первый составил 41 400 0000 руб., второй — 4 140 0000 руб./год. Несмотря на не очень большие значения, указанные суммы являются существенными для развития экономики местных сообществ.

Моделирование
развития экономики местного сообщества по трем различным сценариям показало,
что при любом сценарии с ростом участников сообщества экономический эффект
возрастает. Более того, был обнаружен известный для сетей
нелинейный (синергетический) эффект, при котором присоединение к сети еще
одного дополнительного узла может увеличивать значения ее целевых параметров в
разы. Применительно к исследуемому местному сообществу, этот эффект проявляется
в двух аспектах:

—
в структурном, когда при увеличении количества агентов в 3,6 раза, количество
связей между ними увеличивается в 5,5 раз

—
в функциональном, когда при росте общего оборота в 78,6 раз внутренний
сбалансированный оборот вырастает в 95,1 раза.

Таким
образом, результаты работы показывают наличие объективно существующей движущей
силы развития экономики местного сообщества, которая может приводить к его
самоорганизации и автономизации.

Работа выполнена при
поддержке гранта РФФИ № 19-010-00974 «Экспериментальные институциональные
модели автономизации финансов местных сообществ в условиях снижения доверия
населения к формам участия в бюджетном процессе»

Список используемых источников

1
Доклад «Всемирный банк: Отчет об экономике региона Европы и Центральной
Азии ‒  октябрь 2019»

2 Иванова М.А., Балаев А.И., Гурвич Е.Т., Повышение пенсионного возраста и рынок труда  [Электронный ресурс] URL: https://institutiones.com/general/2974-povyshenie-pensionnogo-vozrasta-i-rynok-truda.html

3.
Сятчихин С.В., Шеломенцев А.Г. Особенности междисциплинарного подхода к
исследованию форм самоорганизации местных сообществ в сфере финансов // Вестник
УГНТУ. Наука, образование, экономика. Серия экономика 2019 № 3(29) С 24 — 322.
DOI: 10.17122/2541-8904-3-29-24-32 ISSN Печатный: 2541-8904

4.
Шеломенцев А.Г., Сятчихин С.В., Панченко А. Д., Степанникова А. П., Усова А. В.
Участие местного сообщества в управлении местными финансами: проблема доверия
// Московский экономический журнал. 2019, № 13 DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10317 ISSN 2413-046X

5
Чепуров Е.Г., Назарова Ю.Ю., Медведева М.А., Ранюк С.В., Берг Д.Б. Локальная
платежная система: разработка и возможности практического применения // Журнал
«Научное обозрение»№ 16, 2016 год, стр. 106-113.

6.
Сятчихин С.В., Шеломенцев А.Г. Распределение власти как институциональный
фактор повышения эффективности инициативного бюджетирования // Корпоративное
управление и инновационное развитие экономики Севера: Вестник
Научно-исследовательского центра корпоративного права, управления и венчурного
инвестирования Сыктывкарского государственного университета. 2019. № 4. C. 35-43.DOI: 10.34130/2070-4992-2019-3-14-25
ISSN 2070-4992 (online)

7. Astafyev, N. M. (2010). Matrix
tools of the balance model analysis and problem of linear programming. Works of
the Institute of Mathematics and Mechanics, UB RAS, 16, 3, 3-11.

8. Popkov V. Modelling as The
Development Instrument of Commodity and Financial Networks in Regional Economy.
Economy of Region , 06, 236-247, (2015).

9
Берг Д.Б., Рябин А.А. Альтернативные средства расчетов как институт развития
кооперации / Препринт # IBI/1/2014
– Екатеринбург: МИАБ,2014, (рус).

References

1 Report «The World Bank:
Economic Report for the Europe and Central Asia Region — October 2019»

2 Ivanova M.A., Balaev A.I.,
Gurvich E.T., Raising the retirement age and the labor market [Electronic
resource] URL: https://institutiones.com/general/2974-povyshenie-pensionnogo-vozrasta-i
-rynok-truda.html

3. Syatikhikhin S.V.,
Shelomentsev A.G. Features of an interdisciplinary approach to the study of
forms of local communities’ self-organization in the field of finance //
Vestnik UGNTU. Science, education, economics. Economics series 2019 No. 3 (29)
C 24 — 322. DOI: 10.17122 / 2541-8904-3-29-24-32 ISSN Printed: 2541-8904

4. Shelomentsev A.G.,
Syatchikhin S.V., Panchenko A.D., Stepannikova A.P., Usova A.V. Participation
of the local community in managing local finances: the problem of trust //
Moscow Journal of Economics. 2019, No. 13 DOI 10.24411 / 2413-046X-2019-10317
ISSN 2413-046X

5 Chepurov E.G., Nazarova
Yu.Yu., Medvedeva M.A., Ranyuk S.V., Berg D.B. Local payment system:
development and practical applications // Scientific Review Journal No. 16,
2016, pp. 106-113.

6. Syatikhikhin S.V.,
Shelomentsev A.G. The distribution of power as an institutional factor in
improving the efficiency of initiative budgeting // Corporate Governance and
Innovative Development of the North Economy: Bulletin of the Research Center
for Corporate Law, Management and Venture Investment of Syktyvkar State
University. 2019.No 4. C. 35-43.DOI: 10.34130 / 2070-4992-2019-3-14-25 ISSN
2070-4992 (online)

7. Astafyev, N. M. (2010).
Matrix tools of the balance model analysis and problem of linear programming.
Works of the Institute of Mathematics and Mechanics, UB RAS, 16, 3, 3-11.

8. Popkov V. Modelling as The
Development Instrument of Commodity and Financial Networks in Regional Economy.
Economy of Region , 06, 236-247, (2015).

9. Berg D.B., Ryabin A.A.
Al’ternativnyye sredstva raschetov kak institut razvitiya kooperatsii /
Preprint # IBI/1/2014 – Yekaterinburg: MIAB,2014, (rus).

УДК 338.1

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10007

Национальная экономическая безопасность в условиях глобализации

Impact of global threats on national economic security

Кузнецов Антон Олегович,
аспирант, Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации
ФГОБУВО, департамент корпоративных финансов и корпоративного управления г.
Москва

Kuznetsov Anton Olegovich, PhD student, Financial University under
the Government of the Russian Federation, Department of corporate Finance and
corporate governance, Moscow

Аннотация. Данная статья
раскрывает важную и актуальную на сегодняшний день проблему влияния угроз
глобального характера на экономическую безопасность России. В условиях
ужесточённой международной экономико-политической борьбы неразрывно возникают
военно-политические, социально-демографические, криминальные,
корпоративно-правовые угрозы, влияющие на экономический суверенитет
государства. Анализируются текущие макроэкономические проблемы и предлагаются
рекомендации по их разрешению.

Summary. This article reveals the important and relevant
today problem of the impact of global threats on the economic security of
Russia. In the context of a toughened international economic and political
struggle, military-political, socio-demographic, criminal, corporate and legal
threats inextricably arise that affect the economic sovereignty of the state. The
current macroeconomic problems are analyzed and recommendations for their
resolution are offered.

Ключевые слова: национальная экономическая
безопасность, глобальные угрозы, корпоративный сектор.

Keywords: national economic security,
global threats, corporate sector.

Национальная экономическая
безопасность напрямую зависит от ряда факторов, связанных между собой: наличие
социально-общественных институтов, стабильная демографическая ситуация в
государстве, уровень развития производственной инфраструктуры и
предпринимательской деятельности, корректный политический курс. На современном этапе развития Россия постепенном выходит на
стабильную линию экономического развития, которое связывается с осуществлением изменений во всех областях общественной и государственной жизни. Тому подтверждение позитивные изменения
во многих сферах жизнедеятельности государства, о которых Президент Российской
Федерации Владимир Путин недавно докладывал в своих ежегодных выступлениях
перед Федеральным Собранием России в 2019 и 2020 годах. К данным изменениям
относится: повышение конкурентоспособности в военной отрасли, стимуляция
демографического роста, изменения в Конституции Российской Федерации И
сохранить набранные обороты, отстоять свой суверенитет, занять лидирующие места
на международной экономической и политической арене, показать всему миру свою
целостность и уникальность являются основополагающими задачами, целью которых считаю
укрепление национальной экономической безопасности.

Характерными чертами мощи
и национальной безопасности государства, гарантирующими независимость страны, стабильную
и эффективную жизнедеятельность общества, является экономическое состояние государства
и защищенность от угрозы финансовой безопасности, и подтверждает актуальность избранной
темы. Проблема финансовой безопасности в России в настоящее время находится в центре внимания, как властных структур, так и научного сообщества. Изучение вопросов финансовой безопасности позволяет разрабатывать новые механизмы усовершенствования финансовой политики, государственно правовые методы, обеспечивающие финансовую безопасность. Разработку в свою очередь новых механизмов,
методов и предоставление рекомендаций считаю целесообразным производить на основании
ретроспективного и текущего анализа важных опорных данных.

Так национальный доход и благосостояние основаны на
активах или богатствах страны, которые измеряются всесторонне и включают
производственный капитал, природный капитал, человеческий капитал и чистые
иностранные активы. Богатство по своей природе касается будущего — потока
дохода, который каждый актив может генерировать в течение своей жизни. В России
наблюдался значительный рост благосостояния в период с 2000 по 2018 год. Российское
благосостояние на душу населения неуклонно росло с 2000 по 2008 год, с небольшим
снижением во время мирового финансового кризиса, оно с тех пор уменьшилось или
стагнировало. Россия — страна мирового значения и большого разнообразия. Крупнейшая
в мире трансконтинентальная страна охватывает одиннадцать часовых поясов и
является девятой по численности населения страной в мире. Российская Федерация
является важным торговым партнером для многих стран мира, а также обладает
большим количеством природных ресурсов, благодаря которым является крупным
мировым экспортером. Благодаря богатой ресурсной базе Россия играет важную роль
на мировых рынках энергоресурсов. Также Россия занимает первую позицию в мире
по запасам запасов природного газа и одной из крупнейших стран по запасам угля
и нефти. Наряду с США и Саудовской Аравией, Россия
является столь же крупной по экспорту нефти и природного газа.

Нисходящие риски для прогноза роста мировой экономики
преобладают в связи с ослаблением мировой экономики, ростом торговой
напряженности и внутренними факторами. Россия, как и другие страны, зависят от глобальных
финансово-экономических потрясений, и может не увернуться от подобных ударов. В
случае возникновения подобных неблагоприятных событий негативный экономический
эффект может прийти в Россию через финансовые и торговые каналы. Также нельзя
оставить без внимания введение очередных дополнительных экономических санкций,
которые еще сильнее внутренний инвестиционный климат. Общая подверженность
ослабления иностранного инвестиционного курса в России, подтверждается опросами
иностранных бизнесменов, работающих в России. Согласно опросу Российского союза
промышленников и предпринимателей (РСПП) и Fleishman Hillard Vanguard (Orta
Communications Group), лишь 10 процентов зарубежных инвесторов в 2018 году, из
33 процентов в 2017 году оставались преданы своим оптимистическим прогнозам в
отношении благоприятного инвестиционного климата в России. Среди ключевых проблем, которые инвесторы называют
препятствующими деловой активности в стране, являются нехватка
квалифицированных кадров (67 процентов), коррупция в государственном аппарате
(56 процентов) и административные барьеры (48 процентов). Однако
2019 год переломил ситуацию в лучшую сторону. Так в минувшем году по данным
Российского фонда прямых инвестиций (далее, РФПИ) в сравнении с 2018 году
уровень иностранных инвестиций увеличился на 70%, что подтверждает интерес к
России из-за рубежа, стабильность Российской экономики и возможность
развиваться, даже в условиях частичной экономической изоляции.

Рост инвестиций также зависит от успешной и
эффективной реализации государственных инвестиционных инициатив в области
инфраструктуры. Ликвидная часть Фонда национального благосостояния (далее, ФНБ)
по оценкам экспертов в 2020 году превысит 7 процентов ВВП, что создаст законную
возможность для правительства инвестировать часть ФНБ в проекты внутренней
инфраструктуры. Однако значительные внутренние инвестиции могут сделать
экономику более зависимой от цен на энергоносители и повысить риски инфляции. С
другой стороны, национальные проекты, реализованные эффективно, могут увеличить
темпы роста ВВП, их необходимо дополнить усилиями, направленными на усиление
конкуренции, выравнивание игрового поля и сокращение влияния государства. К угрозам
национальной экономической безопасности Российской Федерации на международной арене
можно отнести весь иностранный политический курс, в особенности запада, со
времён окончания второй мировой войны. Данный курс выражается: в санкционных
режимах, в желании подавить политическую волю, попытки укрепления
многонациональной России, попытки осуществления национальных интересов, тем
самым ослабляя её позиции и в Европе, и в Азии, и на Ближнем Востоке.

Социальная и политическая напряженность общества, расслоение
населения, нестабильное состояние экономики, влияние оппозиционных настроений и
навязывание мнений из-за рубежа, технологическая отсталость в отраслях
потребления, все эти отношения создают широкий спектр внутренних и внешних
угроз безопасности страны. Важным приоритетом государственной политики является
обеспечение национальных интересов и отстаивание экономических интересов
страны.

Необходимо раскрыть чрезвычайно важный аспект, от
которого, на мой взгляд, зависит суверенность не только нашего государства —
развитие и защита корпоративного сектора экономики. Желание государства раскрыть
информацию о праве собственности (и особенно о конечной или бенефициарной
собственности) традиционно является серьезным недостатком раскрытия информации
и, в конечном счете, структуры корпоративного управления в Российской
Федерации. Фундаментальной проблемой является зависимость крупнейших корпораций
налогоплательщиков от иностранного влияния. И это можно объяснить на нескольких
примерах.

В совокупности Российской Федерации принадлежит 50,23%
акций «Газпрома». Контрольный пакет в свою очередь относится к Американской
депозитарной расписке, производная ценная бумага, которая свободно обращается на
американском фондовом рынке.
В итоге США владеет блокирующим
пакетом акций и может накладывать вето на решения Совета директоров «Газпром».

Международная ситуация
сложилась таким образом, что и запад, и восток политически настроены в адрес
России недоброжелательно. И в случае инициировании какой-либо из сторон
масштабного конфликта, Российская Федерация может потерять контроль над своими
же ресурсами, инфраструктурой, территориями, а конечном счете и суверенитет.

Показательным примером в
части выше сказанного служит пример российского бизнесмена Олега Дерипаски.
Только после того, как бизнесмен под давлением снизил свою долю акций до 35% , покинул
совет директоров компании АО «Русал» и согласился на он смог добиться снять
санкции иностранного государства США со своих компаний En+ Group, АО «Русал», АО
«ЕвроСибЭнерго».

Данная ситуация должна
говорить мировому сообществу и в первую очередь руководству России о том, что в
любой нужный момент для иностранных, как принято называть, партнёров, богатства
могут перейти в их владении. И для этого будут использоваться все рычаги
давления, а в приоритете финансовые

Заключение

Всё упомянутое позволяет выявить на текущий момент основные
направления и представить рекомендации для обеспечения национальной экономической
безопасности Российской Федерации:

• проведение масштабной ревизии
  корпоративного сектора, на предмет выявления излишнего иностранного капитала с
  последующей рекомендацией по снижению такового;
• провести национализацию стратегически
  важной инфраструктуры, от которой может зависеть экономическая и
  технологическая свобода России;
• ослабить государственное вмешательство в деятельность
  бизнеса, который ведет свою деятельность, как на территории России, так и
  внешнеэкономическую деятельность (без иностранный учредителей, капитала);
• привлечь научных «беженцев» к развитию технологического
  и производственного потенциала России;
• увеличить именно производственные рабочие
  места, как драйвера экономического роста для многих субъектов РФ.

Государство, в особенности Россия,
является большим, в сравнении с другими странами, живым «организмом».
Нацеленность этих государств подавить Россию с каждым годом по мнению
зарубежных партнеров оправдывается, но это не так. Добиться предельного уровня
безопасности в вопросах защиты национальных экономических интересов — это
значит объединиться политическим и экономическим элитам. Этого можно добиться
регулированием деятельности зарубежных промышленных и инвестиционных холдингов
в части их присутствия на экономической карте России, а именно отсутствием
допуска их к отраслеобразующим предприятиям. Невозможность диктовать извне
какие-либо условия Российской Федерации через участие в корпорациях является
правильной позицией самодостаточного государства, коим и является Россия. Реализовав
указанные рекомендации, считаю, что для нашего государства результаты будут
новыми точками роста на международной арене, а Российская Федерация по-прежнему
сможет отстаивать национальные интересы и выстроить в конечном итоге абсолютную
позицию уважения и доверия к себе со стороны граждан своей страны и стран всего
мира.

Список литературы

1. Указ Президента Российской Федерации об утверждении Концепции национальной безопасности Российской Федерации от 17.12.1997 №1300 — [Электронный ресурс] Режим доступа:  http://www.kremlin.ru/acts/bank/11782/print
2. Указ Президента Российской Федерации об утверждении Стратегии национальной безопасности Российской Федерации от 31 декабря 2015 г. N 683 [Электронный ресурс]. Режим доступа:  https://base.garant.ru/71296054/
3. Указ Президента Российской Федерации об утверждении Концепции экономической безопасности Российской Федерации на период до 2030 года 13 мая 2017 г. N 20 [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://base.garant.ru/71672608/8ca61cab9319078ae2b6e0fcf57ee97d/#block_1000
4. Экономическая безопасность России: методология, стратегическое управление, системотехника : монография / кол. авторов ; под науч. ред. С.Н. Сильвестрова. — Москва : РУСАЙНС, 2018. — 350 с
5. Статья «Прямые иностранные инвестиции в Россию» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://rdif.ru/fullNews/4785/

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10005

STRATEGY EUROPE 2020 TOWARDS SUSTAINABLE INCLUSIVE INNOVATIVE ECONOMIC DEVELOPMENT

СТРАТЕГИЯ
ЕВРОПА 2020 НА ПУТИ К УСТОЙЧИВОМУ ИНКЛЮЗИВНОМУ ИННОВАЦИОННОМУ ЭКОНОМИЧЕСКОМУ
РАЗВИТИЮ

Issa Nauma, PhD student of the Department of International Economic, Plekhanov Russian University of Economic Moscow, Russian Federation 115093, Stremyanny Lane, 36, Moscow, Russia; E-mail: nouma.issa@yahoo.com

Исса Ноума, Аспирантка кафедры мировой экономики, Российский
экономический университет им. Г. В. Плеханова, РФ, г. Москва

Summary.
This article is devoted to explore the steps to achieve sustainable European
future by implementing the strategy Europe 2020 which is based on Lisbon Treaty.
the ten year ambitious plan aims for a structural adjustment in which economic
growth, social cohesion and environmental protection go in close association
and are mutually reinforcing. The 
analysis focuses on five main areas: R&D expenditure, gas emissions
and renewable energy, employment rate, primary and tertiary education, and risk
of poverty. the analysis leads to the conclusion that, even though the strategy
2020 is not delivering its goals in two main areas: risk of poverty with a gap
of 20.7 million people from the target set and spending on R&D with 0.97
percentage points below its target for 2020, however, the rest of strategy
objectives was reached

Аннотация. Данная
статья посвящена исследованию шагов по достижению устойчивого европейского будущего
путем реализации стратегии Европа 2020, основанной на Лиссабонском соглашении. Десятилетний
амбициозный план направлен на структурную перестройку, в рамках которой
экономический рост, социальная сплоченность и охрана окружающей среды тесно
взаимосвязаны и взаимно усиливают друг друга. Анализ сосредоточен на пяти
основных областях: расходы на НИОКР, выбросы газа и возобновляемые источники
энергии,уровень занятости, начальное и высшее образование и риск бедности. Проведенный
анализ позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на то, что Стратегия 2020
не обеспечивает достижение своих целей в двух основных областях: риск бедности
с отставанием от установленного целевого показателя на 20,7 млн человек и
расходы на НИОКР на 0,97 процентных пункта ниже целевого показателя на 2020
год, однако остальные цели стратегии были достигнуты

Keywords:
Lisbon, financial crisis, Europe 2020, development, smart sustainable and
inclusive growth,  renewable energy.

Ключевые
слова: Лиссабон, финансовый кризис,
Европа 2020, развитие, умный устойчивый и инклюзивный рост, возобновляемые
источники энергии.

The worldwide financial
crisis in 2009 was described as the most cruel crisis since the great
depression of the 1930s [13]. It started as a mortgage crisis in the USA and
propagated internationally leading into a collapse in the global banking system
which was followed by an international economic downturn and the great
recession [15]. the global economy including the developed countries struggled
to handle out the outcomes of the crisis which blot out years of growth
progress socially and economically, reveled the structural weaknesses in the
largest advanced economies, left the whole world facing meager challenges and stating
the need of  transformation towards more
stable future[3]. The Europe Union which is considered the second largest reserved
and second most traded currency after the USA, with estimated net wealth equal
to 25% of the 317 trillion$ global wealth[8], was as a whole vulnerable to the
crisis for many fundamental reasons like the culture fragmentation, clumsy
policy making, and low fertility rate, in addition to the meager challenges
like globalization, climate change, and ageing population which left the EU in
argent need for a turning point not only to recover from the crisis, but also
to come out stronger. The EU reflection on the financial crisis was by creating
a strategy leading into a smart, sustainable and inclusive economy providing high
levels of productivity, social coherence, and green growth [2].

Europe 2020 was created and developed based on the Lisbon agenda which was a new European perspective in the time of the transitions from nationals currencies into euro and the preparations of the EU enlargement. It was a development plan from 2000-2010 for the EU economy, launched at the European council meeting in Lisbon March 2000 and aimed to deal with the low productivity and the slackness growth in EU. The goal was to create the most competitive and knowledge based economy in the world based on three key roles: innovations, R&D, and environmental renewal [4]. Lisbon strategy was shaped as a 10 years reform program with annual monitoring reports on progress to find a resolution for the raising of economical challenges such as the domination of the USA and Japan in the sphere of information and communication technologies. At first the strategy was based on two diminution, concentrating on integration of new polices socially and economically to be implemented by the state members, but after one year another pillar has been added: the environmental diminution. In 2005 a mid-term evaluation for the five year period was lunched and the outcomes was not as expected, the strategy was falling behind its goals(i.e. 70% employment rate, and 3% of GDP spent on R&D) which suggested the need of changes in some policies. Lisbon strategy was mainly a learning experience, kept gradually developing throughout the whole period to a complex structure with multiply goals , and faced  many obstacles such as the growing process of the union at that time (i.e. from 15 state member to 27 since 2000; the euro-area expanded from 12 to 16 member); the fact that many of the policy areas involved Member State competences made the implementation of the strategy more complicated, and hinted that in order to achieve results, close cooperation between the EU and Member States would be required[14]. In 2006 a renewed approach for the agenda was lunched and set for three years cycle as a short term plan to guarantee more effective actions. The main priorities were to invest more on R&D and innovations, focus on labor market and business opportunities, climate change, energy policy, and to establish an effective partnership between the EU institutions and its member states. The recovery plan was promoted by incorporated a set of 24 guidelines for growth and jobs, economic policy guidelines (for macro-economic and micro-economic policy) and the employment guidelines (for the employment policy) which companied the general framework and previous polices within the renewed ones. In 2008 the EU council started the third period cycle of the strategy from 2008-2010 which included a minor adjustments of the 24 guidelines and global crisis management.

Lisbon strategy aimed
mainly to modernize the EU social model, invest in human capital, integrate an economical
and social policies, reduce the technology gap between USA, Japan and the EU and
to pave the way into transition to a knowledge-based economy and society by
implementing more efficient policies and creating more competitive and
innovative economy throughout completing the internal market[9]. It was divided
into three stages: the lunch of the first period between 2000-2004, mid-term
evaluation, the reform strategy 2005-2008, and the third cycle from 2008-2010. An
overall assessment of the strategy indicated that although the strategy did not
delivered all its promising goals, nevertheless it had dramatic influence on
the EU policy making by providing flexibility and dynamic adaptation to the
emerging political challenges over time and smoothly absorbing new Member
States as the Union expanded its membership. According to statistics indicators
the EU employment rate reached 66% in 2008 from 62% in 2000, the total R&D
expenditure as a percentage of GDP only grown from 1.82% in 2000 to 2% in 2008,
the official targets were 70% & 3% respectfully. Reforming the strategy
after the first five years was huge factor in boosting the growth rate which was
slow and almost near stagnation, the implementations of the renewed policies
helped raising the euro zone  GDP
potential growth to 0.2% between 2005-2007, also a robust growth in employments
rate was deducted reaching 64.6%[5]. These good results indicated the
possibility of reaching the strategy aimed goals at the end of the time period
epically that some of the member states was performing really well and had
reached and beyond the set goals at the end of 2007; however, in 2008 the
financial crisis hit hard and uproot most of these impressive results. Lisbon
strategy during its process had to overcome a lot of core issues, one of the
EU’s main challenges was not only narrowing the developmental gap with the
overseas, but also reducing the gap between the old and new members. On the
other hand, each member state was still building their ownnational
innovation strategies and define their owntargets instead of
gathering to produce a joint action, also the different conceptions and
mechanisms of the welfare for the Member States made it difficult to agree on
common direction in the social diminution of the strategy. Moreover it was
determined that one of the most structural problems in the strategy was the
lack of sufficient regulation, the weak and ineffective governance mechanisms
represented by the Open Method of Coordination OMC which is a soft mode of
governance over a centralized supranational method that allowed Member States
to maintain their own structural arrangements and thus there were no
institutional leadership to monitor progress and stimulate engagement[6]. To
sum up, one can argue that even though Lisbon Treaty was not a huge success
because of the unsatisfactory growth, the still productivity and
competitiveness gap with US, the imbalance between economic efficiency and social
equality, unmeet employment targets; however, on the other hand, with
justification it cannot be denied that it was a success in its essence as a
long term encouraging policy learning, planning, analyzing, coordinating, and
also as a beneficial instrument in evolving economic reform and for that reason
EU members were inspired to continue the Lisbon-type reforms within the newly
adopted Europe 2020 strategy.

After a difficult start to the decade under the obscurity of the financial and economic crisis, Europe was ready to pursue and redress its development plans. On March 2010 the proposal of strategy Europe 2020 was introduced and discussed by the commission of European Council, and in June 2010 it was adopted. Coping with Lisbon flaws was one of the main priorities in constricting the framework of Europe 2020, the lack of coherence, well defined guidelines, governance, monitoring performance, sanctions, obligations, national policies changes, clear procedures and time management were all taking into considerations, it was determined to increase the strengths and decrease the weaknesses over the last decade along with building up the missing harmony. Strategy 2020 main aspiration was attempting to deliver high levels of productivity, employment, and social cohesion within the Member States, while making less impact on the natural environment, and dealing with the ongoing challenges of globalization, climate change, aging population, and the financial crisis. Thus the strategy primary anchor was to attain smart, sustainable, and inclusive growth in five thematic areas [16].

In addition to the quantitative evolvement of the old strategy by increasing objectives areas from two to five towards expansion interest in reducing poverty, climate change , and education, the EU commission also supported its five goals with embracing seven flagships initiative on: innovation union, youth, digital agenda for Europe, resource effectiveness, industrial policy for the globalization era, a protocol for a new skills and jobs, and the fight against poverty.

Coordinating the effort
of EU member states was a crucial element in the success of the Europe 2020
strategy. To ensure this, The EU targets were interpreted into national level
to reflect each member’s current situation and the level of aspirant they are
able to reach as a portion of the EU whole effort to deliver Europe 2020. Moreover,
the European Commission has also set up the European semester, an annual cycle
of economic policy coordination that aimed mainly to foster structural reform,
insure growth stability, and to prohibit excessive macroeconomic imbalances in
the EU. The cycle included an annual growth survey, mechanism reports,
publication of country reports, fact finding mission for the member states and
submission of the national reform programs, and council discussions on country
specific recommendations.

The European Commission
carried out a number of evaluation reports on the EU cohesion policy which
until 2010 concentrated on improving economic, social and environmental conditions
within the European Union. The evaluations concluded that it would be more
effective to focus on a few key priorities such as resources especially in the
more developed regions because it will allows not only the member states but
also the EU regions to build up a tangible impact through starting programs
that identify a fixed number of policy preferences with a clear comprehension to
how they will be achieved and how their achievement would contribute to the
economic, social and territorial development of the EU regions and Member
States[1]. At this point the importance of the Smart Specialization Strategies
(S3) principle got more recognized by the European Commission because it aims
to boost growth and jobs in Europe, by enabling each region to identify and
develop its own competitive advantages and to manage a priority-setting process
in line with national and regional innovation strategies[13]. The S3 principle
represents a productive example of interaction between science and policy and
was initially developed by the Expert Group ‘Knowledge for Growth’ in 2008
based on the innovation system research and theory applied at the level of
regional systems of innovation (RIS) to enhance and
incorporated regional economic transformation as a key principle of investment
in research and innovation in the overall framework of strategy Europe 2020.
The first progress into this direction was publishing the
“Guide on Research and Innovation Strategies for Smart Specialization” In May
2012 which contains basic terms and principles to be followed in designing the
smart specialization strategies. The next milestone was to work on the
Implementing of the S3 principle taking into considerations the necessity of
being pragmatic about it, namely building on policy-makers’ needs and on
field evidence; being useful, meaning to create a relevant supporting tool; And
being executive, by providing practical suggestions that can be immediately
applicable. The implementation of research and innovation strategies was
considered as an important step and key driver for the achievement of Europe
2020 strategy objectives by the EU policymakers from a regional perspective [7].

Since 2010, a fundamental
progress and conclusive growth has been made in many areas including climate
change through the increase in the use of renewable energy sources and the reduction
in greenhouse gas emissions, as well as in the sphere of education where the EU
is within reaching distance of their headline targets, but on the other hand the
progress is less promising in developments of R&D investment and poverty reduction.
The analysis in 2018 edition of ‘Smarter, greener, more inclusive?’ showed that
the EU’s employment goal can still be reached if the growth recorded over the
past few years continues. The highest employment rate since 2002 was recorded
in 2017 at 72.2% up from 71.1% in 2016 and in 2.8 percentage points from the
75% strategy target. This rate also exceeded most non-EU G20 economies in the
world in 2017, except from Japan and Australia. Regarding the employment group
ages, the highest rate was recorded for people between 30 to 54 while the rate
was lower for young people from 20-29. Group (aged 55 to 64) although their
employment rate has grown continuously over the last decade, but it has
remained low compared to younger age groups. Also from gender perspective, even
though the employment gap has narrowed for all age groups since 2002 and in
2017 was at 11.5 percentage points, however the women employments rate remains
lower than men[10].

Gross domestic
expenditure on research and development (R&D) as a percentage of GDP has
slightly progressed between 2008 and 2012, reach 2.04% in 2015 and has
stagnated around 2.03% of GDP since then. By 2016 the EU was with 0.97
percentage points below its target for 2020 and in order to deliver the 3% of
GDP final strategy goal a combined public and private R&D expenditure was
needed taking into considerations that business enterprise share of the R&D
performing sector in the EU account for 64.9% of total R&D expenditure
while The shares of ‘higher education’ and ‘government’ sectors contribute less
to the total R&D expenditure, at 23.0% and 11.2%, respectively.

The EU emissions of
greenhouse gases (GHG) had fallen to 22.4% By 2016, compared with 1990 levels which
indicate that the EU is expected not only to reach but also to exceed its target
of reduction GHG emissions to 20% by 2020[12]. The industrial sector share of
total emissions reduction was the largest in 2016 even though it was still
responsible of the most emissions in absolute terms over the time period
between all sectors. Moreover the EU’s GHG levels of emissions per capita were much
lower than the levels observed in major economies such as Australia, Canada and
the United States, in addition to a significant progresses regarding the
renewable energy was achieved especially in Transport and electricity sectors
by using the bio-fuel (Solid, liquid and gaseous) that provided the biggest
share of total renewable energy used in transportation, and for heating and
cooling in the EU, and hydropower which remains the dominate technology in
electricity sector; furthermore, the shares of solar and wind energy have
raised essentially in the last decade. The share of renewable energy in gross
final energy production was 17.0% by 2016 only 3.0 percentage points from the
Europe target of 20% by 2020 and relatively high Comparing to other emerging
and industrialized economies in the world. Also a visible progress was made
regarding the 20% energy efficiency objective. The EU had significantly reduced
primary energy consumption by 10% in 2016 less than in 2005 and globally only
Japan had better results than EU by consuming 18.4% less energy in the same
year[11].

One of the most important
headlines of Europe 2020 was focusing on education. This target included: 1)achieving
less than 10% of early school leavers between 18-24 year old especially for men
because they are more likely to leave education earlier than women adding that
early leavers face crucial problems in labor market and have big probabilities
to stay inactive or unemployed; 2) increase the share of 30-34 year old who
have completed tertiary education to 40%. Since 2008 the rate of early leavers
dropped from 14.7% to 10.6% by 2017 and the share of people with high education
improved reaching 39.9%, which indicate that Europe is steadily approaching its
educational target even though it still have a gap with some major economies
like USA, Canada, and Korea in that area[12].

The strategy Europe 2020
aims to reduce the number of People at risk of poverty or social exclusion by
20 million till 2020 through focusing on: 1) the three commune forms of
poverty: monetary poverty, very low work intensity, and severe material
deprivation; 2) and The most exposed groups to the all three dimensions of
poverty, in other words young people, unemployed and inactive persons, single
parents, people with low educational, foreign citizens born outside the EU, and
those residing in rural areas. The EU witnessed high growth of risk of poverty
in the in the last decade due to the delayed social effects of financial
crisis, namely almost every fourth person (23.5% of the population) in the EU
remained at risk in 2016, about 86.9 million people, representing 17.3% of the
total EU population, were at risk of monetary poverty while 39.1 million or
10.5% were affected by the second most common dimension of poverty the very low
work intensity, and 37.8 million people equaled 7.5% of the total population in
the EU were suffering from the third form of poverty or social exclusion severe
material deprivation leaving the EU behind the strategy target by 20.7 million
people. Thus, Significant additional efforts are necessary to close this gap by
2020 [12].

Economic growth, social
cohesion and environmental protection along with a systemic change in policy
agenda were the long-term objectives of strategy 2020 in which all the three above
mentioned spheres go hand in hand and are mutually reinforcing in regional and
state levels. The strategy 2020 delivered its targets in most areas especially
in reducing emissions of greenhouse gases (GHG) to 20% compared to 1990 levels
and increasing the share of renewable energy in
final energy consumption to 20%, also in education by decreasing school
drop-out rates to less than 10% and increasing the share of the population aged
30-34 having completed tertiary education to 40%, and in employment by increasing
the employment rate of the population aged 20-64 to 75%. However, much less
success was found in the other two objectives: risk of poverty with a gap of
20.7 million people from the target set and spending on R&D with 0.97
percentage points below its target for 2020, thus a significant efforts are
needed to close those gaps until the end of the strategy time period. Moreover,
on the international level the EU 2020 strategy plays an important role in
addressing the adopted 2030 Agenda by world leaders at the United Nations in
September 2015 for Sustainable Development «Transforming our world», the
agenda is a set of 17 guidelines with 169 associated goals on development and
thus sitting the EU on the right direction towards achieving a sustainable
future by shaping its internal and external policies, research and innovation
programs to balance a good standard of living for all Europeans, within the
limits of our planet.

References

1. Arnkil, R., Järvensivu
   V., et al. (2010). Exploring Quadruple Helix. Outlining user-oriented
   innovation models. Työraportteja 85/2010 Working Papers. Tampere, University of
   Tampere, Institute for Social Research, Work Research Centre. https://www.researchgate.net/publication/265065297_Exploring_the_Quadruple_Helix
2. Communication from the
   commission EUROPE 2020 A strategy for smart, sustainable and inclusive growth,
   Brussels, 3.3.2010.  https://ec.europa.eu/eu2020/pdf/COMPLET%20EN%20BARROSO%20%20%20007%20-%20Europe%202020%20-%20EN%20version.pdf
3. Eichengreen; O’Rourke
   (March 8, 2010). «A tale of two
   depressions: What do the new data tell us?».
   URL https://voxeu.org/article/tale-two-depressions-what-do-new-data-tell-us-february-2010-update
4. European Commission —
   Publications Office: Understand FP7. URL https://ec.europa.eu/research/fp7/pdf/fp7-inbrief_en.pdf
5. European Commission.
   2007b. Integrated Guidelines for Growth and Jobs (2008-2010).COM (2007) 803
   final. Brussels. 11 December 2007.
6.  European Commission. 2010d. Commission Staff
   Working Document. Lisbon Strategy Evaluation Document. SEC
   (2010) 114 final. Brussels. 2 February 2010.
7. Gianelle, C. and
   Kleibrink, A. (2015), “Monitoring Mechanisms for Smart Specialisation
   Strategies”: Joint Research Centre Technical Report, JRC 95458.
8. Global wealth report
   2018. file:///C:/Users/no3ma/Desktop/global-wealth-report-2018-en.pdf
9. Presidency Conclusions,
   Lisbon European Council 23/24 March 2000. http://www.europarl.europa.eu/summits/lis1_en.htm
10. Sustainable development
    in the European Union. A Statistical Glance from the viewpoint of the un
    sustainable development goals, 2016 edition.
11. Sustainable development
    in the European Union. A Statistical Glance from the viewpoint of the un
    sustainable development goals, 2018 edition.
12. The EU Open Data Portal. http://data.europa.eu/euodp/en/data.
13. The Europe 2020
    competitiveness report: Building a More Competitive Europe. Report World
    Economic Forum, Geneva (2012).
14. Višnja Samardžija Hrvoje
    Butković (2010) From the Lisbon strategy to Europe 2020. the National
    and University Library, Zagreb, number 749222.
15. Williams, Mark (April 12,
    2010). Uncontrolled Risk. McGraw-Hill Education. ISBN 978-0-07-163829-6.
16. Захарова Н.В.,
    Лабудин А.В. Малое и среднее предпринимательство в европейских странах:
    основные тенденции развития // Управленческое консультирование. 2017.
    №12 (108)–. С.64-77.

УДК
338.001.36

DOI 10.24411/2413-046Х-2020-10003

Направления и инструменты
государственного регулирования малого и среднего предпринимательства в
Краснодарском крае

Directions and instruments of state regulation of
small and medium-sized enterprises in the Krasnodar Territory

Скоморощенко
Анна Александровна, к.э.н., доцент кафедры экономики и
внешнеэкономической деятельности, Экономический факультет, Федеральное
государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования
«Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина»

Снимщикова
Ирина Викторовна, д.э.н., профессор кафедры
институциональной экономики и инвестиционного менеджмента, Экономический
факультет, Федеральное
государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования
«Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина»

Skomoroshchenko Аnna Alexandrovna, Cand. Econ. Sci., associate professor of economic and
foreign economic activity, Faculty of Economics, Federal
State Budgetary Educational Institution of Higher Education «Kuban State
Agrarian University named after I.T. Trubilin»

Snimshchikova Irina
Viktorovna, D.Phil. in Economics,
Professor Department of Institutional Economics and Investment Management,
Faculty of Economics, Federal State Budgetary
Educational Institution of Higher Education «Kuban State Agrarian University
named after I.T. Trubilin»

Аннотация.
Оценка развития предпринимательства показала, что отмечается сокращение
численности малых и средних предприятий, снижается число действующих
крестьянских (фермерских) хозяйств и индивидуальных предпринимателей ведущих
бизнес в Краснодарском крае. Определены приоритетные направления
государственной поддержки развития малого и среднего бизнеса и показаны ее
целевые ориентиры. Выявлены факторы сдерживающие развитие предпринимательства. В рамках реализации регионального проекта
«Популяризация предпринимательства» разработана программа образовательного
проекта «Старт в бизнес», направленная на популяризацию предпринимательства
среди школьников и молодежи, а также повышение занятости в малом и среднем
бизнесе.

Summary. Evaluation
of entrepreneurship development showed that there is a decrease in the number
of small and medium enterprises, a decrease in the number of existing peasant
(farmer) households and individual entrepreneurs doing business in the
Krasnodar Territory. Priority areas of state support for the development of
small and medium-sized businesses are identified and its targets are shown. The
factors restraining the development of entrepreneurship are identified. As part
of the implementation of the regional project «Promotion of Entrepreneurship»,
a program of the educational project «Start in Business» was developed, aimed
at promoting entrepreneurship among schoolchildren and young people, as well as
increasing employment in small and medium-sized businesses.

Ключевые слова: направления, инструменты, государственное
регулирование, малое предпринимательство, среднее предпринимательство,
развитие.

Keywords: directions,
tools, government regulation, small business, medium business, development.

Предпринимательство в развитии региона
играет ведущую роль, так как обеспечивает занятость, формирует уровень жизни
населения, участвует в обеспечении поступления налоговых платежей в рамках
формирования доходной части бюджетов различных уровней. Государственное
регулирование малого и среднего бизнеса в регионе должно быть направлено его на
поддержку посредством регулирования бизнес-процесса в экономике путем создания
благоприятной среды. В российских
регионах вопросы развития малого и среднего бизнеса постоянно возникают и
актуализируются. Это находит отражение в региональных программах направленных
на стимулирование развития предпринимательства.

Краснодарский
край является одной из наиболее благоприятных экономических платформ для
развития предпринимательства. Здесь сосредоточено большое количество малых  и средних 
предприятий. Рост предпринимательской активности показывает, что
бизнес-климат в регионе комфортный, компании успешны, они готовы развиваться, а
власть, в свою очередь, готова оказать им в этом поддержку. Администрация Краснодарского
края ведет работу по активизации предпринимательской деятельности. Центральную
роль в этом занимает популяризация образа бизнесмена. Субъекты малого и
среднего бизнеса играют ключевую роль в формировании бизнес-среды
Краснодарского края.

Объектом
исследования является малый и средний бизнес Краснодарского края.

Предмет
исследования – деятельность, направленная на
регулирование развития малого и среднего бизнеса государственными органными
власти.

Целью
исследования является изучение направлений и инструментов государственного
регулирования малого и среднего предпринимательства в Краснодарском крае. В
соответствии с поставленной целью в статье определен ряд задач, которые
заключаются в оценке деятельности субъектов малого и среднего бизнеса и
разработке рекомендаций по эффективному применению инструментов
государственного регулирования предпринимательской деятельности. 

В
процессе разработки направлений и инструментов государственного регулирования
деятельности малого и среднего бизнеса использовались аналитический,
сравнительный, статистический, логический, графический методы исследования.

Малое, среднее или крупное предпринимательство, имеет свои особенности, чем и отличаются друг от друга по объемам дохода, количеству работников, долей участия третьих лиц в уставном капитале. Малое и среднее предпринимательство является составной частью региональной экономики, которая выполняет определенную роль в ее развитии, обеспечивая экономических рост территории и определенный уровень занятости населения, участвуя в формировании средств бюджета [1]. Основные экономические показатели, отражающие развитие среднего предпринимательства Краснодарского края представлены в таблице 1 [2].

В
2018 г. отмечается снижение численности средних предприятий по сравнению с 2014
г. с 470 единиц до 416 единиц. Это вызвано кризисом в экономике 2014 г.,
связанным с санкционными ограничениями во внешнеэкономической деятельности. Выживаемость
предприятий среднего бизнеса показала, что их численность динамично сокращается
в связи с процедурами банкротства. Следовательно, в 2018 г. отмечается самая
низкая численность занятых в среднем бизнесе – 52,5 тыс. человек.

Среднемесячная
заработная плата работников занятых в организациях, относящихся к субъектам
среднего предпринимательства постоянно растет. Ее значение в 2014 г. составляет
25,2 тыс. руб., а в 2018 г. 30,1 тыс. руб., прирост составил 19,4%. Оборот
средних предприятий в 2018 г. составил 248,5 млрд руб. Самое низкое значение
данного показателя отмечается в 2014 г. – 204,8 млрд руб.  

Оценка развития малого бизнеса показана в таблице 2. Количество малых предприятий в Краснодарском крае за пять лет увеличилось на 26% и в  2018 г. составило 79164 единиц. Самое большое их число, включая микро- предприятия отмечалось в 2016 г.

Активная государственная политика поддержки субъектов малого бизнеса привела к росту числа малых предприятий и работников, занятых в малом бизнесе. В 2018 г. зафиксирована самая большая численность занятых, которая составила 354,7 тыс. человек [2]. Наибольшая численность внешних совместителей, привлеченная в малый бизнес, была отмечена в 2017 г. – 25,8 тыс. человек, а работников, выполнявших работы по договорам гражданско-правового характера в 2014 г. – 12,9 тыс. человек. Оценка структуры занятых показала, что в малом бизнесе трудоустроено в 7 раз больше работников, чем на средних предприятиях. Но, среднемесячная начисленная заработная плата работников гораздо ниже, чем у занятых на предприятиях среднего бизнеса и составляет в отчетном году – 23,2 тыс. руб., что  более чем на 10 тыс. руб. ниже среднекраевого значения. Самая высокая сумма дохода была получена в 2017 г. и составила 1790,4 млрд руб. Оборот малых предприятий  значительно превышает оборот предприятий среднего бизнеса [2]. Оценивая инвестиционную активность субъектов малого и  среднего бизнеса, следует сказать, что отмечается динамичный рост инвестиционных вложений в основной капитал предприятиями, относящимися к среднему бизнесу (рисунок 1). 

За
пять лет сумма инвестиций выросла на 7,4%., но тем не менее, малый бизнес
привлекает гораздо больше инвестиций в основной капитал, чем субъекты среднего
бизнеса.

Кроме
малых и средних предприятий предпринимательскую деятельность ведут крестьянские (фермерские) хозяйства
и индивидуальные предприниматели. За пять лет численность крестьянских
(фермерских) хозяйств стремительно сокращается. В 2014 г.  работало 819 хозяйств, а в 2018 г. их число
составило 394 единицы. Но при этом отмечается рост посевных площадей на 142
тыс. га за пять лет [2]. Часть крестьянских (фермерских) хозяйств не выдерживая
конкуренции – банкротятся, а наиболее экономически устойчивые хозяйства
расширяют масштабы бизнеса. Объемы произведенной крестьянскими (фермерскими)
хозяйствами сельскохозяйственной продукции и продовольствия постоянно
увеличивается и в отчетном году составляет 72361 млн руб., что на 28264 млн
руб. превышает показатель базисного года.

Оценивая показатели численности фактически действующих индивидуальных
предпринимателей, отмечается снижение на 11 тыс. предпринимателей в 2018 г. по
сравнению с 2014 г. Положительным моментом в их деятельности является рост
выручки на 68,3% или 267,4 млрд руб. [2].

Рассматривая
результат деятельности субъектов малого и среднего бизнеса в Краснодарском
крае, следует отметить, что самая высокая совокупная  выручка была получена малыми предприятиями, а
самая низкая крестьянскими (фермерскими) хозяйствами. 

Формирование и
функционирование системы государственной поддержки малого и среднего
предпринимательства в Краснодарском крае происходит в процессе решения
определенных задач, которые ставят перед собой государственные органы власти [3]. Следует
выделить функции государственных органов власти, которые осуществляются в
рамках государственной поддержки малого и среднего предпринимательства:

• государство выступает в качестве властной структуры, которая формирует специальные условия функционирования субъектов малого и среднего бизнеса в рыночной среде и разрабатывает нормативно-правовые акты;
• государство владеет имуществом и распоряжается им. По мере необходимости предоставляет его субъектам малого и среднего бизнеса во временное использование;
• государство занимается экономическим регулированием и стимулированием рыночных процессов.

В
нормативно-правовых документах Краснодарского края государственная поддержка
малого и среднего предпринимательства ведется по следующим направлениям:

• обеспечение институциональных основ для ведения бизнеса;
• осуществление управленческой научно-методической поддержки;
• доступность правового обеспечения и защиты малого и среднего бизнеса, которая отражена в законодательствах о ведении бизнеса и содержится в Налоговом кодексе, антимонопольном законодательстве, в нормативно-правовых актах о статусе и льготах для микро- и малых предприятий;
• выполнение условий финансово-кредитной поддержки малого и среднего предпринимательства;
• реализация налоговой политики;
• контроль соблюдения антимонопольного законодательства.

Объемы бюджетного финансирования на
поддержку малого и среднего бизнеса Краснодарского края показаны в таблице 3.

В рамках реализации подпрограммы «Государственная поддержка малого и среднего предпринимательства в Краснодарском крае на 2014−2018 годы» было запланировано и исполнено финансирование из средств федерального, регионального и муниципального бюджетов [3]. Выделенные бюджетные средства освоены полностью. Но отмечается не выполнение целевых индикаторов (мероприятий) подпрограммы.

Субъекты малого
и среднего бизнеса могут оформить льготные займы в краевом фонде микрофинансирования, а также
поручительства для получения более крупных кредитов в коммерческих банках,
воспользоваться консультационными услугами по различным вопросам или получить
рабочее место на бесплатной основе.

Для реализации
целей Национального проекта «Малое и среднее предпринимательство и
поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы» разработаны
пять региональных проектов. В числе значимых мер поддержки – упрощение доступа
малого бизнеса к льготному финансированию и увеличение объема льготной
финансовой поддержки. В 2019 году краевой фонд микрофинансирования планирует
предоставить более миллиарда льготных микрозаймов, объем действующих
поручительств должен составить порядка 1,2 миллиарда рублей, а сумма кредитов,
обеспеченных поручительствами – 2,2 миллиарда [3]. Региональные программы Краснодарского края
предусматривают реализацию пяти проектов: «Улучшение условий ведения
предпринимательской деятельности», «Расширение доступа субъектов малого и
среднего бизнеса к финансовым ресурсам, в том числе к льготному
финансированию», «Акселерация субъектов малого и среднего предпринимательства»,
«Создание системы поддержки фермеров и развитие сельской кооперации», «Популяризация
предпринимательства». Региональные проекты реализуются в 2019-2024 гг. и имеет четко
поставленные цели. Реализация
мероприятий перечисленных региональных проектов будет способствовать дальнейшей
положительной динамике развития малого и среднего бизнеса в крае. В
Краснодарском крае активно развивается школа молодого предпринимателя. В этом
году планируется обучить основам ведения бизнеса не менее 10 тысяч человек. Ключевыми параметрами программы
государственной поддержки развития малого и среднего бизнеса должны быть
следующие направления [4]:

1) законодательная и
нормативно-правовая поддержка развития малого и среднего предпринимательства;

2) развитие инфраструктуры,
обеспечивающей реализацию инновационного потенциала в предпринимательской среде
и вовлечение субъектов малого бизнеса в инновационный процесс;

3) разработка системы финансовой поддержки субъектов малого предпринимательства на начальном этапе развития бизнеса;

4) обеспечение доступа субъектов малого предпринимательства к использованию прогрессивных финансовых и бизнес-технологий;

5) обеспечение использования в бизнес-процессах современных информационных и образовательных технологий;

6) разработка мер поддержки малого и среднего предпринимательства в отраслях специализации (отрасль сельского хозяйства, отрасль туристских услуг);

7) разработка системы социальной защиты и охраны труда в сфере малого и среднего предпринимательства;

8) помощь во взаимодействии отечественного и зарубежного бизнеса;

10) функционирование в бизнес-среде системы информационной коммуникации.

В
рамках создания эффективной системы поддержки фермеров и развития сельской
кооперации предполагается обеспечить привлечение в этот бизнес новых субъектов
хозяйствования [5].

Администрация
Краснодарского края прикладывает большие усилия по увеличению числа
предпринимателей. Создаются новые формы поддержки, сотрудничества, внедряются
налоговые льготы и т.д. Центральную роль в этом занимает популяризации образа
бизнесмена как отдельное направление по развитию предпринимательства [6].

Цель государственной поддержки
малого и среднего предпринимательства на современном этапе развития
бизнес-среды в Краснодарском крае заключается в решении ряда задач, стоящих
перед государственными органами власти, среди которых выделяются приоритетные:

• обеспечение роста бизнеса в рамах регионального проекта  «Акселерация субъектов малого и среднего предпринимательства»;
• проведение мер по оптимизации налоговой нагрузки, снижению административного давления на малое и среднее предпринимательство, обеспечение защиты прав собственности и легализация бизнеса;
• обеспечение развития здоровой конкуренции на потребительском рынке для субъектов малого и среднего бизнеса;
• содействие в развитии эффективных форм взаимодействия субъектов малого, среднего бизнеса и государственных органов власти на условиях государственно-частного партнерства;
• развитие различны форм финансовой поддержки в сфере малого и среднего бизнеса: микрозаймы, авансирование сделок, бизнеса, финансовые поручительства;
• адаптация системы высшего образования и обучения основам бизнеса к потребности предпринимательской среды;
• выполнение мониторинга с целью информационного контроля развития малого и среднего предпринимательства;
• обеспечение эффективной системы коммуникаций в бизнес-среде;
• стимулирование вовлеченности незанятого и неформально занятого населения в малый бизнес;
• развитие системы государственно-частного партнерства в ведущих отраслях экономики: сельском хозяйстве, туристской отрасли;
• обеспечение роста бизнеса индивидуальных предпринимателей с целью становления юридических лиц (создание организаций);
• стимулирование роста занятости в сфере малого и среднего бизнеса;
• обеспечение мер по противодействию коррупции в бизнес-среде.

Таким образом, выявлены факторы, в
процессе анализа бизнесструктур, сдерживающие развитие малого и среднего
предпринимательства в Краснодарском крае:

• отсутствие налоговых каникул, для начинающих предпринимателей начиная с 2018 г.;
• слабо развитые механизмы финансово-кредитной страховой поддержки малого и среднего предпринимательства с целью снижения рисков ведения бизнеса;
• отсутствие системы кредитной потребительской кооперации с целью самофинансирования предпринимательской деятельности;
• ограничение доступа субъектов малого и среднего бизнеса к производственным мощностям реструктуризируемых организаций;
• отсутствие защищенности и безопасности ведения малого и среднего предпринимательства;
• административные барьеры в развитии малого и среднего бизнеса.

Развитие
малого и среднего бизнеса определило проблемы организационно-финансового
характера:

• недостаток оборотных средств для наращивания объемов бизнеса;
• низкая ликвидность активов предприятий ограничивает возможность их кредитования;
• рост цен на энергоносители и сырье;
• высокая стоимость аренды на коммерческую недвижимость;
• усиление конкуренции со стороны крупного бизнеса.

В рамках регионального проекта «Популяризация предпринимательства»
и дополнительного программного обеспечения функционирования молодежного
предпринимательства предлагается обеспечить
обучение молодежи основам организации и ведения 
предпринимательской деятельности, способствовать созданию условий для
повышения профессионализма уровня и знаний.

Для
эффективного функционирования бизнеса следует сформировать конкурентную среду,
как платформу для развития молодежного предпринимательства. В целях обеспечения
координационного процесса в предпринимательской деятельности среди молодежи, а
так же защиты их имущественных интересов обосновывается необходимость разработки
и реализации обучающей программы «Старт в бизнес» (таблица 4).

Программа должна быть доступна для целевой аудитории от 14 до 30 лет на территории всех муниципальных образований Краснодарского края в рамках реализации регионального проекта «Популяризация предпринимательства». Образовательный проект «Старт в бизнес», обеспечит решение некоторых организационно-экономических проблем, сдерживающих популяризацию малого бизнеса в Краснодарском крае. В таблице 4 представлен бюджет данного образовательного проекта сроком на пять лет реализации национального проекта с 2020 по 2024 гг. составит 20,9 млн руб., а количество обученной молодежи – 56 тыс. человек. 

Таким образом, несмотря на то, что Краснодарский край
является регионом с благоприятной предпринимательской средой, число субъектов
малого и среднего бизнеса снижается. Отмечается сокращение числа занятых в
данных видах бизнеса. Имеются проблемы с кредитной доступностью в силу низкой
ликвидности и финансовой устойчивости субъектов малого и среднего бизнеса. В результате реализации образовательной программы
«Старт в бизнес» конечные результаты  будут
выражаться в поэтапном изменении некоторых индикаторов: уровня жизни населения;
качества бизнес-среды; увеличении доли в валовом региональном
продукте Краснодарского края субъектов малого и среднего предпринимательства; росте налоговых
поступлений в консолидированный бюджет Краснодарского края обеспечиваемых
субъектами малого бизнеса; росте бюджетного эффекта; увеличении размера
заработной платы, занятых в малом  и
среднем бизнесе, будет составлять не ниже, чем  средний размер заработной платы в
Краснодарском крае.

Список литературы

1.  Белкина Е.Н. Разработка модели предпринимательского дохода субъектов аграрного бизнеса / Е.Н. Белкина, А.А. Скоморощенко // Вестник Университета (Государственный университет управления). – М.: ГУУ, 2009. – №20. – С. 158-161.
2.  Малое и среднее предпринимательство Краснодарского края: Статистический сборник. – Краснодар: Краснодарстат, 2018. – 145 с.
3.  Официальный сайт малого и среднего предпринимательства Краснодарского края // Режим доступа: http://www.mbkuban.ru/news/2708/.
4.  Проблемы и перспективы развития малого бизнеса в Краснодарском крае. Кучеренко В. В., Скоморощенко А. А. В сборнике: Проблемы и перспективы развития экономических систем в исследованиях студентов и молодых ученых. Материалы международной научно-практической конференции, пос. Персиановский, — 2013. — С. 63-67.
5.  Точки роста региональной экономики: инструменты и методы: монография / А.Т. Айдинова, Э.В. Эрдниева, С.В. Немысов, Н.А. Биктубаева, Д.Б. Энердженова и др. – Ставрополь: Издательскоинформационный центр «Фабула». 2017. – 164 с.
6.  Толмачев А.В. Повышение роли регионального малого хозяйствования АПК в импортозамещении / А.В. Толмачев, Е.В. Гришин, Г.О. Искандарян // Прикладные научные исследования: Экономика и инновационные технологии управления: монография. – М., 2017. – С. 179-201.

УДК 336.14:334.724.2

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10306

ОЦЕНКА
ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ОМСКОЙ ОБЛАСТИ В
КОНТЕКСТЕ ВНЕДРЕНИЯ БЮДЖЕТИРОВАНИЯ

EVALUATION ECONOMIC CONDITION OF AGRICULTURAL ORGANIZATIONS OF OMSK REGION IN THE CONTEXT OF IMPLEMENTATION OF BUDGETING

Шумакова Оксана Викторона, доктор экономических наук, профессор, ректор, Омский государственный аграрный университет, г. Омск

Блинов
Олег Анатольевич, кандидат экономических наук, доцент, заведующий кафедрой, Омский
государственный аграрный университет, г. Омск

Баетова Динар Рахметуловна, кандидат педагогических
наук, доцент, Омский государственный аграрный университет, г. Омск

Shumakova O.V., ov.shumakova@omgau.org

Blinov O.A., oa.blinov@omgau.org

Baetova D.R., dr.baetova@omgau.org

Аннотация: В
статье рассматривается экономическое состояние сельскохозяйственных организаций
Омской области, которое, с одной стороны, обуславливает необходимость внедрения
бюджетирования в исследуемых организациях, с другой стороны, обуславливает
различие в системе бюджетов. Исследование проводилось по 280
сельскохозяйственным организациям Омской области с использованием опросных
листов и бухгалтерской статистической отчетности за 2015-2017 года. Анализ
активов, финансовых результатов, финансовой устойчивости и инвестиционного
потенциала исследуемых организаций позволил провести разделение исследуемой
выборки организаций на 6 базовых групп для каждой из которых разработана
рекомендуемая система бюджетов.

Summary: The article considers the economic condition of agricultural
organizations in the Omsk region, which, on the one hand, necessitates the
introduction of budgeting in the organizations under study, and on the other
hand, makes a difference in the budget system. The study was conducted on 280
agricultural organizations of the Omsk
region using questionnaires and statistical accounting reports for 2015-2017.
The analysis of assets, financial results, financial stability and investment
potential of the studied organizations allowed us to divide the studied sample
of organizations into 6 base groups for each of which a recommended budget
system was developed.

Ключевые слова: бюджетирование,
сельскохозяйственные организации, финансовая устойчивость, финансовые
результаты.

Keywords: budgeting,
agricultural organizations, financial stability, financial results.

Введение. В ситуации экономической
неопределенности прогнозирование будущего, возможных условий
предпринимательской деятельности на основе опережающего планирования с помощью
системы бюджетирования является одним из вариантом финансового менеджмента и
достижения плановых показателей деятельности организации [1]. Имея общую
методологическую базу, систему бюджетирования возможно адаптировать под
состояние и возможности каждой компании в соответствии с целями и задачами, как
текущими, так и перспективными [2]. При этом экономическое состояние, масштабы
деятельности сельскохозяйственных организаций характеризуется значительным
различием, как внутри одного региона, так и между регионами, что обусловлено
природно-климатическими особенностями, а также особенностями сельского
хозяйства как отрасли. Уровень экономического состояния сельскохозяйственных
организаций обуславливает особенности внедрения системы бюджетирования в
организации: структуру бюджетов, количество центров финансовой ответственности,
период внедрения системы бюджетирования и т.д. [3] В связи с этим целью
является исследование экономического состояния сельскохозяйственных организаций
Омской области для дальнейшей группировки сельскохозяйственных организаций и
выявления особенностей внедрения бюджетирования.

Методы и методология
проведения исследования. Для исследования экономического состояния
сельскохозяйственных организаций Омской области анализировались такие
показатели как активы, финансовые результаты, показатели
финансовой устойчивости, инвестиционного потенциала. Кроме того, необходимо
было также провести анализ структуры производимой и реализуемой продукции. В
ходе анализа отдельных показателей использовался горизонтальный и вертикальный
анализ, табличный и графический методы. При анализе финансовой устойчивости
использовалась методика А.Д.Шеремета, Р.С. Сайфулина.

В исследовании приняли участие 280 сельскохозяйственных организаций Омской
области различных организационно-правовых форм: общества с ограниченной ответственностью,
акционерные общества и сельскохозяйственные производственные кооперативы.

Ход исследования: Для реализации задач исследования, на
первом его этапе был разработан опросный лист для проведения мониторинга
экономического состояния сельскохозяйственных организаций Омской области.
Опросный лист включает вопросы, предназначенные как для руководителя
организации, так и для руководителей финансово-экономических служб. Затем
совместно с Министерством сельского хозяйства и продовольствия Омской области
был определен перечень из 280 сельскохозяйственных организаций, подлежащих
исследованию. По указанным сельскохозяйственным организациям была собрана
информация по материалам опросных листов, а также бухгалтерской статистической
отчетности. Кроме этого информация уточнялась и дополнялась путем проведения
видео-конференцсвязи со специалистами финансово-экономических служб, их
телефонного опроса, а также выезда непосредственно в сельскохозяйственные
организации области.

Результаты и обсуждение. По
итогам изучения показателей активной части баланса и состава основных средств
сельскохозяйственных организаций Омской области необходимость внедрения системы
бюджетирования обуславливается следующими особенностями:

• высокий
  уровень дебиторской задолженности (только 7% предприятий не имеет дебиторской
  задолженности, 87,6% предприятий имеют дебиторскую задолженность до 100 млн
  руб);
• разнородные
  по своему составу и сроку эксплуатации основные средства (17,8 % машин и
  оборудования приходится на транспортные средства, у 3% организаций стоимость
  основных средств равна «0», в группу с наибольшей стоимостью основных средств
  вошли крупные сельскохозяйственные комплексы, располагающие мощной материальной
  базой стоимостью более 1 млрд  руб.:  ООО РУСКОМ-Агро Кормиловского района, ОАО
  Омский бекон Омского района, ООО СИБАГРОХОЛДИНГ Омского района, OOO Морозовская
  птицефабрика Омского района) .
• увеличение
  запасов на 27,5% (против сокращения совокупной прибыли на 25%, что
  обуславливает необходимость совершенствования управления запасами, в т.ч.
  посредством вне6дрения системы бюджетирования);
• недостаточный       объем денежных средств на фоне роста
  объема запасов, что обуславливает необходимость ведения бюджета денежных
  средств.

Также в активной части баланса были проанализированы показатели численности и состава поголовья сельскохозяйственных животных сельскохозяйственных организаций Омской области. (таблица 1). Очевидно, что долю продуктивного скота имеют предприятия, которые либо совмещают растениеводство с животноводством, либо специализируются исключительно на животноводстве. Это обуславливает необходимость внедрения в системе бюджетирования отдельных центров финансовой ответственности.

• продукция
  мукомольно-крупяного производства – 24 предприятия (8,6% опрошенных), в том
  числе:

1. мука пшеничная (сорта «Экстра», крупчатка, хлебопекарная высшего сорта) – 6 предприятий (2,1% опрошенных),
2. мука пшеничная прочая, мука пшенично-ржаная – 6 предприятий (2,1% опрошенных),
3. крупа из прочих зерновых культур – 1 предприятие (СПК Славянин) (0,4% опрошенных),
4. прочая продукция мукомольно-крупяного производства (крупа, мука грубого помола, гранулы и прочие продукты из зерновых культур) – 22 предприятия (7,9% опрошенных),
5. корма готовые для сельскохозяйственных животных и птицы (кормовые материалы масложировой промышленности, продукты кормовые крахмалопаточного производства, корма растительные) – 5 предприятий (1,8% опрошенных),
6. комбинированные корма (комбикорма) – 6 предприятий (2,1% опрошенных);

• производство
  масел растительных – 3 предприятия Павлоградского, Русско-Полянского, Азовского
  муниципального районов;
• овощи
  и фрукты переработанные (замороженные, сушеные, расфасованные в пакеты) – 1
  предприятие (СПК Плодопитомник Черлакский) (0,4% опрошенных),
• прочая
  продукция первичной переработки (растениеводство) – 1 предприятие (АО Знамя)
  (0,4% опрошенных).

Первичной переработкой
продукции животноводства занимаются 75 предприятий (26,8% опрошенных), в том
числе:

• молоко
  питьевое пастеризованное – 0 предприятий (0% опрошенных),
• производство
  мяса сельскохозяйственных животных парного, остывшего, охлажденного или
  замороженного и прочих продуктов убоя – 73 предприятия (26,1% опрошенных), в
  том числе:

1.  мясо крупного рогатого скота (говядина) парное, охлажденное, замороженное – 64 предприятия (22,9% опрошенных);
2.  свинина парная, охлажденная, замороженная – 7 предприятий (2,5% опрошенных);
3. баранина и козлятина парная, охлажденная, замороженная – 2 предприятия (ООО Племзавод Овцевод, ООО Первый Шаг) (0,7% опрошенных);
4. мясо сельскохозяйственной птицы свежее, охлажденное, замороженное – 3 предприятия (1,1% опрошенных);
5. прочее мясо и пищевые субпродукты сельскохозяйственных животных и птицы парные, охлажденные, замороженные – 28 предприятий (10% опрошенных);

• прочая
  продукция первичной переработки животноводства – 12 предприятий (4,3%
  опрошенных).

Производят продукцию промышленной переработки 21 предприятие (7,5% опрошенных). Таким образом, построение системы бюджетирования в сельскохозяйственных организациях должно проходить с учетом производимой продукции. По результатам проведенного анализа в 2017 году 32,38% сельскохозяйственных предприятий Омской области относились к абсолютному типу финансовой устойчивости, темп прироста составил 7,06% (таблица 2). Таким образом, 91 предприятие формирует свои запасы за счет собственного оборотного капитала, они не испытывают необходимости привлечения заемных ресурсов для ведения текущей деятельности, а только для инвестиционной.

Постоянна по объему, но не по составу, четвертая группа предприятий с кризисной финансовой устойчивостью. Доля этой группы предприятий максимальна в течение всего анализируемого периода (38%). Для них характерен недостаток собственного и заемного капитала для формирования запасов. Однако необходимо отметить, что анализируемая отчетность сформирована по состоянию на конец года, при этом существуют сельскохозяйственные предприятия, откладывающие реализацию готовой продукции на весенний период, т.е. размер запасов временно имеют завышенное значение. По этой причине необходимо рассмотреть количество предприятий с отрицательным собственным оборотным капиталом, а это 96 предприятий из кризисной группы. Однако из 96 предприятий 16 предприятий имеют отрицательное значение собственного капитала, при этом их количество увеличилось на 3 ед. или на 23%. 80 предприятий, относящихся в 2017 году к кризисному типу финансовой устойчивости, обладают собственным капиталом, вследствие чего возможно наличие ресурсов улучшения финансовой устойчивости. У 16 же предприятий убытки привели к отрицательному значению собственного капитала, вследствие чего для выявления ресурсов антикризисных мер необходим анализ и планирование движения денежных средств.

По данным, представленным в таблице 3, 53,28% предприятий растениеводства характеризуются кризисной финансовой устойчивостью, практически все они с отрицательным значением собственного оборотного капитала. Доля предприятий с абсолютной финансовой устойчивостью меньше, чем в общей совокупности предприятий, и составила от 25,2% до 27,42%.

Согласно данным таблицы 4, общая тенденция преобладания кризисной и абсолютной финансовой устойчивости сохраняется в совокупности предприятий, специализирующихся на животноводстве, однако в отличие от предприятий растениеводства, в данном случае преобладает группа с абсолютной финансовой устойчивостью. Её доля достигает 44,44% в 2017 г. Доля предприятий с кризисной финансовой устойчивостью — 33,33%. При этом группа полностью состоит из предприятий с отрицательным значением собственного оборотного капитала.

Как демонстрируют данные
таблицы 5, наилучшая ситуация по структуре по типам финансовой устойчивости
наблюдается по совокупности предприятий со смешанным производством. Доля
предприятий с абсолютной финансовой устойчивостью преобладает в течение всего
анализируемого периода, при этом доля предприятий с кризисной финансовой
устойчивостью соизмерима с долей предприятий неустойчивого типа финансовой
устойчивости. Кроме этого, в группе с кризисной финансовой устойчивостью
присутствуют предприятия с положительным значением собственного оборотного
капитала.

Таким образом,
необходимость внедрения бюджетирования сельскохозяйственных предприятий Омской
области обусловлена следующими аспектами. Заемный капитал используется 67,22%
сельскохозяйственными организациями Омской области, на привлечение которого
необходим временной промежуток. По этой причине данные предприятия должны
заранее планировать свои расходы по финансированию текущей деятельности,
учитывая при этом вероятность их увеличения. За анализируемый период изменялась
финансовая устойчивость 32,38% предприятий, при этом в 14,59% предприятиях она
ухудшилась. Данные предприятия обладают пограничными значениями финансовой
устойчивости. Для того чтобы осуществлять текущую деятельность, не испытывая
финансовых затруднений, также необходимо осуществлять финансовое планирование
(бюджетирование). По отраслевой принадлежности наихудшая структура по типам
финансовой устойчивости характерна для совокупности сельскохозяйственных
предприятий Омской области, специализирующихся на растениеводстве.
Бюджетирование для этих предприятий наиболее актуально в связи с особенностями
финансового цикла (наибольший объем финансовых ресурсов для финансирования
текущей деятельности необходим в осенний и весенний периоды, что не совпадает с
периодами притока денежных средств). Финансовый леверидж 22% предприятий свыше
1, в связи с чем обслуживание заемного капитала этих предприятий требует
повышенного внимания, которое может реализовываться посредством ведения бюджета
движения денежных средств. Относительные коэффициенты финансовой устойчивости
подтверждают ситуацию по типам финансовой устойчивости и показывают, что только
для 17 предприятий не возникает вопрос заемного финансирования оборотных
активов.  Для остальных же сельскохозяйственных
предприятий Омской области вопросы привлечения заемного капитала актуальны, что
требует рассмотрения вопроса возможности его погашения при сохранении
максимально возможной выручки от реализации готовой продукции.

По итогам изучения
финансового инвестиционного потенциала сельскохозяйственных организаций Омской
области у 16,7% (47 ед.) сельскохозяйственных товаропроизводителей финансовый
инвестиционный потенциал. Из анализируемых предприятий 58,7 % для расширения
производства необходимо привлекать инвесторов, так как собственных средств для
расширенного воспроизводства у них не достаточно. Для расширения масштабов
производства и реализации новых инвестиционных проектов 14,6 % предприятий
выборки могут использовать как собственные средства, так и привлекать инвесторов.
И только 7,1% сельскохозяйственных предприятий области располагают достаточным
финансовым инвестиционным потенциалом для ведения производственной деятельности
в расширенных масштабах.

Группировка
сельскохозяйственных организаций (СХО) для выявления особенностей
бюджетирования осуществлялась с учетом наличия центров финансовой
ответственности как структурных подразделений и центров финансовой
ответственности как видов деятельности.

Так как в подавляющем
большинстве сельскохозяйственных организаций центр формирования прибыли – это
одно структурное подразделение (отдел сбыта) или один сотрудник (отвечающий за
реализацию продукции) [5], [6], то данный центр:

1) присутствует во всех
сельскохозяйственных организациях;

2) является единственным
в организации.

С учетом описанных
результатов вся совокупность анализируемых сельскохозяйственных организаций
была разделена на типы в соответствии с базовыми подходами к этапам, затратам
труда на внедрение и дальнейшую эксплуатацию рекомендуемых систем
бюджетирования, параметров оценки эффективности внедрения этих систем в
сельскохозяйственных организациях. Всего был выделен 21 тип
сельскохозяйственных организаций, при этом в качестве базовых определены 6
типов (групп предприятий), представленных ниже.

1 группа – 99 предприятий
– ЦФО Растениеводство производство,

2 группа – 33 предприятия
– ЦФО Растениеводство производство + ЦФО Животноводство производство,

3 группа – 18 предприятия
– ЦФО Растениеводство производство + ЦФО Животноводство производство + ЦФО, не
связанные с с.-х. производством,

4 группа – 17 предприятия
– ЦФО Растениеводство производство + ЦФО Животноводство производство + ЦФО
Животноводство переработка,

5 группа – 19 предприятия
– ЦФО Растениеводство производство + ЦФО Животноводство производство + ЦФО Животноводство
переработка + ЦФО, не связанные с с.-х. производством,

6 группа – 21 предприятие
– ЦФО Растениеводство производство + ЦФО Животноводство производство + ЦФО
Животноводство переработка + ЦФО Растениеводство переработка + ЦФО, не
связанные с с.-х. производством.

Таким образом,
предложенный критерий типизации позволяет сформировать финансовую структуру по
каждой группе сельскохозяйственных предприятий. При этом выделенные центры
финансовой ответственности рассматриваются в качестве центров прибыли, что
позволяет контролировать доходы и расходы в рамках бюджета как отдельных ЦФО,
так и предприятия в целом. Каждой выделенной группе предприятий соответствует
своя система бюджетов, что обусловлено уникальным сочетанием центров финансовой
ответственности. В ходе проводимого исследования была разработана система
бюджетов для сельскохозяйственных организаций Омской области.

Область
применения полученных результатов. Полученные в ходе
исследования результаты могут быть использованы сельскохозяйственными организациями
Омской области при внедрении бюджетирования, при совершенствовании финансового
менеджмента на предприятии. Государственными органами власти Омской области
полученные результаты могут использоваться в качестве рекомендаций для
сельскохозяйственных организаций области. Обучающимися образовательных
учреждений по направлениям подготовки 38.03.01 Экономика полученные результаты
могут использоваться при рассмотрении вопросов бюджетирования.

Заключение.
В ходе проведенного исследования было проведено исследование экономического
состояния сельскохозяйственных организаций Омской области и их группировка для
формирования системы бюджетов для каждой группы. Характеристика экономического
состояния и выявление необходимости и особенностей внедрения бюджетирования
проводилось по активам предприятий, по финансовым результатам и особенностям их
учета, финансовой устойчивости и инвестиционному потенциалу исследуемых
предприятий. По результатам анализа экономического состояния было выделено 6
базовых групп сельскохозяйственных организаций, для каждой из которых
сформированы рекомендуемая система бюджетов.

Литература

1. Вохминцева
   А.А. К вопросу о сущности бюджетирования и построении эффективной системы
   бюджетирования на предприятии// Актуальные проблемы экономики и управления в
   XXI веке: сборник научных статей V Международной научно-практической
   конференции. -Новокузнецк: Сибирский государственный индустриальный
   университет, 2019 – с 13-17
2. Родина
   Е. Е., Петрякова Ю. И. Бюджетирование в системе контроллинга// Московский экономический
   журнал  — 2017 — №4 – с.77
3. Домащенко
   Г.А., Самохина Н.А. Формирование системы бюджетирования экономических
   субъектов: монография – Омск: ООО «Полиграфический центр КАН» , 2017 – 124 с.
4. Голова
   Е.Е., Гончаренко Л.Н. Совершенствование механизма формирования и распределения
   затрат на предприятии молочной промышленности// Фундаментальные
   исследования  — 2018 — №8 – с.37-41
5. Алиев
   О.М Современные проблемы и тенденции развития бюджетирования в регионе (на
   примере республики Дагестан) // Международный журнал прикладных и
   фундаментальных исследований – 2016 — №10-4 – с. 619-622
6. Волошина
   В.С. Роль бюджетирования в управлении коммерческо – сбытовой деятельностью
   аграрных формирований// Учет, налогообложение, экономика и финансы: современное
   состояние и актуальные проблемы: материалы Всероссийской научно-практической
   конференции.- Краснодар: Издательство: ФГБУ «Российское энергетическое
   агентство» Минэнерго России Краснодарский ЦНТИ- Филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго
   России, 2019 г
   – с. 36-41
7. Блинов
   О.А., Безверхая Е.А. Проблемы постановки бюджетирования в сельскохозяйственных
   организациях // Омский научный вестник. 2012. –№ 5 (112). – С. 73-76.
8. Днищева
   О.М., Новиков Ю.И., Блинов О.А. Учет и анализ финансовых результатов в ФГУП
   «Боевое» Россельхозакадемии // Сибирская деревня: история,
   современное состояние, перспективы развития: Материалы Х Международной
   научно-практической конференции, посвященной 60-летию освоения целинных и
   залежных земель. В 3-х частях. Под редакцией Т.Н. Золотовой, В.В. Слабодцкого,
   Н.А. Томилова, Н.К. Чернявской. – 2014. – С. 177-182.

УДК
336.74

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10305

АГЕНТ-ОРИЕНТИРОВАННОЕ
МОДЕЛИРОВАНИЕ ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНОЙ ПОЛИТИКИ В УСЛОВИЯХ ОБРАЩЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ
ЦИФРОВОЙ ВАЛЮТЫ

AGENT-BASED MODELING OF MONETARY POLICY UNDER THE CIRCULATION OF CENTRAL BANK DIGITAL CURRENCY

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-010-01014 «Денежно-кредитная политика в условиях обращения национальной цифровой валюты»

Леонов Михаил Витальевич, кандидат экономических наук, доцент, Ижевский государственный технический университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Земцова Надежда Владиславна, кандидат
экономических наук, доцент, Ижевский государственный технический
университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Глухова
Мария Николаевна,
преподаватель,
Ижевский
государственный технический университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Leonov
M.V., leonov@istu.ru

Zemtsova
N.V., fik@istu.ru

Glukhova
M.N., fik@istu.ru

Аннотация: В
статье рассматривается модель денежно-кредитной политики в условиях обращения
национальной цифровой валюты. Авторами приводится сравнительный анализ
использования агент-ориентированных моделей и моделей общего равновесия. В
статье показано, что введение в обращение цифровой валюты приведет к изменению
эффективности денежно-кредитной политики. В сформулированной авторами модели
экономика состоит из шести типов агентов, которые взаимодействуют друг с другом
на разных рынках. Предложенный алгоритм взаимодействия позволяет учесть
неоднородность индивидуальных характеристик агентов, возможность динамического
развития системы в целом.

Summary: The article discusses the model of monetary policy under the circulation
of the central bank digital currency. The authors provide a comparative
analysis of the use of agent-based models and general equilibrium models. The
article shows that the introduction of digital currency in circulation will
lead to a change in the effectiveness of monetary policy. In the model
formulated by the authors, the economy consists of six types of agents that
interact with each other in different markets. The proposed interaction
algorithm allows consider the heterogeneity of the individual characteristics
of agents, the possibility of dynamic development of the system as a whole.

Ключевые слова: национальная
цифровая валюта, денежно-кредитная политика, агент-ориентированное
моделирование, процентный канал, денежно-кредитная трансмиссия.

Keywords: central bank digital currency, monetary policy, agent-based modeling, interest channel, monetary transmission.

Национальная цифровая валюта представляет собой альтернативную вещественной форму денежных средств в виде записей на счетах в центральном банке. Существующие варианты практической реализации предполагают как полную централизацию всех счетов экономических агентов, так и использование инфраструктуры коммерческих банков в рамках концепции полного банковского резервирования. Изначально при разработке концепции обсуждалась возможность реализации цифровой валюты на основе системы распределенных реестров. Однако, такие недостатки как полная анонимность, невозможность контроля со стороны государства и не восстанавливаемость утерянных записей в сочетании с низкой производительностью и высокой энергозатратностью, ограничили направление технологической реализации обращения цифровой валюты в данном направлении.

Традиционные наличные
формы денег могут сосуществовать параллельно с цифровой валютой. Наряду с
возможными ограничениями на денежные банкноты крупного номинала, важным
фактором использования цифровой валюты является сокращение транзакционных
издержек ее использования в расчетах. Кроме того, практически возможным
становится начисление процентных доходов по остаткам на счетах в цифровой
валюте. В связи с этим целесообразно предположить, что в макроэкономической
модели в качестве средства платежа и сбережений могут выступать наличные,
цифровая валюта и банковские депозиты.

Описательный анализ
влияния обращения национальной цифровой валюты на макроэкономические показатели
изложен в работах Ю. Джу и С. Хендри [1], Дж. Чапман и К. Вилкинс [2].
Целесообразно предположить, что денежно-кредитная политика в условиях обращения
цифровой валюты будет отличаться от существующей практики, в связи с тем, что
меняется характер экономических взаимоотношений. Если экономические агенты
предпочтут иметь большие остатки цифровой валюты, то центральный банк будет
вынужден аккумулировать большие объемы государственных ценных бумаг,
соответственно, их предложение для коммерческих банков сократиться. С другой
стороны, при низких процентных ставках население предпочтет держать свои
остатки на счетах в цифровой валюте, что снизит спрос на банковские депозиты.
Кроме того, в дополнение к краткосрочной процентной ставке, у центрального
банка может появиться дополнительный инструмент регулирования в форме
процентной ставки по цифровой валюте. Так как счета в цифровой валюте являются
заменителями для банковских депозитов, можно ожидать усиление влияния
процентного канала трансмиссии денежно-кредитной политики.

В нашей модели
предполагается, что доходы работников начисляются в цифровой валюте. С учетом
структуры потребления, доступности банковских услуг и индивидуальных
характеристик экономические агенты самостоятельно определяют какую часть своих
доходов они конвертируют в наличные средства, а какую часть размещают в
банковские депозиты. Конвертация совершается по фиксированному курсу, то есть
номинал наличных и цифровой валюты совпадает.

Переход к цифровой валюте
также изменяет механизм трансформации сбережений и инвестиций в экономике. За
счет отказа от финансовых посредников при совершении расчетов и платежей,
экономические агенты сокращают свои издержки и структуру финансовых вложений.
Для финансового рынка это в свою очередь означает расширение роли центрального
банка, усиление конкуренции и снижение процентных ставок. Возможность
размещения денежных остатков на счетах в Центральном банке приводит к тому, что
экономические агенты становятся более восприимчивы к изменению регулятором
процентных ставок.

Как правило, в рамках
монетарной экономики модели общего равновесия используются для выбора
оптимального денежного правила центральным банком [3]. Неокейнсианская
составляющая предполагает использование концепции реальных бизнес циклов с
существованием монополистической конкуренции и жесткости цен. Кроме того,
ключевым переменным фактором производства выступает труд, используемый для
производства однородными фирмами. Деньги в такой модели фактически выступают
лишь как мера стоимости, а жесткость цен позволяет наблюдать влияние
денежно-кредитной политики на выпуск только в краткосрочной перспективе.
Ключевыми элементами модели общего равновесия являются:

• уравнение равновесия на товарном рынке IS, выведенное как решение задаче оптимизации потребительской полезности,
• уравнение кривой Филлипса, полученное как решение модели Кальво, когда фирмы меняют свои цены в заданные моменты времени,
• уравнение правила Тейлора, описывающее денежно-кредитную политику Центрального банка.

Критическими недостатками
моделей общего равновесия является невозможность исследования поведения
экономики в условиях выхода из равновесия [4]. Максимизируя целевую функцию
репрезентативного агента в условиях бюджетного ограничения, исследователь
сталкивается с необходимостью решения комплексной системы нелинейных уравнений.
Логарифмическая линеаризация позволяет упростить вычислительный процесс,
однако, приводит к сужению возможностей исследования трансмиссии
денежно-кредитной политики. В связи с этим денежное предложение задается
экзогенно с постоянным темпом роста.

Предпосылками использования
агент-ориентированного моделирования стали возросшие вычислительные возможности
и ограничения макроэкономических моделей, в первую очередь, моделей общего
динамического стохастического общего равновесия. Такое исследование
предполагает использование вычислительных методов для построения и дальнейшего
анализа моделей, включающих в себя взаимодействующих между собой разнородных
экономических агентов. При принятии экономических решений агенты могут не
только учитывать ограниченность доступной информации, но и особенности своего
окружения, а также оказывать влияние на принятие решения другими агентами.

Эволюция
агент-ориентированных моделей в макроэкономике представлена в обзоре А. Халдейн
и А. Туррел [5]. Основной отличительной особенностью является возможность
получения агрегированной динамики макроэкономических показателей без наложения
дополнительных ограничений на поведение отдельных агентов. В связи с этим
агенты могут быть неоднородными по всем своим характеристикам, без
необходимости введения линейных взаимосвязей. Моделируемая экономическая
система может изменяться в течение времени, отражая фундаментальные изменения в
поведении агентов и ресурсных ограничениях.

Одной из первых
комплексных работ, посвященных исследованию денежно-кредитной политики с
использованием агент-ориентированного моделирования, является статья Д. Дози и
др. [6]. В дополнение к реальному сектору экономики в модель был введен
банковский сектор, который привлекает депозиты и выдает кредиты
производственным компаниям. Основными каналами денежно-кредитной политики в
работе являются изменение процентной ставки и резервных требований. Авторы
делают вывод, что денежно-кредитная политика наиболее эффективна в условиях
относительно равномерного распределения благосостояния в обществе, а динамика
процентных ставок определяет долгосрочные темпы роста экономики и волатильность
выпуска.

М. Ленгник исследовал
вопросы нейтральности денег в краткосрочном периоде с использованием
агент-ориентированной модели [7]. Основные выводы автора заключаются в
возможности получения в рамках модели сходных с фактически наблюдаемыми
макроэкономическими результатами в условиях отсутствия допущений о полной
рациональности агентов и агрегирования полезности.

В работе М. Раберто и др.
агент-ориентированная модель применяется для анализа эффективности различных
модификаций правила Тейлора [8]. Трансмиссия денежно-кредитной политики
осуществляется через кредитный канал, а деньги не обладают свойством
нейтральности в долгосрочной перспективе. Таргетирование разрыва выпуска
позволяет удерживать стабильной динамику цен и повысить общественное
благосостояние в целом. А. Мандел использовал более сложную модель с
несколькими секторами экономики и неоднородными агентами и показал, что
использование правила Тейлора ведет к повышению волатильности в экономике [9].

В работе С. Чинкотти и
др. предпринята попытка оценить эффективность нетрадиционных инструментов
денежно-кредитной политики, в частности операции количественного смягчения,
предполагающие операции по выкупу с рынка еврооблигаций [10]. Результаты
исследования демонстрируют положительные последствия использования операций
количественного смягчения, несмотря на рост инфляции и волатильности выпуска в
долгосрочной перспективе.

С. Гуалди предложил агент-ориентированную
модель, в которой сделана попытка отобразить последовательность операций на
децентрализованном рынке [11]. В зависимости от значения параметров поведения
экономических агентов, например, инфляционных ожиданий, в отсутствии
денежно-кредитной политики устойчивое состояние экономики может
характеризоваться как высокой, так и низкой инфляцией. При введении в экономику
центрального банка, принимающего решения на основании правила Тейлора,
единственным равновесным состояние экономики становится низкая инфляция при
низком объеме выпуска. Ослабление ограничений на динамику уровня цен приводит к
росту занятости и стабилизации процентных ставок в экономике на положительных
значениях, что противоречит прогнозам в рамках стандартной модели общего
равновесия. Ф. Петерс и др. углубили описанную выше агент-ориентированную
модель, выделяя каналы денежной трансмиссии в том числе и на финансовую
стабильность [12]. Технической особенностью является применения вычислительного
инструментария ML3,
позволяющего программировать динамические модели взаимодействия агентов.

Ф. Гири развил
разработанное ранее семейство агент-ориентированных моделей для оценки
эффективности денежно-кредитной политики в условиях крупномасштабных шоковых событий
[13]. В работе получило обоснование широко распространённое мнение о негативном
влиянии неожиданного существенного увеличения процентных ставок на
экономическую активность. При этом в период восстановления экономики возврат
значений процентных ставок к нормальному уровню может спровоцировать повторную
рецессию. Наконец, сохранение ставок на уровне нижней границы в краткосрочном
периоде в посткризисном периоде позволяет избежать снижения экономической
активности.

Предлагаемая нами модель исследования эффективности денежно-кредитной политики основана на теоретических подходах к агент-ориентированному моделированию, предложенному в работах Дж. Шасфурта и др. [14], А. Каяни и др. [15]. Модель представляет собой закрытую экономику, в которой отсутствуют внешнеторговые связи с остальным миром. Экономика состоит из шести типов агентов, которые взаимодействуют друг с другом на разных рынках: домохозяйства, фирмы, производящие капитальные (средства производства) и потребительские товары, коммерческие банки, центральный банк, а также правительство.

Потребительские фирмы
(или производители товаров группы Б согласно приятой в советском периоде
классификации экономических отраслей) производят однородную продукцию,
используя наемный труд и средства производства, выпущенные капитальными фирмами
(или производители товаров группы А). В свою очередь, капитальные фирмы
выпускают средства производства, отличающиеся по производительности и
трудоемкости. Оба типа фирм могут обращаться в коммерческие банки для
финансирования инвестиций и оборотных средств.

Коммерческие банки, в
свою очередь, привлекают депозиты домохозяйств и фирм, размещая их в
государственные ценные бумаги или выдавая кредиты фирмам. Центральный банк
устанавливает для коммерческих банков обязательные требования к показателям
достаточности капитала и ликвидности. Кроме функции надзора за состоянием
банковского сектора, Центральный банк является эмитентом национальной валюты в
наличной и цифровой формах. Центральный банк проводит денежно-кредитную
политику, устанавливая краткосрочные процентные ставки в экономики, а также
осуществляя операции на открытом рынке с государственным ценными бумагами.
Основной целью Центрального банка в нашей модели является обеспечение ценовой
стабильности, а правительства – обеспечение полной занятости.

Функции правительства
заключаются в обеспечении общественными благами, для чего на государственную
службу нанимаются домохозяйства, заработная плата которым выплачивается за счет
собираемых налогов. Кроме того, правительство выплачивает пособия по
безработице домохозяйствам, не имеющим работы.

Взаимодействие агентов
осуществляется на основании протокола в четко заданной последовательности на
следующих рынках:

• рынок потребительских товаров (домохозяйства и потребительские фирмы),
• рынок средств производств (потребительские и капитальные фирмы),
• рынок труда (домохозяйства, потребительские и капитальные фирмы, правительство),
• финансовый рынок (все агенты).

Основные уравнения,
описывающие процесс принятия решения отдельными экономическими агентами,
приведены в Приложении 1. Последовательность взаимодействий повторяется на
каждой итерации, при этом применяются изменившиеся в ходе предыдущей итерации
значения параметров каждого агента:

• домохозяйства формируют ожидания относительно своего потребления, занятости и сбережений на текущий период. Оба типа фирм определяют плановые объемы выпуска исходя из текущих запасов продукции. При этом фирмы поддерживают запасы на минимальном уровне для поддержания устойчивости деятельности. Коммерческие банки списывают с балансов просроченную задолженность. Если обанкротившиеся компании обладали какими-то остатками продукции, то банки реализуют их по текущим ценам и направляют средства на погашение задолженности;
• коммерческие банки определяют требуемую доходность работающих активов. Алгоритм расчета процентной ставки по кредитам учитывает внутреннюю стоимость фондирования и необходимость соблюдения требований по достаточности капитала. Ставка по депозитам для домохозяйств и фирм определяется исходя из операционной эффективности, ожидаемого уровня рентабельности, а также нормативов ликвидности. Деятельность коммерческих банков характеризуется положительным эффектом отдачи от масштаба;
• оба типа фирм определяют цены на свою продукцию. Цены устанавливаются в индивидуальном порядке с учетом рыночной силы, а также плановым издержкам на труд и капитал. Значение марк-апа также зависит от загрузки мощностей фирмы в текущем периоде и товарных запасов готовой продукции;
• потребительские фирмы на основании плановых объемов выпуска, уровня загрузки имеющихся мощностей и доходности капитала формируют инвестиционный спрос на средства производства. Как и в иных случаях выбора продавца, потребительские фирмы выбирают поставщиков с наименьшим уровнем цен;
• исходя из ожидаемого спроса потребительские и капитальные фирмы формируют спрос на кредиты. Потребность в заемных средствах определяется операционным денежным потоком, ожидаемыми расходами, выплату дивидендов, а также необходимостью поддержки минимального уровня ликвидности.
• исходя из прогнозных значений выпуска и уровня запасов продукции, фирмы определяют потребность в трудовых ресурсах. Соответственно, при снижении выпуска фирма принимает решение об увольнении части работников, а при увеличении выпуска или сокращении запасов – планирует найм на открытом рынке. Правительство также пытается заполнить имеющиеся вакансии, которые возникли по причине добровольных увольнений части работников. Важно отметить, что в государственном секторе число рабочих мест постоянно и не изменяется в зависимости от масштабов экономики;
• оба типа фирм обращаются к коммерческим банкам с кредитной заявкой и выбирают наиболее подходящие кредитные условия. Коммерческие банки оценивают уровень рискованности и рассчитывают вероятность возможного дефолта. В итоге коммерческий банк принимает решение об одобрении кредитной заявки в полном объеме или отказывает в предоставлении кредита;
• домохозяйства адаптируют свои ожидания относительно ставки заработной платы и формируют предложение труда. Одновременно возникает фрикционная безработица, когда часть работников по независящим от уровня оплаты труда причинам увольняются и ищут новое место работы на общих основаниях;
• центральный банк реализует денежно-кредитную политику, устанавливая процентные ставки для операций с коммерческими банками и процентную ставку на остатки по счетам в цифровой валюте. Кроме того, центральный банк определяет коэффициент достаточности капитала и контрциклическую надбавку, рассчитываемую в соответствии с требованиями Базельских соглашений;
• работодатели и безработные домохозяйства взаимодействуют на рынке труда. Работодатели нанимают домохозяйства, запрашивающие наименьшую заработную плату;
• потребительские и капитальные фирмы выпускают свою продукцию. Объем выпуска определяется имеющимися человеческими и капитальными ресурсами;
• правительство определяет налоговую ставку, которая позволит иметь сбалансированный бюджет. При этом в доход бюджета поступает вся прибыль, полученная центральным банком в текущем периоде;
• домохозяйства формируют спрос на потребительские товары исходя из ожидаемой заработной платы и изменения прочего богатства. Склонность к потреблению каждого домохозяйства определяется процентной ставкой по депозитам. При этом домохозяйства также выбирают самый дешевый из доступных товаров. Оставшуюся долу активов домохозяйства распределяют между банковским депозитом и остатками на счетах в цифровой валюте. Пропорции распределения зависят от соотношения процентных ставок, а также транзакционных издержек, индивидуальных мотивов предосторожности и доступности банкоматной сети. Домохозяйства выплачивают налоги со всех своих доходов, за исключением банковских процентов;
• потребительские фирмы выходят на рынок средств производства и приобретают необходимый капитал, который будет использоваться в следующем периоде. Оставшиеся в распоряжении денежные средства компании распределяют в виде дивидендов или размещают в срочные депозиты или оставляют как остатки на счетах в цифровой валюте;
• на этапе расчетов все участники взаимодействуют друг с другом по выполнению принятых обязательств. Фирмы и правительство выплачивают заработную плату своим работникам, а также пособия по безработице. Фирмы расплачиваются по кредитным обязательствам перед банками, а правительство выплачивает доход по размещенным ценным бумагам. Центральный банк также начисляет и выплачивает процентный доход по размещенным коммерческими банками резервами, а также на остатки по счетам в цифровой валюте. Коммерческие банки выполняют обязательства перед вкладчиками по выплате процентного дохода по депозитам. Все расчеты, связанные с заработной платой и операциями с ценными бумагами, в обязательном порядке проводятся в цифровой валюте;
• домохозяйства выбирают коммерческие банки с наиболее привлекательными условиями по депозитам. При этом во внимание принимаются возможные издержки переключения, связанные со сменой банка;
• в случае отрицательных чистых активов потребительские и капитальные фирмы, коммерческие банки переходят в режим банкротства. Мы используем подход, предложенный в работе A. Каяни и др. [15], когда оздоровление происходит за счет средств собственников. Такое допущение обеспечивает неизменность общего числа фирм и коммерческих банков на рынке, однако, не позволяет учитывать экономический эффект от изменения отраслевой структуры;
• правительство рассчитывает свои доходы и расходы и принимает решение об изменении объема государственного долга (сокращение долга за счет выкупа ценных бумаг или дополнительная эмиссия для покрытия дефицита). Ставка по государственным ценным бумаги базируется на ставках, установленных центральным банком, а основным покупателем являются коммерческие банки, размещающие в них свои избыточные резервы. Невыкупленные коммерческими банками государственные ценные бумаги приобретает центральный банк;
• в случае наличия неразмещенных денежных средств коммерческие банки размещают их на рынке межбанковского кредитования. В случае если спрос на рынке превышает предложение денежных средств или наоборот, центральный банк балансирует ситуацию.

По мере развития агент-ориентированного моделирования появляется большое количество программного обеспечения, позволяющего реализовать на практике алгоритмы взаимодействия в рамках заданной системы. Основываясь на анализе научных статей последних лет, наиболее востребованными являются Java Macro Agent Based, Repast Suite, NetLogo. Ключевыми критериями при выборе программного обеспечения являются возможности проведения оценки и калибровки параметров, сравнение динамики семейства моделей.

Развитие предложенной нами модели позволит в дальнейшем создать теоретический фундамент исследования денежно-кредитной политики как в текущих условиях организации денежного обращения и осуществления платежей, так и при использовании цифровой валюты.        

Литература

1. Zhu
   Y., Hendry S. A. Framework for Analyzing Monetary Policy in an Economy with
   E-money. Bank of Canada, 2019. 54 p.
2. Chapman
   J., Wilkins C. A. Crypto «money»: Perspective of a couple of Canadian central
   bankers. Bank of Canada Staff Discussion Paper, 2018. №. 2019-1.
3. Christiano
   L. J., Trabandt M., Walentin K. DSGE models for monetary policy analysis
   //Handbook of monetary economics. Elsevier, 2010. Т. 3. С. 285-367.
4. Fagiolo
   G., Roventini A. Macroeconomic Policy in DSGE and Agent-Based Models Redux: New
   Developments and Challenges Ahead //Journal of Artificial Societies and Social
   Simulation. 2017. Т. 20. №. 1.
5. Haldane
   A. G., Turrell A. E. Drawing on different disciplines: macroeconomic agent-based
   models //Journal of Evolutionary Economics. 2019. Т. 29. №. 1. С. 39-66.
6. Dosi
   G. et al. Fiscal and monetary policies in complex evolving economies //Journal
   of Economic Dynamics and Control. 2015. Т. 52. С. 166-189.
7. Lengnick
   M. Agent-based macroeconomics: A baseline model //Journal of Economic Behavior
   & Organization. 2013. Т. 86. С. 102-120.
8. Raberto
   M., Teglio A., Cincotti S. Integrating real and financial markets in an
   agent-based economic model: an application to monetary policy design //Computational
   Economics. 2008. Т. 32. №. 1-2. С. 147-162.
9. Mandel
   A. Agent-based dynamics in the general equilibrium model //Complexity
   Economics. 2012. Т. 1. №. 1. С. 105-121.
10. Cincotti
    S., Raberto M., Teglio A. Credit money and macroeconomic instability in the
    agent-based model and simulator Eurace //Economics: The Open-Access,
    Open-Assessment E-Journal. 2010. Т. 4.
11. Gualdi
    S., Tarzia, M., Zamponi, F., Bouchaud, J. Monetary policy and dark corners in a
    stylized agent-based model //Journal of Economic Interaction and Coordination.
    2017. Т.
    12. №. 3. С.
    507-537.
12. Peters
    F., Reinhardt O., Uhrmacher A. M. The impact of monetary policy on financial
    stability: using an agent-based model to explain rebound effects //Proceedings
    of the 2018 Winter Simulation Conference. IEEE Press, 2018. С. 4206-4207.
13. Giri
    F., Riccetti, L., Russo, A., Gallegati, M. Monetary policy and large crises in
    a financial accelerator agent-based model //Journal of Economic Behavior &
    Organization. 2019. Т. 157. С.
    42-58.
14. Schasfoort
    J., Godin A., Bezemer D., Caiani A., Kinsella, S. Monetary policy transmission
    in a macroeconomic agent-based model //Advances in Complex Systems. 2017. Т.
    20. №.8. С. 1-35.
15. Caiani
    A., Godin A., Caverzasi E., Gallegati M., Kinsella S., Stiglitz, J. Agent
    based-stock flow consistent macroeconomics: Towards a benchmark model //Journal
    of Economic Dynamics and Control. 2016. Т. 69. С. 375-408.

УДК
336.74

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10304

ТРАНСФОРМАЦИЯ ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНОЙ ПОЛИТИКИ В УСЛОВИЯХ ОБРАЩЕНИЯ ЦИФРОВОЙ ВАЛЮТЫ

TRANSFORMATION OF MONETARY POLICY UNDER THE CIRCULATION OF CENTRAL BANK DIGITAL CURRENCY

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-010-01014 «Денежно-кредитная политика в условиях обращения национальной цифровой валюты»

Глухова
Мария Николаевна,
преподаватель,
Ижевский
государственный технический университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Леонов Михаил Витальевич, кандидат экономических наук, доцент, Ижевский
государственный технический университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Земцова Надежда Владиславовна, кандидат экономических наук, доцент, Ижевский государственный технический университет имени М.Т. Калашникова, Ижевск

Glukhova
M.N., fik@istu.ru

Leonov
M.V., leonov@istu.ru

Zemtsova
N.V., fik@istu.ru

Аннотация: Обращение
национальной цифровой валюты может принципиально изменить эффективность
различных инструментов денежно-кредитной политики, включая скорость и степень
приспособления рыночных ставок, а также кредитной и деловой активности в
экономике. Авторами показано, что одним из ключевых изменений может стать
снижение эффективной границы процентных ставок. При ограничении обращения
наличных денежных средств процентный канал может существенно повысить свою
эффективность, а сокращение роли традиционных финансовых посредников будет
способствовать снижению значимости кредитного канала трансмиссии.

Summary: Circulation of the central bank digital currency can fundamentally
change the effectiveness of various instruments of monetary policy, including
the speed and degree of adaptation of market rates, as well as credit and
business activity in the economy. The authors showed that one of the key
changes could be a decrease in the effective border of interest rates. By
limiting the circulation of cash, the interest channel can significantly
increase its efficiency, and a reduction in the role of traditional financial
intermediaries will reduce the importance of the transmission credit channel.

Ключевые слова: национальная
цифровая валюта, денежно-кредитная политика, финансовые инновации, денежная
трансмиссия, эффективная граница процентных ставок.

Keywords: central bank digital currency, monetary policy, financial innovation, money transmission, effective interest rate margin.

Денежно-кредитная политика как отдельный инструмент воздействия правительства и Центрального банка на экономическую активность начала использоваться еще с восемнадцатого столетия [1]. В условиях существования товарных денег, обеспеченных золотом и серебром, содержание денежно-кредитной политики заключалось в регулировании содержания драгоценных металлов в монетах, а также потоков золота и серебра между странами. При эволюционном переходе к фиатной форме денег, ключевыми инструментами политики становятся номинальная денежная масса и процентные ставки [2].

Постановка денежно-кредитной политики подразумевает
формирование операционных процедур, включая не только выбор инструмента
политики, но и количественную оценку эффекта [3]. В качестве ключевых каналов
влияния денежно-кредитной политики на экономическую активность и динамику цен
выделяют процентный, кредитный и рыночный каналы. В большинстве развитых стран
мира, доминирующим режимом осуществления денежно-кредитной политики является
инфляционное таргетирование, предполагающее обеспечение ценовой стабильности
через управление процентными ставками на денежном рынке. При реализации
таргетирования действия Центрального банка заключаются в воздействии на
краткосрочные процентные ставки в целях контроля текущего уровня цен и
инфляционных ожиданий в установленном диапазоне [4]. Краткосрочные ставки
оказывают влияние на долгосрочные ставки на финансовом рынке, влияя таким
образом на инвестиционную и сберегательную активность. Определение сущности
трансмиссии денежно-кредитной политики позволяет выявить потенциал и ограниченность
применения различных инструментов в условиях трансформации экономических
отношений и общих тенденций развития общества.

Одним из ключевых вызовов для денежно-кредитной политики в
среднесрочной перспективе является введение в обращение национальной цифровой
валюты. Ещё в 1999 году нобелевский лауреат М. Фридман сформулировал
предпосылки возникновения в обществе цифровых денег, которые приведут к
изменению роли государства в денежном обращении [5]. Распространение технологий
безналичной оплаты и доступности информационно-телекоммуникационных устройств
создают условия для появления общедоступной безналичной формы денежных средств
– национальной цифровой валюты. Её обращение может принципиально изменить
эффективность различных инструментов денежно-кредитной политики, включая
скорость и степень приспособления рыночных ставок, а также кредитной и деловой
активности в экономике.

Являясь законным средством платежа, национальная цифровая
валюта может использоваться в расчетах всеми экономическими агентами без
привлечения финансовых посредников [6]. При этом одной из возможных элементов
организации денежного обращения является использование инфраструктуры
коммерческих банков для обслуживания счетов в цифровой валюте. Распространение
практики платежей с помощью банковских карт приводит к тому, что люди
аккумулируют всё большую долю своих текущих финансовых активов на расчетном
счете в коммерческом банке, снижая спрос на наличные денежные средства.
Ограничения в использовании наличных в расчетах, удобство и низкие издержки при
использовании цифровой валюты относительно банковских карт приведет к тому, что
банковская система может лишиться основного источника фондирования. В таких
странах как США и Китай, низкие депозитные ставки привели к формированию индустрии
фондов денежного рынка [7].

В рамках теоретических моделей денежно-кредитной политики
влияние национальной цифровой валюты на макроэкономические процессы может
описано следующим набором причинно-следственных связей. Во-первых, обращение
национальной цифровой валюты трансформирует спрос на наличные деньги.
Во-вторых, повышается чувствительность функции сбережений от процентной ставки,
а также изменяются предпочтения относительно способов сбережения. В-третьих,
инвестиции могут привлекаться на открытом рынке без участия традиционных
финансовых посредников, в связи с чем снижается не только их рыночная власть,
но и изменяется их роль в кредитовании и распределении финансовых ресурсов.

Следует выделять краткосрочный и долгосрочный эффект
введения национальной цифровой валюты. С одной стороны, это приведет к
сокращению транзакционных издержек для всех участников экономических отношений
и может оказать единовременное влияние на снижение уровня цен. Однако, в
долгосрочной перспективе денежно-кредитная политика будет по-прежнему играть
определяющую роль в обеспечении ценовой стабильности.

Одним из ключевых изменений при осуществлении
денежно-кредитной политики может быть снижение эффективной границы процентных
ставок. В условиях попадания экономики в ловушку ликвидности дальнейшее
снижение процентных ставок не приводит к стимулированию экономической
активности [8]. Ключевыми факторами спроса на деньги в наличной форме выступают
транзакционные издержки, мотив предосторожности и спекулятивный мотив. Так как
экономические агенты могут переводить свои активы в наличные денежные средства,
то считается что номинальная доходность ограничивается нулевой процентной
ставкой. Между тем, в настоящее время роль наличных денежных средств в
экономике и уровень их использования имеет устойчивый тренд к снижению. Как
указывают некоторые исследователи, хранение наличных сопровождается издержками,
связанными с безопасностью, транспортировкой и хранением, поэтому отрицательная
номинальная процентная ставка может быть введена и без негативных последствий в
форме вывода активов в наличные денежные средства [9]. В 2016 году Европейский
центральный банк наряду с центральными банками Японии, Швейцарии и Швеции
устанавливали отрицательные ключевые процентные ставки.

При введении в обращение национальной цифровой валюты и
ограничении обращения наличных денежных средств процентный канал может
существенно повысить свою эффективность. Снижение процентной ставки не вызовет
перетекания ресурсов в наличные или счета до востребования. Если введение цифровой
валюты будет предполагать существование у всех экономических агентов расчетного
счета в Центральном банке, то это снизит транзакционные издержки и асимметрию
информации на денежном рынке, стимулирует конкуренцию среди финансовых
посредников за привлечение и удержанием клиентских ресурсов, что, в конечном
итоге, повысит скорость реакции рыночных ставок на действия регулятора.

Сокращение роли традиционных финансовых посредников в лице
коммерческих банков и усиление роли рыночных механизмов распределения финансовых
ресурсов будет способствовать снижению значимости кредитного канала
трансмиссии. Существенным недостатком такого развития финансовой системы может
стать ухудшение эффективности трансформации сбережений в инвестиции. В отличие
от профессиональных финансовых посредников, специализирующихся на управлении
рисками и ликвидностью, домохозяйства и большинство коммерческих организаций
сталкиваются с ограничениями по поиску и анализу информации, а также принятию
инвестиционных решений. В связи с этим можно ожидать, что при начислении
процентного дохода на денежные остатки по счетам в Центральном банке,
экономические агенты будут предпочитать именно их для размещения своих
накоплений. На финансовых рынках, в свою очередь, возможно возрастание
волатильности и рисков формирования спекулятивных пузырей, в связи с инертным
поведением и нерациональными основаниями при принятии решений экономическими
агентами.

Обращение национальной цифровой валюты также способно
оказать влияние на результативность использования нетрадиционных инструментов
денежно-кредитной политики (количественное смягчение, балансовые операции,
сигналы о будущих изменениях ключевой ставки (forward guidance)). Основной целью применения такого
инструментария является снижение долгосрочных процентных ставок, что может
более эффективно стимулировать совокупный спрос. Благодаря количественному
смягчению финансовые активы становятся все более заменяемыми, что в сочетании
со снижением транзакционных издержек расширяет возможности регулятора по
управлению процентными ставками на рынке.

В целом, существующие опасения центральных банков развитых
стран мира в части введения в обращение национальной цифровой валюты отражают
риски, связанные с устойчивостью функционирования банковской системы при
предоставлении экономическим агентам доступа к единой платежной системе и
размещения депозитов на счетах в Центральном банке. Однако, дальнейшее развитие
технологий будет способствовать развитию альтернативных способов организации
расчетов и размещения временно свободных денежных средств. Одним из вариантов
адаптации существующей финансовой системы к условиям цифровой экономики
является ее умеренная модернизация при сокращении транзакционных издержек для
экономических агентов. Например, в настоящее время Банк России находится в фазе
практического внедрения системы быстрых платежей, которая позволяет сократить
временные и финансовые издержки при осуществлении платежей и переводов [10]. В
ряде случаев предлагается переход на систему полного банковского
резервирования, когда кредитные организации будут обязаны формировать резервы в
Центральном банке на весь объем размещенных клиентами средств. В целом, в
периоды нестабильности, можно ожидать сокращения размещения денежных средств в
кредитных организациях и перетока клиентские средств на счета в Центральном
банке, что приведет к изменения денежной трансмиссии в части реальных эффектов
от применения инструментов денежно-кредитной политики на ее промежуточные и
конечные цели.

Литература

1. Bordo M. D., Schwartz A. J. Monetary policy
   regimes and economic performance: the historical record //Handbook of
   macroeconomics. 1999. Т.1. С. 149-234.
2. Уолш К.
   Монетарная теория и монетарная политика. М.: Дело, 2014. 632 с.
3. Дробышевский С., Киюцевская А., Трунин П.
   Мандат и цели центральных банков: эволюция и уроки кризиса// Вопросы экономики.
   2016. № 5. С. 5-24.
4. Трунин П. В., Божечкова А. В., Киюцевская А.
   М. О чем говорит мировой опыт инфляционного таргетирования?// Деньги и кредит.
   2015. № 4. С. 61-67.
5. Cavicchioli M. Milton Friedman predicted
   Bitcoin in 1999 URL:
   https://en.cryptonomist.ch/2019/07/08/milton-friedman-bitcoin (дата обращения: 15.08.2019).
6. Barontini C., Holden H. Proceeding with
   Caution-A Survey on Central Bank Digital Currency //Proceeding with Caution-A
   Survey on Central Bank Digital Currency (January 8, 2019). BIS Paper. 2019. №.
   101.
7. Huang R. H. The regulation of shadow banking
   in China: International and comparative perspectives //Banking & Finance
   Law Review. 2015. Т. 30. – №. 3. С. 481.
8. Кузнецова
   О. С., Мерзляков С. А., Пекарский С. Э. Воздействие на доверие населения как
   способ преодоления ловушки ликвидности //Вопросы экономики. 2019. №. 6. С. 56-78.
9. Моисеев С. Р. Деньги с отрицательной
   процентной ставкой //Деньги и кредит. 2017. №. 10. С. 16-26.
10. Чепаков Д. А. Фундаментальная
    характеристика и особенности функционирования систем быстрых платежей
    //Известия Санкт-Петербургского государственного экономического
    университета. 2019. №. 2 (116). С. 173-178.

УДК 339.7

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10303

ДОЛГОВАЯ УСТОЙЧИВОСТЬ ЦЕНТРАЛИЗОВАННЫХ ФИНАНСОВ: РОССИЯ НА ФОНЕ БРИКС И G7

DEBT STABILITY OF PUBLIC FINANCE: RUSSIA IN COMPARISON TO BRICS AND G7

Душевина Елена Михайловна, кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики, Саратовская государственная юридическая академия, Саратов

Найденова Наталия Владимировна, кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики, Саратовская государственная юридическая академия, Саратов

Шкрябина Анна Евгеньевна, кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики, Саратовская государственная юридическая академия, Саратов

Dushevina Elena Mikhailovna, PhD in Economics, associate professor of the
department of economics, Saratov State Law Academy, Saratov

Naidenova Nataliia Vladimirovna, PhD in Economics, associate professor of the department of economics, Saratov State Law Academy, Saratov

Shkryabina Anna Yevgenevna, PhD in Economics, associate professor of the department of economics, Saratov State Law Academy, Saratov

Аннотация: В
статье анализируется долговая устойчивость национальных экономик в условиях
общемировой тенденции роста долговой нагрузки и увеличения внешних
заимствований развитых и развивающихся стран. Авторы используют различные абсолютные
и относительные показатели для выявления вероятности наступления
долгового, финансового кризисов и необходимости реорганизации государственных
финансов. Особое
внимание уделяется основным трендам долговой устойчивости, соотношению долговых
и макроэкономических (ВВП, ВНД, импорт) показателей, а также изменениям объемов
золотовалютных резервов и доли золота в них. 

Summary: The article analyzes the debt stability of national economies in the context of the rise in debt burdens and growing external borrowing by advanced and emerging economies. The authors use various absolute and relative indicators to identify the rick of debt and financial crises and the need to reorganize public finances. Special attention is paid to the main trends, the ratio of debt and macroeconomic (GDP, GNI, imports) indicators, as well as changes the amount of international reserves and the share of gold in them.

Ключевые
слова: совокупный валовой долг, совокупный чистый долг, внешний
долг, долгосрочный долг, золотовалютные резервы.

Keywords: general gross debt, general net debt, total external
debt, long term debt, international reserves (includes gold).

Необходимым условием успешного
социально-экономического развития любой страны является стабильное
функционирование её финансовой и денежно-кредитной систем. Неуверенность
экономических субъектов относительно динамики процентных ставок, налогов,
валютных курсов, завышающая риски инвестиционной деятельности, вызывает
снижение экономической активности. Поддержание финансовой стабильности и
безопасности предполагает постоянный мониторинг основных показателей состояния
централизованных и децентрализованных финансов, денежно-кредитной системы и
сопоставление их с пороговыми значениями индикаторов финансовой безопасности. Особенно
это актуально для развивающихся экономик, для которых характерна высокая волатильность
валютных курсов, биржевых индексов, процентных ставок. Финансовые системы этих
стран, в том числе и России, более уязвимы к нарушению равновесия мировой
финансовой системы, утратившей в последние годы способность эффективного функционирования. За десять лет,
прошедших со времени мирового финансового кризиса, движение финансового
капитала по-прежнему слабо контролируется; масштабы теневой банковской
деятельности и использования непрозрачных финансовых инструментов выросли; объемы
финансовых сделок, на порядок превышающих объемы сделок на рынках товаров и
услуг, способствуют гипертрофированному развитию финансового сектора; банки укрупняются
за счет государственных средств. Увеличивающийся разрыв между материально-вещественными
и финансовыми потоками вызвал появление нового термина – «финансиализация» (financialization) экономики, для
количественного измерения которой был предложен показатель «финансовой глубины»
(financial
depth),
определяемый как отношение суммы финансовых активов к ВВП [1].

Устойчивой общемировой тенденцией после мирового
финансового кризиса стало повышение долговой нагрузки на всех уровнях
финансовой системы: централизованном (государственном) и децентрализованном (корпоративном,
домашних хозяйств). Сохраняющиеся низкие процентные ставки и достаточно мягкие
условия финансирования приводят к поиску новых доходных активов, в том числе и
с повышенными рисками, к перетоку капитала в страны с формирующимися рынками:
по данным МВФ, средний внешний долг последних вырос до 160 % экспорта, что 1,6
раза больше, чем в кризисный 2008 г. В некоторых странах этот показатель
превысил 300 %. В случае замедления темпов экономического роста и ужесточения
финансовых условий возросшая долговая нагрузка, необходимость перефинансирования
и обслуживания долга способны дестабилизировать мировую финансовую систему [2].

В рамках данной статьи оставим вне поля зрения изучение
проблем долговой устойчивости на децентрализованном уровне финансовой системы,
сосредоточившись на исследовании централизованных, поскольку высокая долговая
нагрузка в сфере государственных финансов вызывает особые опасения. Значительные
объемы правительственного долга, увеличивающие государственные расходы и
вызывающие рост процентных ставок, могут вызвать «эффект вытеснения» частных
инвестиций и чистого экспорта. Данный эффект может быть очень значительным в
развивающихся экономиках, в которых инвестиции и чистый экспорт
высокочувствительны к динамике рыночной ставки процента, а спрос на деньги
малочувствителен к её повышению. Сокращение частных инвестиций и чистого экспорта
приводит к замедлению экономического развития.

Оценка уровня долговой нагрузки на экономику
осложняется тем, что номинальные значения правительственного и внешнего долга не
являются надежными показателями при оценке реального долгового бремени.
Использование номинальных значений оправдано, когда подавляющая часть долга
обслуживается на рыночных условиях. В противном случае, возникает необходимость
использования относительных показателей на основе макроэкономического
(сопоставление долговых обязательств с объемом ВВП, экспорта, международных
резервов) и бюджетного (сопоставление долговых обязательств с доходами бюджета)
подходов, а также чистой текущей стоимости долга (Net Present Value), учитывающей график погашения и
стоимость обслуживания долговых обязательств.

Международные экономические организации и международные
рейтинговые агентства используют различные долговые показатели в аналитических
целях, для оценки долговых обязательств и условий предоставления займов, для
присвоения рейтингов и т.д. Среди них такие, как номинальный объем общего
долга; соотношение объема общего долга и объема ВНД (GNI), объема ВВП (GDP); соотношение объема долга
центрального  правительства и годового
объема ВВП (GDP);
соотношение объема общего, а также внешнего долга и годового объема экспорта;
объема государственного внешнего долга и доходов государственного бюджета;
годовой суммы платежей по погашению и обслуживанию внешнего долга страны и
объема ВВП (GDP);
годовой суммы платежей по погашению и обслуживанию внешнего долга страны и
годового объема экспорта товаров и нефакторных услуг; годовой суммы платежей по
погашению и обслуживанию государственного внешнего долга и доходов
государственного бюджета; соотношение объема международных резервов и объема
общего долга; объема накопленных золотовалютных резервов и годовой суммы платежей
по обслуживанию внешнего долга страны.

Федеральная служба государственной статистики
Российской Федерации и Центральный банк Российской Федерации отслеживают
показатель номинального объема внешнего долга, приходящегося на душу населения
(в долл. США), и пять коэффициентов внешней долговой устойчивости нашей страны:
соотношение объема внешнего долга РФ и годового объема ВВП; объема внешнего
долга РФ и годового объема экспорта товаров и услуг; годовой суммы платежей по
внешнему долгу РФ в соответствии с графиком (основной долг, включая
обязательства «до востребования», и проценты) и годового объема ВВП; годовой
суммы платежей по внешнему долгу РФ в соответствии с графиком (основной долг,
включая обязательства «до востребования», и проценты) и годового объема
экспорта товаров и услуг; объема международных резервов и годовой суммы
платежей по внешнему долгу РФ в соответствии с графиком (основной долг, включая
обязательства «до востребования», и проценты).

Поскольку отдельные показатели не могут охватить всех
аспектов финансового положения и долговой устойчивости национальной экономики, для
наиболее объективной оценки необходимо оперировать наибольшим числом
показателей.

Характеризуя долговую устойчивость российской
экономики на централизованном уровне финансовой системы, проанализируем тенденции
долговой нагрузки на экономику, основываясь на сопоставлении ряда показателей, опубликованных
в открытом доступе для стран G7
и стран-партнеров России по БРИКС.

По данным МВФ за период с 2009 по 2018 гг. долговая нагрузка, измеряемая показателем соотношения совокупного правительственного валового долга (General government gross debt) к годовому объему ВВП (GDP), увеличилась практически во всех странах G7, исключая Германию (рис. 1).

Наиболее устойчивая тенденция роста задолженности
отмечена в течение анализируемого периода в Японии и Франции. В 2018 г.
наибольших значений данный показатель достигал в Японии и Италии – 237,13 и 132,16
% соответственно. В Великобритании, Италии, Канаде, США он увеличивался с 2009
по 2016 гг., особенно значительно в Великобритании – на 24,17 п.п., затем
произошло некоторое снижение относительного показателя долга. В Германии
отношение совокупного правительственного долга к ВВП повышалось в период
2009-2012 г., достигнув 79,84 %, затем стало устойчиво снижаться и в 2018 г. составило
61,69 %. В Великобритании, Канаде, США в 2018 г. данный показатель составлял 86,82;
89,94; 104,26 % соответственно. Относительные долговые показатели США, с одной
стороны, ниже, чем Японии или Италии. Но, с другой стороны, учитывая особую
роль финансовой системы США в мировой экономике и доминирование доллара в
международных расчетах, абсолютные размеры американского государственного
долга, достигшего рекордных 22 трлн долл. (на 01.02.2019 г.) [5], игнорировать
нельзя.

МВФ оценивает уровень риска наступления долгового кризиса с помощью пороговых значений показателя соотношения объема правительственного долга и годового объема ВВП: 30 % – низкий; 40 %– средний; 50 % – высокий. Следовательно, согласно приведенным выше данным, в последние годы практически во всех странах G7 данный показатель превышает уровень высокой степени риска. В 2018 г. это превышение составило: в Японии в 4,7 раза; Италии в 2,6; США в 2,1; Франции в 2; Великобритании в 1,7. Наименьшее превышение фактического показателя над пороговым значением высокой степени риска было в 2018 г. в Германии и составило 1,2 раза. В группе стран БРИКС в период 2009–2018 гг. показатель соотношения совокупного правительственного валового долга (General government gross debt) и годового объема ВВП (GDP) стабильно увеличивался в Южно-Африканской республике (ЮАР), Китае и, начиная с 2014 г., в Бразилии. (рис. 2).

В 2018 г. Бразилия стала «лидером» среди стран БРИКС с показателем 87,89 %. Второе место заняла Индия, несмотря на то, что в целом за анализируемый период относительный показатель долга у неё снизился с 72,53 до 68 %. Самыми быстрыми темпами в группе показатель соотношения совокупного правительственного валового долга к годовому объему ВВП увеличился в Южно-Африканской республике – более чем на 26 п.п. И, хотя данный показатель в Китае был ниже, за 10 лет он также вырос – на 16 п.п. Наименьшими темпами за анализируемый период показатель увеличился в России – на 4,72 п.п. Максимальных значений он достигал в 2015 г., составив 16,32 %, что было не только существенно ниже показателей всех сопоставляемых стран, как из группы БРИКС, так и G7 за аналогичный период, но и не превышало низкий уровень риска наступления долгового кризиса. В 2018 г. показатель соотношения совокупного правительственного валового долга к годовому объему ВВП России составлял 14,61 %. Следовательно, несмотря на тенденцию роста показателя в период 2009-2018 гг., он не несет риска долгового кризиса и не представляет угрозы финансовой безопасности. Еще одни показатель, отслеживаемый МВФ, это соотношение совокупного правительственного чистого долга (General government net debt) и годового объема ВВП (GDP). За период 2009–2018 гг. среди стран G7 наибольшее значение данного показателя наблюдалось в Японии, где он вырос с 122,75 до 153,2 % (рис. 3). Устойчивая тенденция его роста отмечалась в Италии, занявшей второе место в группе с показателем 120,19 %, а также во Франции, у которой он составил 89,53 % в 2018 г. У Великобритании относительный показатель правительственного чистого долга повышался до 2015 г., затем произошло его снижение до 77,47 % в 2018 г., что на 20,45 п.п. выше показателя 2009 г. В США данный показатель достиг максимального за анализируемый период значения в 2016 г., составив 81,24 %. В 2018 г. он снизился, однако превышение над значением показателя 2009 г. составило 17 п.п. За 2009–2017 гг. относительный показатель правительственного чистого долга Канады повысился на 3,37 п.п. Но, несмотря на повышение, в 2018 г. его значение было наименьшим в группе G7, составив 26,77 %. Единственной страной группы с устойчивой тенденций снижения данного показателя стала Германия, у которой в 2018 г. он составлял 42,71 %, тем самым сократившись за анализируемый период на 17 п.п.

Из стран БРИКС МВФ приводит данные о динамике соотношения совокупного правительственного чистого долга (Generalgovernmentnetdebt) и годового объема ВВП (GDP) лишь по двум странам: Бразилии и Южно-Африканской республике. В Бразилии его динамика менялась: с 2009 по 2013 г. он сокращался, а с 2014 по 2018 г. – стабильно увеличивался, достигнув 54,15 % (рис. 4). Южно-Африканская республика продемонстрировала устойчивую тенденцию повышения относительного показателя правительственного чистого долга до 51,05 % в 2018 г, удвоив значение за прошедшие 10 лет.

Всемирный банк рассчитывает показатели общего объема внешнего долга (абсолютные и относительные), в том числе долгосрочного (государственного и частного). Абсолютные размеры общего внешнего долга всех стран БРИКС в 2018 г. по сравнению с 2008 г. возросли: более чем двукратное увеличение наблюдалось в ЮАР, Индии, Бразилии, а общий внешний долг Китая увеличился в 5,16 раза. В России данный показатель также вырос, однако прирост составил всего 8,3 % (табл. 1). Отношение общего размера внешнего долга к ВНД также возросло во всех странах, кроме Индии, где показатель 2018 г. не отличался от 2008 г. и был равен 19 %. Наименьшие значения относительных показателей внешнего долга в сравнении с ВНД и экспортом среди стран БРИКС демонстрировал в 2018 г. Китай (14 и 68 % соответственно), а наибольшие – Южно-Африканская республика (51 и 153 %) и Бразилия (30 и 186 %). С 2008 по 2018 гг. показатели соотношения международных резервов к внешнему долгу Бразилии, России и Южно-Африканской республики сократились на 6, 14 и 18 п.п. соответственно. Максимальное же снижение произошло в Китае и Индии – на 354 и 37 п.п.

Абсолютный показатель объема долгосрочного внешнего долга в 2018 г. вырос по сравнению с 2008 г. во всех странах БРИКС, менее всего в России на 18 %, а более всего – в Китае в 3,81 раза (табл. 2). Объем государственного и гарантированного государством долгосрочного долга в составе общего внешнего долга также увеличился во всех странах БРИКС. В России он вырос на 51896 млн долл. В тот же период частный негарантированный долгосрочный долг страны возрос незначительно на 9517 млн долл. В остальных странах он вырос существеннее: в Китае – на 388453; в Бразилии – на 150978; в Индии – на 125254; в Южно-Африканской республике – на 38286 млн долл.

Следовательно, несмотря на рост с 2008-2018 гг. объема внешнего долга, а также государственного и гарантированного государством долгосрочного долга в составе общего внешнего долга России, низкие темпы их прироста за анализируемый период, а также устойчивое снижение за 2017-2018 гг. объема внешней задолженности на 79266 млн долл. и относительных показателей общего внешнего долга в сравнении с ВНД (с 43 до 28 %) и экспортом (с 143 до 81 %) свидетельствуют о повышении уровня финансовой безопасности России, начиная с 2017 г. [6, 7].

Следующим показателем, характеризующим долговую устойчивость страны, является фактическая величина международных (золотовалютных) резервов, измеряемая в долл. США. В группе G7 в течение периода с 2007 г. по 2018 г. Япония значительно опережала своих партнеров по данному показателю. Максимального значения объем международных резервов Японии достиг в 2011 г., составив 1296 млрд долл., что превышало аналогичный показатель США, занимавших 2-е место в группе, более чем в 2 раза (рис. 5). У США максимальным за анализируемый период объем международных резервов был в 2012 г., когда достиг 574,268 млрд долл. В период 2013–2015 гг. резервы США снижались, однако, начиная с 2016 г., вновь стали расти. В целом за анализируемый период фактическая величина международных (золотовалютных) резервов во всех странах G7 увеличилась: в меньшей степени у Японии – в 1,3 раза; в наибольшей – у Великобритании – в 2,22 раза.

Среди стран БРИКС за период с 2008–2018 гг. безусловным лидером по объему фактических международных резервов являлся Китай (рис. 6). Рекордным для него был 2014 г., когда объем резервов составил 3900 млрд долл., что превысило не только показатели его партнеров по БРИКС, в том числе России – в 10,1; Бразилии – в 10,73; Индии – в 11,99; Южно-Африканской республики – в 79,39 раза, но и показатели Японии и США в 3,09 и 8,98 раза соответственно.

Фактическая величина международных (золотовалютных)
резервов в России имела противоречивую динамику: в 2008–2010 гг. они и росли, и
снижались; в 2011–2013 гг. преобладала тенденция роста; в 2014–2016 гг. –
сокращались, но начиная с 2017 г. вновь стали увеличиваться.

Таким образом, среди анализируемых стран к 2018 г. наибольшие объемы международных (золотовалютных) резервов, измеряемых в долларах США, накопили Китай и Япония.   Вместе с тем, расстановка сил меняется, если проанализировать показатели объемов находящихся в распоряжении центральных банков запасов золота, измеряемых в тоннах, и их долю в структуре международных резервов. Согласно данным Банка России на 01.01.2018 г. самые большие запасы золота в международных резервах имели страны G7. Безусловным лидером являются США, золотые резервы которых составили 8 133,5 тонн (рис. 7). На втором месте – Германия с объемом 3373,7 тонн, на третьем и четвертом месте были Италия и Франция, золотые резервы которых превысили 2,4 тыс. тонн. Пятую строчку занял Китай с золотыми резервами в 4,4 раза меньше, чем у США. Объем золотых резервов России составил 1838,8 тонн, что соответствовало шестому месту в мире. На протяжении 2018 г. золотые резервы наращивали Россия, Индия и Китай. В результате чего по состоянию на 01 января 2019 г. Россия с объемом золотых резервов 2113,1 тонны вошла в ТОП-5 стран, оттеснив Китай на 6-ое место.

По показателю доли золота в международных резервах и объемам золотых резервов лидировали также страны из группы G7. Самая высокая доля золота в международных (золотовалютных) резервах была у США и на 01 января 2019 г. составляла 74,6 % (рис.8). Второе и третье места стабильно занимали Германия и Италия, с долей 70,1 и 66,3 % соответственно. На 0,8 п.п. от Италии отставали Нидерланды, занявшие четвертую строчку, за ними – Франция. У России, занимавшей шестое место в мире, доля золота в международных (золотовалютных) резервах по состоянию на 01 января 2018 г. составила 17,7 %, что на 57,6 п.п. ниже, чем у США, но на 15,5 п.п. превысило показатель Китая. В 2018 г. накапливание Россией золотых резервов привело к увеличению их доли на 0,8 п.п.

Следовательно, по показателю доли золота в международных резервах и объемам золотых резервов мировыми лидерами являются США, Германия и Италия. Россия в последние годы увеличивала данные показатели, так темп прироста золотых резервов страны в 2018 г. составил 14,9 %, что позволило ей приблизиться к Франции и Италии. Однако по показателю доли золота в международных резервах Россия значительно отстает от мировых лидеров.

Еще один показатель – достаточности величины международных (золотовалютных) резервов для финансирования импорта в течение n месяцев. Абсолютным лидером в группе G7 по данному показателю остается Япония, несмотря на его сокращение с 18,4 в 2009 г. до 14,7 месяцев в 2018 г. (рис. 9). У остальных стран анализируемой группы, помимо Италии, величина международных резервов была достаточной для финансирования импорта в течение не более, чем 2-х месяцев.

В группе БРИКС за период 2009–2018 гг. наблюдалась разнонаправленная динамика величины достаточности международных резервов для финансирования импорта товаров и услуг, выраженная в месяцах (рис. 10).

Наиболее значительное снижение отмечено у Китая: с 25,7 до 13.4 месяцев. В тоже время, у Бразилии данный показатель вырос в 2015-2016, достигнув 17 месяцев, однако в 2017-2018 гг. тренд развернулся и значение снизилось до 13,6. Все это привело к смене лидера по показателю величины достаточности международных резервов в месяцах импорта среди стран БРИКС: в 2016 г. и 2018 г. Китай сменила Бразилия. У России данный показатель снижался в период 2009–2014 гг. с 16,45 до 8,5 месяцев. С 2015 по 2018 гг. – значение колебалось в диапазоне от 12,4 до 13,2, составив в 2018 г. 12,9 месяца, что соответствует 3 месту среди стран БРИКС. Следует отметить, что самое низкое значение данного показателя в данной группе стран, составившее 4,2 месяца и отмеченное в 2011 г. в Южно-Африканской республике, в 2,8 раза превышало среднее его значение по странам G7. Это обусловлено необходимостью развивающихся стран иметь большие объемы резервов для финансирования импорта и поддержания финансовой безопасности, следовательно, ставит их в неравное положение со странами, валюты которых выполняют функцию мировых денег и менее волатильны.

По данным Центрального банка РФ внешний долг Российской
Федерации на 01.10.2019 г. составлял 471,6 млрд долларов [10]. Объем
фактических международных резервов России в 2017–2018 гг. увеличился с 432,74
млрд долл. (на 01.01.2018 г.) до 468,5 млрд долл. (на 01.01.2019 г.). В 2019 г.
резервы продолжали расти, достигнув на 01.12.2019 г. 542 млрд долл. США [11],
тем самым объем международных резервов Российской Федерации превышает величину
внешнего долга. К началу 2019 г. показатель достаточности величины
международных (золотовалютных) резервов для финансирования импорта повысился до
16 месяцев [12].

Сравнительный анализ ряда показателей, характеризующих
долговую устойчивость на уровне централизованных финансов и финансовую
безопасность России, стран БРИКС, а также стран группы G7, позволяет сделать следующие
выводы:

• в
  период 2009–2018 гг. во всех странах G7,
  за исключением Германии, превалировал тренд роста как показателя соотношения совокупного
  правительственного валового долга к годовому объему ВВП, так и показателя соотношения
  совокупного правительственного чистого долга и годового объема ВВП;
• у стран БРИКС в анализируемом периоде соотношение совокупного
  правительственного валового долга к годовому объему ВВП также преимущественно увеличивалось, в том числе иу России, однако, несмотря на тенденцию роста, данный показатель в
  России остается самым низким среди анализируемых стран;
• несмотря
  на рост объема государственного и гарантированного государством долгосрочного
  долга в составе общего внешнего долга, снижение объема внешней задолженности и
  относительных показателей общего внешнего долга, начиная с 2017 г., свидетельствуют
  о повышении уровня финансовой безопасности России;
• за
  период 2008–2018 гг. во всех анализируемых странах фактическая величина
  международных (золотовалютных) резервов увеличивалась;
• показатель
  фактической величины международных (золотовалютных) резервов России в
  анализируемом периоде имел противоречивую динамику, однако, начиная с 2017 г.,
  резервы увеличиваются; в 2018 г. фактическая величина международных
  (золотовалютных) резервов России превысила уровень США, Германии, Франции, Италии,
  Великобритании, Канады; однако их величина остается существенно ниже, чем у
  лидеров: по сравнению с Китаем в 6,76; Японией – в 2,71 раза;
• в 2019 г. объем фактических международных (золотовалютных) резервов превысил
  объем внешнего долга России;
• мировыми лидерами по показателю объемов находящихся в распоряжении центральных
  банков запасов золота, измеряемых в тоннах, и показателю доли золота в
  структуре международных резервов являются США, Германия и Италия;
• у России по данным ЦБ РФ на 01.01.2019 г. было пятое место в мире по показателю
  объемов, находящихся в распоряжении центрального банка, запасов золота,
  измеряемых в тоннах, и шестое место по доле золота в структуре международных
  резервов;
• в России, как и её у партнеров по БРИКС, за исключением Китая, в период с 2014
  по 2018 гг. наметилась тенденция повышения показателя достаточности
  международных резервов для финансирования импорта, выраженная в месяцах; к
  началу 2019 г. по данным ЦБ РФ данный показатель в России увеличился до 16
  месяцев.

Таким
образом, уровень долговой нагрузки на уровне централизованных финансов России за
анализируемый период не вышел за рамки пороговых значений индикаторов
финансовой безопасности. В странах БРИКС, в том числе и России, относительные
долговые показатели ниже, чем в странах G7, долговое финансирование экономик
которых увеличивается на протяжении прошедших десяти лет. Финансовая
безопасность стран G7
поддерживается значительными фактическими международными (золотовалютными)
резервами и высокими показателями доли золота в международных резервах. Вместе
с тем, в прошедшие два года соотношение объема правительственного долга и
годового объема ВВП практически во всех странах G7 находится на высоком уровне риска, значительно
повышая вероятность наступления долгового, финансового кризисов и обусловливая
необходимость реорганизации их государственных финансов.

Список использованной литературы

1. Худякова
   Л. Реформа глобальных финансов в контексте устойчивого развития // Мировая
   экономика и международные отношения. 2018. № 7. С. 38-47.
2. МВФ.
   Доклад по вопросам глобальной финансовой стабильности, октябрь 2019 г.
   [Электронный ресурс] – URL:
   https://www.imf.org/ru/Publications/GFSR/Issues/2019/10/01/global-financial-stability-report-october-2019.
3. IMF.
   World economic outlook reports, October 2018 [Электронный ресурс] – URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/Issues/2018/09/24/world-economic-outlook-october-2018/.
4. IMF.
   World economic outlook reports, October 2019 [Электронный ресурс] – URL:
   https://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2019/02/weodata/download.aspx.
5. Мировые
   финансы. [Электронный ресурс] – URL:
   http://global-finances.ru/gosdolg-ssha/.
6. The World Bank. International Debt Statistics 2019. [Электронный
   ресурс] – URL:
   https://openknowledge.worldbank.org/handle/10986/30851.
7. The
   World Bank. International Debt Statistics 2020 [Электронный ресурс] – URL: https://openknowledge.worldbank.org/handle/10986/32382
8. Всемирный банк. [Электронный ресурс] –
   URL: https://data.worldbank.org/indicator/FI.RES.TOTL.CD?locations;
   https://data.worldbank.org/indicator/FI.RES.TOTL.MO?locations.
9. Банк России. Структура международных
   резервов отдельных стран, 2019 г. [Электронный ресурс] – URL: http://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/.
10. Банк России. Оценка внешнего долга
    Российской Федерации на 1 октября 2019 года. [Электронный ресурс] – URL: 
    http://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/ext-debt/.
11. Банк России. Официальный сайт.
    Международные резервы РФ. Ежемесячные значения на начало отчетной даты.  – URL: http://www.cbr.ru/hd_base/mrrf/mrrf_m/.
12. Банк России. Достаточность международных
    резервов отдельных стран для покрытия импорта товаров и услуг, 2019 г.
    [Электронный ресурс] – URL: http://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/.
13. Банк России. Серия докладов об
    экономических исследованиях. Анализ долговой нагрузки в отраслях российской
    экономики. № 29. Февраль 2018 г. [Электронный ресурс] – URL: http://www.cbr.ru/Content/Document/File/36151/wp29.pdf
14. Статистический бюллетень Банка России. № 1
    (308). 2019. С. 211-219. [Электронный ресурс] – URL: http://www.cbr.ru/Collection/Collection/File/14261/Bbs1901r.pdf.

УДК  334.7

DOI 10.24411/2413-046Х-2019-10301

Существующие подходы,
позволяющие определить экономико-правовую природу договора технологического
присоединения к электрическим сетям

Existing approaches to determine the economic and legal nature of the contract for technological connection to electric networks

Загоруйко Игорь Юрьевич, доктор экон. наук., профессор, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Пермский государственный аграрно-технологический университет имени академика Д.Н. Прянишникова», Пермский военный институт войск
национальной гвардии Российской Федерации, г. Пермь

 Zagoruyko Igor Yuryevich, Doctor of Economics, Federal State Educational Institution of Higher
Education «Perm State Agrarian-Technological University named after academician
D.N. Pryanishnikova», The Perm Military Institute of the National Guard Troops
of the Russian Federation

Аннотация: Данное
исследование, проведенное в статье, изучает, договор технологического
присоединения. Отмечаем, что в определенный момент начали формироваться в
процессе изучения договора технологического присоединения к электрическим
сетям, с экономической и юридической точки зрения его применения. Экономико-правовая
конструкция договора технологического присоединения к электрическим сетям
является относительно новой для отечественного экономической и правовой науки.
Большинство исследователей делают акцент на изучении практических проблем,
возникающих в процессе применения норм права и экономических механизмов.
Безусловно, эмпирические и прикладные исследования важны для развития экономической
и правовой практики, однако специфика экономико-правовых отношений, возникающих
при подключении к электрическим сетям, а также множество неисследованных
вопросов и аспектов порождают необходимость разработки надлежащей теории
рассматриваемого договора, определения его правовой природы и места в системе
гражданско-правовых договоров, а также подробной характеристики его субъектов,
объекта и содержания.

Summary: This study,
conducted in the article, studies the technological connection agreement. We
note that at some point they began to take shape in the process of studying the
contract for technological connection to electric networks, from the economic
and legal point of view of its application. The economic and legal design of
the contract for technological connection to electric networks is relatively
new for domestic economic and legal science. Most researchers focus on the
study of practical problems that arise in the application of legal norms and
economic mechanisms. Of course, empirical and applied research is important for
the development of economic and legal practice, however, the specifics of
economic and legal relations arising when connected to electric networks, as
well as many unexplored issues and aspects, necessitate the development of an
appropriate theory of the treaty under consideration, definitions its legal
nature and place in the system of civil law contracts, as well as the
fractional characteristics of its subjects, object and content

Ключевые слова: экономика, договор, государство, экономические
инструменты, энергетика, рынок, потребление, прибыль.

Key words: economy, contract, state, economic
instruments, energy, market, consumption, profit.

Экономико-правовое
знание, теория договора технологического присоединения к электрическим сетям
начали формироваться только в период появления в российском праве
рассматриваемой договорной конструкции после принятия Федерального закона «Об
электроэнергетике» от 26.03.2003 № 35-ФЗ и утверждения Правил технологического
присоединения к электрическим сетям Постановлением Правительства РФ от
27.12.2004 № 861 (далее также – Правила технологического присоединения).
Федеральный закон «Об электроэнергетике» (далее – Закон об электроэнергетике)
был назван первым из приоритетных законопроектов при разработке нормативной
правовой базы в Основных направлениях реформирования электроэнергетики
Российской Федерации[11].

В первую
очередь исследования реформированной сферы электроэнергетики были связаны с
установлением научных фактов-классификаций, которые позволили определить
особенности проявления существенных признаков в исследуемых договорных
конструкциях данной сферы. Одной из основных целей правового регулирования в
сфере электроэнергетики является обеспечение беспрепятственного доступа к
электроэнергии и бесперебойного энергоснабжения потребителей[8].

В дальнейшем исследованию начал подвергаться сам договор
технологического присоединения, начали появляться эмпирический и теоретический
уровни знаний о правовой природе, сущности, предмете и других признаках. Знания
начали формироваться в процессе изучения договора технологического
присоединения к электрическим сетям, юридической практики его применения.
Конструкция договора технологического присоединения к электрическим сетям
является относительно новой для отечественного законодательства, что служит одной
из причин её недостаточной научной разработанности.

Большинство исследователей делают акцент на изучении
практических проблем, возникающих в процессе применения норм права в судебной
практике и их толковании судами. Безусловно, эмпирические и прикладные исследования
важны для развития юридической практики, однако специфика правоотношений,
возникающих при подключении к электрическим сетям, а также множество
неисследованных вопросов и аспектов порождают необходимость разработки
надлежащей теории рассматриваемого договора, определения его правовой природы и
места в системе гражданско-правовых договоров, а также подробной характеристики
его субъектов, объекта и содержания.

Отрасль электроэнергетики является одной из базовых отраслей
экономики большинства развитых и развивающихся стран. Большинство вопросов
договорных отношений данной сферы контролируются и регулируются государствами,
поскольку электроэнергетика во многом определяет возможности производства
национального продукта[12].

Технологическое присоединение к объектам электросетевого
хозяйства осуществляется на основании договора об осуществлении
технологического присоединения, заключаемого между сетевой организацией и
обратившимся к ней лицом. Правовое регулирование отношений, возникающих из
рассматриваемого договора, предусмотрено Гражданским кодексом РФ, ФЗ «Об
электроэнергетике» от 26.03.2003 № 35-ФЗ, а также принятым в соответствии с ним
Постановлением Правительства РФ от 27.12.2004 № 861, которым утверждены правила
технологического присоединения к электрическим сетям.

В п.1 ст.26 Закона об электроэнергетике законодателем дана
краткая характеристика договора технологического присоединения. Вместе с тем,
понятия договора данный пункт не содержит и раскрывает только обязанности
сетевой организации по подготовке технических условий, проектированию,
строительству, реконструкции объектов электросетевого хозяйства, урегулированию
отношений с третьими лицами[2].

Правила технологического
присоединения также не раскрывают понятия данного договора в том виде, который
характерен для определения понятий отдельных договоров в ГК РФ. Однако
Постановление № 861 подробно определяет большинство аспектов договорных
правоотношений по технологическому присоединению. Правилами технологического
присоединения определен его порядок, процедура заключения и исполнения
договора, закреплены существенные условия договора, установлены требования к
выдаче технических условий, порядку проведения проверки выполнения заявителем и
сетевой организацией технических условий.

Из-за отсутствия легально закрепленного понятия договора
технологического присоединения на практике возникла проблема определения его
правовой природы, от разрешения которой зависит применение или не применение
тех или иных норм права, регулирующих сходные с технологическим присоединением
правоотношения. Правовая природа позволяет через юридические характеристики
того или иного явления увидеть структуру, место и роль среди других
правовых явлений[6]. Существуют четыре основных подхода к определению правовой
природы договора об осуществлении технологического присоединения.

Первый
подход к определению правовой природы договора технологического присоединения
сводится к тому, что рассматриваемый договор признается подвидом договора
возмездного оказания услуг. Согласно позиции С.А. Свиркова, по договору
технологического присоединения сетевая организация принимает на себя
обязательство осуществить комплекс мероприятий по присоединению заявителя к
сети энергоустановок, а последний обязуется выполнить ряд технических условий и
оплатить указанную услугу сетевой организации по утвержденному тарифу. Автор
отмечает, что предметом договора является «осуществление действий, направленных
на достижение определенного положительного эффекта нематериального характера –
обеспечение для субъекта доступа к сети» [10].

Согласно
второй, менее распространенной точке зрения, договор технологического
присоединения является смешанным, так как по своей правовой природе он содержит
элементы договоров подряда и возмездного оказания услуг. А.Д. Жанэ разделяет
правовую природу данного договора на две части: осуществление мероприятий по
присоединению относит к работе, а действия по техническому осмотру
присоединяемых энергопринимающих устройств к услугам[4].

Существует также точка зрения, согласно которой
технологическое присоединение следует рассматривать как работу, поскольку
важным является сам результат присоединения, а не его процесс. По мнению Е.В.
Кирюхиной предметом рассматриваемого договора является осуществление
мероприятий, в результате которых осуществляется непосредственное присоединение
к сети. При этом, «технологическое присоединение как объект гражданских прав
представляет собой работу по осуществлению мероприятий, направленных на
подключение и обеспечение работы энергопринимающих устройств в электрической
сети» [5]. Аналогичного мнения придерживается О.А.
Городов. По мнению автора, ряд косвенных признаков договора технологического
присоединения позволяет рассматривать его как договор подряда[3].

Следует согласиться с мнением В.К. Серовой, согласно которому
в договорах технологического присоединения, как правило, не содержится условий
о том, что результат создания новых объектов передается от одной стороны
другой, поскольку объекты остаются во владении лиц, которые их создали.
Созданные электросетевые объекты остаются на балансе сетевой организации, что
преследует цель обеспечения их надлежащей эксплуатации. Ю.А. Мазурова
указывает, что последствием оказания услуг по технологическому присоединению, в
том числе и строительства объектов электросетевого хозяйства, является то, что
заявителю в будущем будет подаваться энергия. Автор, основываясь на анализе
судебной практики, делает вывод о том, что указанные объекты заявителям
принадлежать (или перейти в собственность) по договору технологического
присоединения не могут[7].

В связи с этим в юридической науке выделяется следующая
проблема: потребитель, внося плату за технологическое присоединение, фактически
осуществляет вложения в основные средства сетевой организации, не получая на
них каких-либо имущественных прав[9]. При этом, сетевая организация указанные
объекты электросетевого хозяйства использует в своей деятельности по передаче
электроэнергии и получает за это плату.

Четвертый подход к определению правовой природы
рассматриваемого договора сводится к тому, что договор технологического присоединения
является непоименованным в Гражданском кодексе РФ. Данный договор на
техническое присоединение, согласно которому исполнитель обязуется провести
работы по подключению сетей заказчика к точкам тепло- и электроснабжения, не
может быть квалифицирован как договор на оказание услуг или как смешанный
договор, включающий элементы договора возмездного оказания услуг и подряда.
Судом сделан вывод о том, что договор является непоименованным.

Данный подход не может применяться, поскольку основан на
неверном толковании норм права. Согласно п. 2 ст. 421 ГК РФ стороны могут
заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или
иными правовыми актами. В силу п. 4 ст. 3 ГК РФ на основании и во исполнение ГК
и иных законов, указов Президента РФ Правительство РФ вправе принимать
постановления, содержащие нормы гражданского права[1]. Следовательно, признать
договор технологического присоединения не поименованным нельзя, поскольку
правовое регулирование данного договора как раз осуществляется иным правовым
актом, а именно Постановлением Правительства РФ № 861.

Можно сделать вывод о том, что в юридической науке и на
практике нет единого подхода к разрешению проблемы определения правовой природы
договора технологического присоединения. Квалификация договора как смешанного
или подрядного недопустима, поскольку предметом рассматриваемого договора
являются действия сетевой организации (исполнителя) по технологическому
присоединению, а овеществленного результата работ, который передавался бы
заказчику, нет. Если применять нормы о договоре подряда, то к регулированию
отношений по технологическому присоединению будут применяться нормы о праве
подрядчика на удержание, об одностороннем отказе от договора, о сокращенном
сроке исковой давности и другие нормы, которые не могут быть применимы к
отношениям, регулируемым рассматриваемой договорной конструкцией.

Полагаем, что для разрешения указанного спора существует
объективная необходимость правильного определения понятия рассматриваемого
договора и отнесения его к виду договора возмездного оказания услуг. Отношения
по технологическому присоединению к объектам электросетевого хозяйства специфичны,
однако предмет, а именно – действия исполнителя, которым является сетевая
организация, соответствует признакам договора возмездного оказания услуг.

Договор технологического присоединения является публичным,
что прямо закреплено в п. 1 ст. 26 Закона об электроэнергетике. Публичность
рассматриваемого договора раскрывается в Правилах технологического
присоединения следующим образом: сетевая организация обязана выполнить в
отношении любого обратившегося к ней лица мероприятия по технологическому
присоединению при условии соблюдения им Правил и наличии технической
возможности технологического присоединения.

Важно отметить, что
законодательство в сфере электроэнергетики не содержит такого основания для
отказа в заключении договора как отсутствие технической возможности. Правилами
технологического присоединения установлены особенности присоединения заявителей
в данной ситуации. В сравнении отметим, что присоединение к
газораспределительным сетям может не соответствующей организацией при
отсутствии технической возможности. В данном случае в присоединении отказывают
заявителю с мотивированным указанием причин отсутствия технической возможности
и указывают срок появления технической возможности подключения объекта.

Список литературы

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая): Федеральный
   закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ // Российская газета. 08.12.1994. № 238 — 239.
2. Об электроэнергетике: Федеральный закон от 26.03.2003 № 35-ФЗ //
   Российская газета. 01.04.2003. № 60.
3. Договоры в сфере электроэнергетики: научно-практическое пособие /
   Городов О.А. М., 2007. С. 136.
4. Жанэ А.Д. Комментарий к Федеральному закону «Об электроэнергетике»
   (постатейный). М.: Юстицинформ, 2005.
5. Кирюхина Е.В. Некоторые вопросы правового регулирования договора
   технологического присоединения к электрическим сетям // Юридический мир. 2009.
   № 6.
6. Комиссарова Е.Г. Формально логические аспекты понятия «правовая природа»
   // Вестник Пермского университета 2012. Выпуск 2(16).
7. Мазурова Ю.А. Право собственности на подстанцию, построенную по договору
   об осуществлении технологического присоединения к объектам электросетевого
   хозяйства // Комментарий судебно-арбитражной практики / под ред. В.Ф. Яковлева.
   М.: Юридическая литература, 2009. Вып. 16
8. Матиящук С.В. Комментарий к Федеральному закону от 26 марта 2003 г. №
   35-ФЗ «Об электроэнергетике» (постатейный). М.: Юстицинформ, 2012.
9. Репетюк С., Мозговая О., Файн Б. Регулирование деятельности по
   технологическому присоединению потребителей к электрическим сетям: Российский и
   мировой опыт // Экономическая политика. 2016. №1. С. 63.
10. Свирков С.А. Договорные
    обязательства в электроэнергетике. М.: Статут, 2006.
11. Федоров А.Н., Борисов
    А.Н. Комментарий к Федеральному закону «Об электроэнергетике» (постатейный).
    М.: Деловой двор, 2011.
12. Фомичева И.В. Роль государства
    в демонополизации электроэнергетики // Известия вузов. Северо-Кавказский
    регион. Серия: Общественные науки. 2011. № 6. С. 99.