Московский экономический журнал 3/2017

image_pdfimage_print

УДК  364

Bezymyannyj-12

Михаленко Максим Александрович

аспирант кафедры экономических и финансовых дисциплин

Московского гуманитарного университета

mvft@mail.ru

8-903-189-21-11

Mikhalenko Maksim Aleksandrovich

graduate student of department of economic and financial disciplines

Moscow University for the Humanities

mvft@mail.ru

8-903-189-21-11

Застойная бедность в ХХI веке: социальная политика в поиске новой парадигмы

Аннотация

Предметом данного исследования являются концептуальные основы и практики социальной политики. Цель исследования – обоснование авторской трактовки социальной политики в современных условиях. Основными его результатами является, во-первых, доказательство несостоятельности концептуальных основ и практики социальной политики старых социальных государствах всеобщего благосостояния, которая, столкнувшись на рубеже веков с феноменом застойной бедности работающего населения,  оказалась неспособна выполнить своё основное предназначение — обеспечить социально-экономическую и политическую стабильность в обществе. Во-вторых, обоснование необходимости поиска новых парадигмальных оснований социальной политики: «модернизации» и «дальнейшего совершенствования» оказалось  совершенно недостаточно. В третьих, критический анализ различных подходов и методов  определения того, каковы должны быть критерии официального признания бедности индивида и какие именно группы населения должны в первую очередь получать государственные социальные трансферты. В-четвёртых, показано, что в российских условиях понятие «качество жизни» активно используется как политический лозунг – однако  концепция и методы интегральной оценки качества жизни фактически неприменимы для выявления целевых групп социальной политики. Опираясь на эти положения, сформулирована авторская трактовка современной парадигмы социальной политики.

Ключевые словосочетания:

социальная политика, доходы домохозяйств, застойная бедность, пенсионный кризис, качество жизни, социально-экономическая стабильность общества.

Stagnant poverty in the 21st Century: social policy in search of a new paradigm

Annotation

The subject of this study is the conceptual framework and practices of social policy. The purpose of the study is to justify the author’s interpretation of social policy in modern conditions. Its main results are, first, the proof of the inconsistency of the conceptual foundations and practices of social policy of the old welfare states, which, confronted at the turn of the century with the phenomenon of stagnant poverty of the working population, was unable to fulfill its basic mission — to ensure socio-economic and political stability in society. Secondly, the justification for the need to search for new paradigmatic grounds for social policy: «modernization» and «further improvement» was completely inadequate. Third, a critical analysis of the different approaches and methods for determining what should be the criteria for the official recognition of the individual’s poverty and which groups of the population should first receive state social transfers. Fourthly, it is shown that under Russian conditions the concept of «quality of life» is actively used as a political slogan — however, the concept and methods of an integrated assessment of the quality of life are in fact inapplicable for identifying target groups of social policy. Based on these provisions, the author’s interpretation of the modern paradigm of social policy is formulated.

Key words:

Social policy, household incomes, stagnant poverty, the pension crisis, the quality of life, the socio-economic stability of society.

Введение

Основным предназначением, миссией современной социальной политики — при всём различии её задач в разных странах мира —  является обеспечение социально-экономической и политической стабильности в обществе [18]. Её главная, сущностная,  функция – предотвращение негативных социальных последствий бедности в  целевых группах (той части населения, которая потенциально может стать драйвером  роста протестной активности в обществе) [15].

Главным фактором, определяющим формирование целевых групп социальной   политики, является т.н. застойная бедность. Это сложный социокультурный феномен, который выражается:

-для общества – в глубокой перестройке материальной и духовной культуры отдельных специфических социальных групп, в результате которой складывается и самовоспроизводится устойчивый социальный тип бедняка с особым образом жизни и системой ценностей;

-для индивида – в восприятии им поведенческих стереотипов застойной бедности, от которых он, как правило, не в состоянии самостоятельно избавиться, и которые автоматически (неосознанно) передаются в его семье от одного поколения к другому (самовоспроизводятся) [25].

Во второй половине ХХ века борьба с застойной бедностью в старых социальных государствах всеобщего благосостояния для всего мира была своего рода недостижимым идеалом – и образцом для всеобщего подражания [19]. На протяжении нескольких послевоенных десятилетий доходы домохозяйств в этих экономически развитых странах постоянно росли; нa мировых pынках наблюдалось устойчивое увеличение спроса; на рынке труда наблюдался устойчивый рост, рабочих мест было более чем достаточно; большинство семей было уверено, что их дети, став взрослыми, будут жить лучше, чем родители. В начале 30-х. Дж. М. Кейнс предположил, что за ближайшее сто лет уровень жизни в экономически развитых странах повысится в 4-8 раз – и в 60-х всем в старых социальных государствах всеобщего благосостояния казалось, что именно верхняя граница этого оптимистического прогноза ближе к истине.

Однако уже в 80-х темпы роста потребления во всём мире стали снижаться. Послевоенное «золотое тридцатилетие» подошло к концу. Доходы домохозяйств замедлили свой рост, а затем начали постепенно снижаться. [14;6]. В начале второго десятилетия  ХХI века научные авторитеты, всю свою жизнь твердившие как мантру, что «у экономики нет пределов pocтa», вынуждены были признать, что несколько десятилетий непрерывного уcтoйчивого pocта отнюдь не отражают общие закономерности мирового развития, а являются всего лишь флуктуацией, следствием уникaльного cтeчeния oбcтoятeльcтв в 30-70-х гг. ХХ века [13;20].

В настоящее время старые социальные государства всеобщего благосостояния стремительно утрачивают репутацию социально устойчивой и экономически благополучной «витрины западной демократии». В них резко обострились социальные противоречия, значительно увеличилась вероятность возникновения массовых беспорядков [7]. В 2016 г., по данным опроса Zero Hedge, США и страны ЕС  впервые за многие годы перестали восприниматься инвесторами и топ менеджерами международных корпораций как «тихая гавань» («бастион стабильности») [8]; по данным опроса Bloomberg, они, напротив, оцениваются как «главные источники рисков» [10]. 

Исследование Awara Group показало, что  ВВП стран G7 в 2008 г. впервые упало ниже совокупного ВВП «альтернативной семёрки» развивающихся стран (Китай, Индия, Россия, Бразилия, Индонезия, Мексика и Южная Корея) — и что это отнюдь не случайная флуктуация, а устойчивая тенденция. Доля стран G7 в совокупном мировом ВВП, по прогнозам Awara Group,  и далее будет сокращаться — по-видимому, до тех пор, пока не придёт в соответствие с их ресурсным и демографическим потенциалом. А поскольку население стран G7 составляет всего 11,5% от общемирового, это означает, что в среднесрочной перспективе вклад  стран G7 в совокупный мировой ВВП может сократиться более чем в три раза; при этом доходы большинства домохозяйств и уровень их потребления также будут сокращаться [14].

В свою очередь, в исследовании McKinsey Global Institute было установлено, что десять лет назад население двадцати пяти наиболее экономически развитых стран мира было существенно богаче и жило в материальном и социальном плане значительно лучше, чем в настоящее время[6].

По «оптимистическому» прогнозу McKinsey Global Institute, повышения уровня жизни населению экономически развитых стран мира следует ждать не ранее 2025 г. [6]; по «пессимистическому» прогнозу Awara Group населению стран G7 вообще не стоит рассчитывать на повышение уровня жизни [14].

В этих условиях старые социальные государства всеобщего благосостояния стали расходовать свои ресурсы на социальную политику всё менее расточительно, всё более и более бережливо и расчётливо. Хотя и продолжали следовать базовым постулатам либеральной социальной политики: всеобщее благосостояние в «правильном» социальном государстве возможно и достижимо; любой социальный «пожар» можно легко «потушить», просто «залив его деньгами».

Сокращение доходов  домохозяйств вызвало значительное увеличение потребности населения в социальном обеспечении – разумеется, по установленным ранее в этих станах весьма высоким стандартам. Однако ресурсов для проведения социальной политики, адекватной социальным ожиданиям общества, у экономически развитых стран более не было — прежде всего, потому, что в мире произошли кардинальные изменения структуры рынка труда [28].

По данным отчётов Международной организации труда за 2016  и 2017 гг., темпы экономического роста в мире существенно отстают от увеличения потребности населения в занятости; количество рабочих мест сокращается, наблюдается тенденция устойчивого роста безработицы [32;33].

  По расчётам Международной организации труда, в обозримом будущем под угрозой исчезновения окажутся 137 млн. рабочих мест в таких странах, как Камбоджа, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Таиланд (56% их совокупных трудовых ресурсов). Их заменят промышленные роботы.  [33].

По данным исследования Stanford University Council, увеличение применения промышленных роботов и искусственного интеллекта приведёт в течение ближайших пяти лет к потере 5,1 млн. рабочих мест в 15 странах, обеспечивающих 65% от общей численности рабочей силы в мире; в более долгосрочной перспективе – сокращение объёмов мирового рынка труда на треть [1]. Специалисты американского National Science and Technology Council рассчитали, что вероятность того, что в США неквалифицированные работники с зарплатой до $20 в час будут вытеснены роботами уже в ближайшее десятилетие составляет 83%; для получающих до $40 в час – эта вероятность составляет 30% [22].

По прогнозам, размещённым на сайте Всемирного экономического форума, к 2050 г общий дефицит средств шести крупнейшим пенсионных систем мира составит $224 трлн. [5]. Доходность пенсионных фондов в обозримом будущем не будет превышать 4% — тогда как  для выполнения взятых на себя обязательств пенсионным фондам необходимо иметь  доходность не менее 9% [30]. Поэтому в последние годы в них происходит фактическая трансформация в обычные хедж-фонды, которые формируют свои активы с помощью корпоративных облигаций и акций [9]. Похоже, что подобная трансформация в ближайшее время предстоит и Фонду социального страхования США, и пенсионным фондам многих штатов. Самыми высокими темпами растёт дефицит пенсионного финансирования штатов  Кентукки, Нью-Джерси, Иллинойс, Пенсильвания и Калифорния – он уже  достиг $1,5 трлн. [38]. По прогнозам некоммерческой организации Pew Charitable Trusts  85 % пенсионных фондов США (суммарные активы которых составляют $3 трлн., а обязательства – $10 трлн.) должны обанкротиться в течение ближайших 30 лет [27]. В старых социальных государствах всеобщего благосостояния назревает глобальный пенсионный кризис.

В «суровом новом мире конца глобализации» [16] наступило «перенапряжение сил США в попытке консолидировать однополярный мир» (этот тезис трижды  повторяется в «Стратегии национальной безопасности США – 2015» [29]). По словам Р. С. Roberts, «США более не может позволить себе выполнять свои  обязательства по социальному страхованию (Social Security) и медицинскому обеспечению (Medicare) или финансировать такую национальную службу здравоохранения, какая есть в каждой цивилизованной стране» [24].

В условиях, когда целый ряд глобальных социально-экономических процессов дестабилизировали мировую экономику:

  • произошёл перенос экономической активности на развивающиеся рынки, перенос производства в регионы с дешевой рабочей силой;
  • усилия по обеспечению непрерывного роста потребления обусловили необходимость кредитной экспансии, возможности которой оказались быстро исчерпаны;
  • финансовый рынок стал системно неустойчивым из-за  несовершенства методов прогнозирования и управления рисками;
  • качественно возросло влияние на мировую экономику новых технологий;
  • возросли масштабы миграционных процессов, вызванных неравномерностью перехода населения различных регионов мира к репродуктивной стратегии, основанной на императиве «низкая смертность  низкая рождаемость»;
  • усилилась взаимозависимость регионов и стран мира за счёт финансовых, миграционных и информационных потоков;
  • обострились противоречия между западной «цивилизацией постмодерна» и «традиционалистскими сообществами» — между антропо-центристскими и  социо-центристскими социумами;
  •  их проявления  в последние годы часто совпадали по времени; взаимодействие их последствий было нелинейным, синергетическим;  постоянно возникали цепочки событий, изначально казавшихся всем маловероятными;

-социальная политика старых социальных государств всеобщего благосостояния, которая, как правило, во многих своих аспектах была весьма консервативна и неповоротлива, постоянно не поспевает за скачкообразно увеличивающейся скоростью социально-экономических процессов. «Модернизации» и «дальнейшего совершенствования» социальной политики оказалось  совершенно недостаточно. 

По сути, старые социальные государства всеобщего благосостояния таковыми уже более не являются. Впервые после Второй мировой войны в них наблюдаются рост недовольства и, как следствие, устойчивое снижение уровня социальной стабильности [6].

Система борьбы с застойной бедности, которой эти государства так гордились, постепенно свелась к примитивному ситуативному реагированию. В последние годы ради экономии ресурсов социальные «пожары» «заливались деньгами» не до конца, оставляя «тлеющие угли» до следующего электорального цикла; многие социальные проблемы по существу не решались, а переводились в латентную форму. На реализацию долгосрочных планов и воплощение в жизнь социальных стратегий у экономически развитых стран теперь просто не хватает ресурсов.

Их противоречивые — одновременно расточительные (из-за невозможности отменить установленные ранее весьма высокие стандарты социального обеспечения) и экономные (из-за нехватки ресурсов) — практики социальной политики оказались не в состоянии обеспечить

-ни необходимое воздействие на социальные  последствия застойной бедности,

-ни контроль уровня протестной активности целевых групп,

— ни социальную стабильность в обществе.

При этом всё бóльшая часть населения проникается аномией (о сущности и проявлениях этого социального феномена — см., например, [11]) — ведь получается, что власти всю жизнь их обманывали:

— никакого «всеобщего благосостояния» в их странах больше нет  и при их жизни, скорее всего, уже не будет,

— «наилучшие практики» социальной политики оказались несостоятельны;

—  застойная бедность принимает качественно новые формы и занимает качественно иное место в социальном пространстве.

В этих условиях ранее вполне успешно использовавшиеся концепции и методы оценки бедности стремительно утрачивают свою прогностическую силу.

В ХХI веке старые социальные государства всеобщего благосостояния столкнулись с необходимостью  так изменить свои отношения с обществом, чтобы более эффективно удовлетворять его все возрастающие по­требности; им приходится так совершенствовать структуру и деятельность своих организаций, чтобы кардинально повысить качество предоставления социальных услуг. [2] При проведении социальной политики государственные органы вынуждены так строить свою работу, чтобы получать бо­лее высокие результаты при одновременном сокращении затрат [43].

Однако практика показала, что решение этих задач в рамках получивших распространение во второй половине  ХХ веке либеральной    постулатов и основных понятий социальной политики — её  парадигмальных оснований – оказалось невозможно. 

Ключевой вопрос социальной политики в условиях тотального дефицита ресурсов: кого именно следует официально признать бедным? (Т. е. кого следует включить с состав целевых групп, которые получат материальную поддержку государства?).

Во второй половине ХХ века  каждая страна выбирала наиболее политически удобный подход к  измерению бедности. Где-то бедными признавали тех, чей доход более чем в два раза ниже медианного дохода («относительный» подход). В других применяется подход «депривационный»: когда люди не могут позволить себе те или иные продукты питания, одежду, у них нет доступа к образованию и медицине, и если таких лишений набирается много, то эти люди признаются бедными. Минимальный показатель уровня бедности  получается при «абсолютном» подходе: в России и США для измерения бедности используются показатели прожиточного минимума, в который входит набор продуктов питания и непродовольственные товары и услуги.

В современных условиях, пожалуй, наиболее полно отражает социально-экономическую реальность «субъективный» подход. Он основан на трактовке бедности как «неспособности индивида сохранить свою культурную идентичность и полноценно участвовать в жизни общества» [31].

Развитие этого подхода к оценке уровня бедности привело к разработке концепции качества жизни [4]. Одной из первых методик определений качества жизни с субъективной точки зрения была анкета, разработанная в 1961 г. Л.B. Портером. С её помощью можно было определить степень удовлетворенности «потребностей выживания, социальных потребностей, эго-потребностей и потребностей в самореализации» [21].

Исследования индикаторов качества жизни (далее — ИКЖ), проведенные социологами США в 70-х, были направлены на изучение связи с качества жизни с личностным статусом и ценностями инди­видов [44,c.101]. В 80-х специалисты стали использовать не только субъективные, но и объективные ИКЖ. Это потребовало использования ИКЖ, характеризующих как сферу потребления, так и осознаваемую индивидом степень расхождения между желаемым и достигнутым – т.н. «удовлетворённость жизнью», которая оценивается на двух уровнях,  физиологическом и духовном; зависит от социальных представлений индивида и общества о справедливости, собственности, обеспеченности, труде и т.д. [36]

При этом возникает вопрос; как рассчитать интегральный показатель, который объединил бы в себе и объективную и субъективную оценки. Для этого расчёта стал применяться целый ряд специальных методов нормирования и агрегирования — на результирующее абсолютное значение интегральных показателей качества жизни стали влияять:

  • выбор базы для сопоставления;
  • выборка отчетных статистических показателей, на базе которых должен быть сформирован интегральный индикатор качества жизни;
  • выбор способа интеграции отдельных частных характеристик в сводную характеристику качества жизни (вид модели, ее постоянные па­раметры). [48]

Многие авторы считают в принципе некорректным исполь­зование интегральных показателей качества жизни. Свою позицию они аргументируют тем, что само качественное различие предметов потребления (например, питания и жилища) не позволяет с достаточной степенью объективности приводить их к единому количественному показателю. При создании интегрального показателя, охватывающего большую совокупность конкретных объ­ектов измерения, которыми характеризуются условия жизни населения, неизбежно возникает субъективный подход.

Тем не менее, к настоящему времени разработано несколько сотен различных методик интегрального показателя качества жизни по итогам их анализа были установлены 17 наиболее часто используемых в них ИКЖ [37,c.8].

Получили широкую известность «Социальные индикаторы определения качества жизни ОЭСР» [26] и интегральный показатель «Индекс качества жизни» аналитического подразделения журнала The Economist, который рассчитывался для  111 государств [45].

Однако никаких практических последствий от этих весьма трудоёмких исследований не было.

В России получила известность  система интегральной оценки качества жизни, разработанная С.А. Айвазян [35]; к настоящему времени в России было проведено множество исследований интегральных показателей качества жизни различных регионов (см., например, [39;40;41;47]).

Примеру британского журнала The Economist последовало РИА Рейтинг медиа-группы «Россия сегодня»: проводится анализ 72 показателей, которые были объединены в 11 групп, характеризующих основные аспекты качества жизни в регионе. В качестве источников информации для составления рейтинга использовались данные федеральных  и региональных органов власти, другие открытые источники [46]. Казалось бы, этот рейтинг вполне можно было бы использовать, например, для оценки качества управления и эффективности глав регионов — однако почему-то в Администрации Президента РФ для этого используется совсем другая система индикаторов.

Каждая из методик интегральной оценки качества жизни имела свои достоинства и недостатки — и ни одна из них не стал общепринятой; в России так и не была проведена нормативно-правовая регламентация номенклатуры ИКЖ и критериев их оценки.

Вероятно, потому, что определение интегральных показателей качества жизни «The Economist Intelligence Unit», «РИА Рейтинг» и множества других не соответствуют основному критерию научного исследования — они не могут быть повторены в другом исследовательском центре для подтверждения полученных результатов.

Весьма велика вероятность того, что они выполняются в коммерческих целях на платной основе. Именно такое предположение возникает после знакомства со рейтингом качества жизни стран мира Numbeo. В 2016 г. Россия и Украина в рейтинге Numbeo заняли 61 и 59 место; 60-е место – у Сингапура.  У этих трёх стран практически равное количество баллов, однако качество жизни на Украине пусть и ненамного, но всё-таки выше [23] -несмотря на то, что Украина в 2015 г. была названа исследовательской группой Credit Suisse самой бедной страной в Европе [12]; и на то, что, по данным «Центра изучения общественного мнения Института Гэллапа», Украина — одна из самых «несчастных» стран мира (60% украинцев считают, что их уровень жизни неуклонно снижается; каждый второй утверждает, что в прошлом году бывали случаи, когда им не хватало денег на еду для себя или своей семьи) [34].

В Стратегии национальной безопасности РФ, принятой в 2015 г,  один из девяти т.н. стратегических национальных приоритетов   — повышение качества жизни российских граждан (п. 31) [50]. Согласно принятой в мае 2017 г «Стратегии экономической безопасности РФ на период до 2030 года», одна из целей государственной политики в сфере обеспечения экономической безопасности — повышение уровня и улучшение качества жизни населения (см. рис.1).

Screenshot_2

 

Рисунок 1 -Цели государственной политики в сфере обеспечения экономической безопасности

Примечание: составлено автором по материалам [49]

Нельзя не заметить, что эта цель некоторым образом вступает в противоречие со всеми прочими, и улучшение качества жизни населения  отнюдь не является абсолютным, доминирующим над всеми прочими, национальным приоритетом. Использовать какой-то из вариантов расчёта интегрального показателя качества жизни в «Стратегии…» не предполагается – в разделе IV  п. 27 установлены 40 показателей состояния экономической безопасности [49].

Как мы видим, в России концепция качества жизни используется как политический лозунг  — одна из задач обеспечения экономической безопасности, выполнение которой можно при необходимости легко подтвердить. Но отнюдь не метод исследования, позволяющий установить, кого именно следует включить в состав целевых групп, которые в первую очередь должны получить материальную поддержку государства даже в условиях дефицита ресурсов. В российских условиях методы оценки качества жизни фактически неприменимы для значительной части населения – тех, кто находится за чертой бедности и тех, кто в зоне риска не намного выше черты бедности – т.е. для целевых групп социальной политики.

Выводы

  1. Столкнувшись на рубеже веков с феноменом застойной бедности работающего населения, «наилучшие практики» социальной политики экономически развитых стран оказались не готовы к этому вызову, совершенно не способны обеспечить социально-экономическую и политическую стабильность в обществе. В этих условиях жизненно важной проблемой для всех стран мира стал поиск новой парадигмы социальной политики.

Общие закономерности процесса «смены парадигм»  были блистательно описаны  T. S. Kuhn [17],  однако на практике поиск новой парадигмы социальной политики во всех государствах определяет национальная специфика. Приведём только один, на наш взгляд, весьма примечательный пример: в 2012 г Президент Казахстана  Н.А. Назарбаев, давая поручение Правительству разработать новую концепцию социальной политики, потребовал: «утопические идеи как либеральной, так и социалистической направленности должны остаться в прошлом веке» [42].

  1. По нашему мнению, в основу новой парадигмы социальной политики, помимо отказа от «утопических идей как либеральной, так и социалистической направленности», должен быть положен «возврат к истокам». Принимая в XVII-XIX вв. первые социальные законы (такие, например, как британский «Закон о бедных и создании работных домов» от 1834 г.), власти пытались смягчить социальные последствия неурожаев, войн и стихийных бедствий и предотвратить активные проявления протеста населения – т.е. обеспечить стабильность — с помощью ранее не применявшихся ими ненасильственных методов.

Вряд ли у этой смены методов государственного правления были какие-то гуманистические основания. Дело, скорее, в том, что опыт столетий репрессивной внутренней политики убедительно показал: применение ненасильственных методов обеспечения политической стабильности обходится государству в существенно дешевле, чем содержание многочисленных «силовых структур»,  без которых было невозможно добиться устойчивости власти и процветания  с помощью систематического государственного террора по отношению к беднейшим слоям населения.

Некоторые современные авторы (см., например, [3; 18; 25]) уже пришли к трактовке социальной политики как особого вида общественной деятельности, нацеленного, в первую очередь, на потенциально опасные для общества специфические социальные группы нетрудоспособных, маргиналов, деклассированных элементов. Эта общественная деятельность должна через систему государственной помощи и общественной благотворительности обеспечить низшим слоям общества минимальный приемлемый уровень удовлетворения их потребности, снизив, таким образом, уровень их агрессивности.

  1. По нашему мнению, цель социальной политики в современных условиях в самом общем виде можно определить как противостояние угрозам безопасности личности, общества и государства путём обеспечения социально-экономической стабильности общества.

Предлагается следующая трактовка понятия «социальная политика»:  

специфический элемент внутренней политики государства, результат совместной деятельности институтов государства и общества по обеспечению социально-экономической стабильности общества на основе применения качественно новых:  

-институтов и механизмов борьбы с застойной бедностью,  

-подходов и методов оценки уровня бедности в целевых группах,  

— систем информационно-аналитического обеспечения.

Список литературы

  1. Artificial intelligence and life in 2030 Report of the 2015 study panel Stanford University, URL: https://ai100.stanford.edu/sites/default/files/ai_100_report_0901fnlc_single.pdf (дата обращения 05.08.2017)
  2. Barber М., Levy А. & Mendoca L. Global trends affecting the public sector. McKinsey & Company. Jan­uary P. 4-12.
  3. Blakemore К., Warwick-Booth Social Policy – An Introduction McGraw-Hill Education 2013. 210 р.
  4. Bognar G. The Concept of Quality of Life. Social Theory and Practice, Vol. 31, No. 4, 2005. рр. 561-580 URL: http://as.nyu.edu/docs/IO/8545/The_Concept_of_Quality_of_Life.pdf (дата обращения08.2017)
  5. Case Studies in Retirement System Reform World Economic Forum May, 2017. URL: http://wwwweforum.org/docs/WEF_Retirement_Handbook_2017.pdf (дата обращения 05.08.2017)
  6. Dobbs et al. Poorer than their parents? A new perspective on income inequality  Report  /R. Dobbs, A. Madgavkar, J. Manyika, J. Woetzel, J.Bughin, E. Labaye, P.Kashyap // McKinsey Global Institute July 2016 URL: http://www.mckinsey.com/global-themes/employment-and-growth/poorer-than-their-parents-a-new-perspective-on-income-inequality(дата обращения 05.08.2017)
  7. Durden Is This Why Social Unrest In Europe Has Been Subdued (For Now)? Zero Hedge, May 29, 2013 URL: http://www.zerohedge.com/news/2013-05-29/why-social-unrest-europe-has-been-subdued-now(дата обращения 05.08.2017)
  8. Durden Т. A Pessimists’ Guide To 2017: When Everything That Can Go Wrong, Does Go  Zero Hedge Dec 6, 2016 URL: http://www.zerohedge.com/news/2016-12-06/pessimists-guide-2017-when-everything-can-go-wrong-does-go-wrong(дата обращения 05.08.2017)
  9. European asset allocation survey 2015 Mercer LLC URL: https://www.mercer.com/content/dam/mercer/attachments/europe/uk/European-%20Asset-Allocation-Survey-2015-Mercer.pdf(дата обращения08.2017)
  10. Fraher J. The Pessimist’s Guide to 2017 / J.Fraher, F. Krause-Jackson, M. Rojanasakul. Bloomberg December 5 2016 URL: https://www.bloomberg.com/graphics/pessimists-guide-to-2017/(дата обращения08.2017)
  11. Gerber J.J. et al. /Gerber J.J., Macionis L.M.. Toronto: Pearson Canada. 2010, 460 р.
  12. Global Wealth Report Research Institute Thought leadership from Credit Suisse Research and the world’s foremost experts. 2015 64р.   URL: https://publications.credit-suisse.com/tasks/render/file/?fileID=F2425415-DCA7-80B8-EAD989AF9341D47E(дата обращения 05.08.2017)
  13. Gordon R. J. Is U.S. Economic Growth Over? Faltering Innovation Confronts the Six Headwinds [Electronic document]. NBER Working Papers National Bureau of Economic Research, Inc. 2012 URL: http://ideas.repec.org/p/nbr/nberwo/18315.html(дата обращения08.2017)
  14. Hellevig J. Studie der Awara Group uber das reale wachstum des nettoverschuldungs-bip //Awaragroup, 21.10.2014 URL: http://www.awarablogs.com/group/index.php/easyblog/entry/studie-der-awara-group-uber-das-reale-wachstum-des-nettoverschuldungs-bip(дата обращения08.2017)
  15. Hudson et al. The Short Guide to Social Policy./ J. Hudson, S. Lowe, S. Kuhner. Policy Press 2008. 176 p
  16. King D. Grave New World: The End of Globalization, the Return of History Yale University Press. 2017. 288 р.
  17. Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions.  University of Chicago Press, 1962. 226 р.
  18. Midgley J., Livermore М. The Handbook of Social Policy SAGE Publications, 2009. 606 р.
  19. Pierson C. Late Industrializers and the Development of the Welfare State, United Nations Research Institute for Social Development, Social Policy and Development Programme Paper Number 16, UNRISD.  Geneva, 2004. 86 p.
  20. Piketty T. Capital in the Twenty-First Century / translated from the French by A.Goldhammer . Belknap Press. Harvard University Press. 2014. 685 p.
  21. Porter L.W. A study of Percieved Need Satisfaction in Bottom and Middle Management Job / L.W. Porter // Journal of Applied Psychology. Vol. 45. P. 1-10.
  22. Preparing for the future of artificial intelligence . Executive Office of the President of National Science and Technology Council Washington, 2016 D.C. 20502 URL: https://www.whitehouse.gov/sites/default/files/whitehouse_files/microsites/ostp/NSTC/preparing_for_the_future_of_ai.pdf(дата обращения08.2017)
  23. Quality of Life Index for Country 2017 Numbeo URL: https://www.numbeo.com/quality-of-life/rankings_by_country.jsp(дата обращения08.2017)
  24. Roberts Р. С. Washington Has Been At War For 16 Years: Why? Institute for Political Economy, 2017. URL: http://www.paulcraigroberts.org/2017/06/29/washington-war-16-years/http://www.paulcraigroberts.org/2017/06/29/washington-war-16-years/(дата обращения08.2017)
  25. Social Policy in Times of Austerity — Global economic crisis and the new politics of welfare. Edited by K. Farnsworth and Z. Irving. Policy Press 2015 340 р.
  26. The List of OECD Social Indicators. Paris: OECD, 1982. 131 p.
  27. The State Pension Funding Gap: 2015 . Market volatility deepens the divide between assets, liabilities  April  14 p.  // The Pew Charitable Trusts,   URL: http://www.pewtrusts.org/~/media/assets/2017/04/psrs_the_state_pension_funding_gap_2015.pdf(дата обращения 05.08.2017)
  28. Tost D. Looking to Germany to Protect the World Order. Global Handelsblatt June 2017 URL: https://global.handelsblatt.com/politics/looking-to-germany-to-protect-the-world-order-779939(дата обращения 05.08.2017)
  29. US National Security Strategy February 6, 2015 URL: http://nssarchive.us/wp-content/uploads/2015/02/2015.pdf(дата обращения08.2017)
  30. Vanham Р.Global Pension Timebomb: Funding Gap Set to Dwarf World GDP World Economic Forum 26 May 2017 URL: https://www.weforum.org/press/2017/05/global-pension-timebomb-funding-gap-set-to-dwarf-world-gdp/(дата обращения08.2017)
  31. World Development Report 2015: Mind, Society, and Behavior The world bank URL: http://www.worldbank.org/en/publication/wdr2015(дата обращения08.2017)
  32. World Employment and Social Outlook: Trends   The International Labour Organization (ILO) URL:  http://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/—dgreports/—dcomm/—publ/documents/publication/wcms_443480.pdf(дата обращения 28.07.2017)
  33. World Employment and Social Outlook: Trends 2017 The International Labour Organization (ILO) URL: http://www.ilo.org/global/publications/books/forthcoming-publications/WCMS_537153/lang—en/index.htm(дата обращения07.2017)
  34. Zach Bikus. Ukrainians’ Life Ratings Sank to New Lows in 2015 // Gallup, January 4, 2016 URL: http://www.gallup.com/poll/187985/ukrainians-life-ratings-sank-new-lows-2015.aspx?g_source=Ukraine+2016&g_medium=search&g_campaign=tiles(дата обращения08.2017)
  35. Айвазян С.А. Россия в межстрановом анализе синтетических кате­горий качества жизни населения. Часть I. Методология анализа и пример ее применения / С.А. Айвазян // Мир России. Т. X, № 4.  С. 59-96.
  36. Бобков В.Н. Психологическая и экономическая составляющие категории качества и уровня жизни // Психология в экономике и управлении. № 2(4). С. 52-58.
  37. Гаврилова Т.В. Принципы и методы исследования качества жизни населения / Т.В. Гаврилова // Технологии качества жизни.   Т. 4, №2.С. 1-11.
  38. Катасонов В. Пенсионные фонды США: смерть или радикальная мутация? 09.07.2017 URL: https://www.fondsk.ru/news/2017/07/09/pensionnye-fondy-ssha-smert-ili-radikalnaja-mutacia-44291.html(дата обращения 05.08.2017)
  39. Косинский П.Д. Управление качеством жизни населения региона: системный подход / П.Д. Косинский. Красноярск : Изд-во Краснояр. гос. ун-та, 2004.  212 с.
  40. Михеев А. С. Развитие методического инструментария управления качеством жизни населения региона: дисс. … к.э.н. Санкт-Петербург 188 с.
  41. Нагимова А. М. Социологический анализ качества жизни населения: регио­нальный аспект. Казань: Казан, гос. ун-т, 2010.  306 с.
  42. Назарбаев Н.А. Социальная модернизация Казахстана: Двадцать шагов к Обществу Всеобщего Труда (10 июля 2012 года)// ИС Параграф, URL: http://online.zakon.kz (дата обращения 09.08.2017)
  43. Новый взгляд на роль государства в XXI веке: правительства должны иначе строить свою работу, чтобы добиваться бóльших результатов меньшей ценой. Pricewaterhouse Coopers. 10 февраля 2011 г.  Пресс-релиз URL: https://studydoc.ru/download/4092310(дата обращения 05.08.2017)
  44. Нугаев P.M. Качество жизни в трудах социологов США / P.M. Нугаев, М.А. Нугаев // Социол. исслед.   № 6.  С. 100-105.
  45. Рейтинг качества жизни в странах мира. Гуманитарная энциклопедия [Электронный ресурс] // Центр гуманитарных технологий, 2016 URL: http://gtmarket.ru/ratings/quality-of-life-index/info(дата обращения08.2017)
  46. Рейтинг регионов РФ по качеству жизни РИА Рейтинг 2016 URL: http://vid1.rian.ru/ig/ratings/life_2016.pdf(дата обращения 07.08.2017)
  47. Сергеева Ю.В. Управление качеством жизни населения региона на основе его оценки и прогнозирования (на примере Нижегородской области): Автореф. дис….к.э.н. Нижний Новгород 2008. 24 с.
  48. Спиридонов С. П. Индикаторы качества жизни и методологии их формирования // Вопросы современной науки и практики. Университет им. В.И. Вернадского.   № 10-12(31).  С. 208-223
  49. Стратегия экономической безопасности Российской Федерации на период до 2030 года утверждена Указ Президента Российской Федерации от 13 мая 2017 года №208 URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=LAW&n=216629&fld=134&dst=1000000001,0&rnd=0.5875449984499709#0(дата обращения 29.07.2017)
  50. Указ Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 года N 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» URL: https://rg.ru/2015/12/31/nac-bezopasnost-site-dok.html(дата обращения 25.07.2017)